Страница 22 из 97
— Убийца хренова, — летит вдогонку.
Я полощу рот водой, когда в зеркале появляется отражение Игоря.
— Одного не могу понять, — опирается о дверной косяк он. — Почему вы так любите подонков?
— Кто мы?
— Женщины. Почему бросаете хороших парней ради отморозков, живете с садистами, и, даже когда уходите, продолжаете им подчиняться?
— Никому я не подчиняюсь.
— Да, а почему тогда возвращаешься к нему среди ночи?
— Ни к кому я не возвращалась! — поворачиваюсь к Игорю и по привычке встряхиваю руками. Брызги каплями оседают на его джинсах. — Я пришла, чтобы найти улики.
— Какие улики? — снимает со змеевика полотенце и прикладывает к мокрым пятнам он. — Ты что, новоиспеченный Шерлок Холмс?!
— Нет, я Дина Паукова. А ты, вместо того чтобы кричать на меня, лучше бы помог!
— С какой это стати?
— С той же, с которой спросил, откуда у меня синяки, насильно притащил к себе в дом, впихнул в ванную и напоил. Сто раз уже мог бы позвонить в полицию или просто пройти мимо.
— Я только пытался вдолбить в твою голову, что за садист Олег!
— Думаешь, я этого еще не поняла? — поворачиваюсь к Игорю разбитым глазом. — Не учи меня жить, лучше помоги материально.
— Тебе нужны деньги? — вздыхает он и присаживается на край ванны.
— Нет, — сажусь рядом. — Деньги я взяла взаймы у лучшей подруги. Мне нужно укрытие.
— Так отсидись у подруги. В чем проблема?
— Не могу. К ней уже приходили полицейские. Если я вернусь, меня схватят.
— Вот и хорошо. Расскажешь ментам, как все было.
— Кто мне поверит? Я сама не знаю наверняка, какое отношение имею к убийству.
— А если спрячешься в моем доме, узнаешь?
— Сделаю все, чтобы узнать. Пожалуйста, — я соединяю ладони в молитвенном жесте, — дай мне шанс разобраться, виновата я в Катиной смерти или нет. Если сейчас меня поймают и посадят в тюрьму, я всю жизнь буду считать себя убийцей.
— Вот что, — отводит глаза он, — утро вечера мудренее. Сегодня можешь переночевать у меня, а завтра решим, как быть дальше.
Игорь стелет мне на диванчике в комнате, задуманной, как столовая. Судя по слою пыли на обеденном столе, им уже давно никто не пользуется. Спинки стульев, похоже, заменяют коту когтеточку. Не снимая халата, я ложусь под одеяло. Игорь щелкает выключателем и, выйдя из комнаты, оставляет дверь приоткрытой. Так всегда делала мама, чтобы в комнату пробивался свет, и я не боялась спать одна. В мягком полумраке на душе становится тепло. Веки сами собой опускаются. Дыхание становится медленным и глубоким.
Из дремоты меня вырывают скрип двери и звук шагов. Я вздрагиваю и открываю глаза. Проникающий из распахнутой двери свет очерчивает силуэт входящего. В низенькой округлой фигурке я безошибочно узнаю падчерицу. Катя неторопливыми шагами приближается к кровати. Из-за бьющего в глаза света мне не удается различить ее лица, но я не сомневаюсь, что передо мной мертвый ребенок. Катя совсем близко, от ее ледяного дыхания по коже пробегают мурашки. Привычным движением она разворачивается на каблучках и садится ко мне на колени. Ручки обхватывают плечи и Катя, жалобно хныча, как будто у нее разболелся животик, начинает покачиваться. Стараясь не шевелить ногами, я поднимаюсь на локтях и тянусь к малышке. Мне хочется прижать ее к себе, пожалеть, но стоит Кате повернуться ко мне лицом, как руки сами собой отдергиваются, и я в ужасе откидываюсь на подушку. Из огромной дыры в центре Катиного лба вытекают кровавые сгустки. Я зажмуриваюсь, а Катя продолжает покачиваться у меня на ногах. Тело немеет, не удается пошевелить даже пальцем. В груди холодеет от мысли, что мне уже никогда не сдвинуться с места. Холод разливается по животу, перетекает в руки и ноги, поднимается по шее. В ужасе я открываю глаза.
В комнате светло. У меня на коленях вылизывается кот. Я медленно выдыхаю и осматриваюсь. Из-за спинки дальнего стула высовывается затылок с каштановыми завитками волос. Такими же, как на фотографиях с последнего Катиного Дня рождения. Когда-то тетя Женя, библиотечный сторож, объяснила мне, что говорить «последний День рождения» — плохая примета, надо называть его «крайний». На этот раз я не ошиблась. Пятилетие — последний День рождения в Катиной жизни, а значит, ребенка, сидящего на стуле, не существует.