Уроки милосердия

— Я это знала, — признаюсь я.

Лео качает головой, как будто не может выразить свои чувства словами. Я вижу, что он смущен.

— Это меня не касается, — наконец произносит он и торопится к машине.

Он прав. Его это совершенно не касается. Он не знает, что значит любовь для такой, как я. У меня есть три пути: 1) страдать в одиночестве; 2) быть женщиной, которой изменяют; 3) быть той, с которой изменяют.

— Эй, — кричу я, догоняя Лео, — у тебя нет права меня судить! Ты ничего обо мне не знаешь.

— Если честно, я знаю о тебе многое, — возражает Лео. — Я знаю, что ты смелая. Настолько смелая, что позвонила мне в контору и открыла шкатулку с кошмарами, которая могла бы всю твою жизнь оставаться закрытой. Знаю, что ты любишь бабушку. Знаю, что сердце у тебя такое большое, что ты мучаешься, размышляя, сможешь или нет простить человека, совершившего смертный грех. Сейдж, ты выдающаяся во многих смыслах, поэтому должна меня извинить, если я несколько разочаровался, когда узнал, что ты не такая белая и пушистая, как я думал.

— А ты? Разве ты не совершал ошибок? — ввязываюсь я в бессмысленный спор.

— Совершал. И немало. Но я не возвращался и не наступал на одни и те же грабли.

Не знаю почему, но разочарование Лео ранит меня больнее, чем неожиданная встреча с Адамом и Шэннон.

— Мы расстались, — объясняю я. — Все слишком запутано.

— Ты все еще его любишь? — спрашивает Лео.

Я открываю рот, но не издаю ни звука.

Мне нравится чувствовать себя любимой.

Мне не нравится знать, что я всегда буду на втором месте.

Мне нравится, что иногда, когда я грущу, я не одна.

Мне не нравится, что такое происходит нечасто.

Мне нравится, что я не должна перед ним отчитываться.

Мне не нравится, что он не отчитывается передо мной.

Мне нравится быть рядом с ним.

Мне не нравится, когда его нет рядом.

Я молчу, и Лео отворачивается.

— В таком случае все предельно ясно, — говорит он.

Ночью я сплю так, как не спала уже много месяцев. Не слышу, как звонит будильник, и просыпаюсь только от телефонного звонка. Я сажусь и хватаю мобильный, ожидая услышать голос Лео. После вчерашней ссоры он был со мной предельно вежлив, но установившиеся приятельские отношения исчезли. Когда он вез меня домой, то говорил исключительно о деле, о том, что будет, когда он получит посылку с фотографиями.

Наверное, оно и к лучшему — относиться к нему как к коллеге, а не как к другу. Я только не могу понять, как могла потерять то, чего вообще не имела.

По-моему, мне приснилось, что я перед ним извиняюсь. Хотя не уверена, что понимаю, за что именно.

— Я хотела поговорить с тобой о вчерашнем, — выпаливаю я в трубку.

— Я тоже, — на другом конце провода отвечает Адам.

— Ой, это ты!

— Не слышу радости в голосе. Я все утро с ума сходил и еле выкроил пять минут, чтобы тебе позвонить. Кто этот парень?

— Ты шутишь, да? Ты не можешь обижаться, что я пошла поужинать с кем-то другим…

— Послушай, я знаю, ты злишься. И помню, что ты настаивала, чтобы какое-то время мы были врозь. Но мне не хватает тебя, Сейдж. Я хочу быть только с тобой! — уверяет Адам. — Все не так просто, как ты думаешь.

Я мгновенно вспоминаю разговор с Лео.

— Откровенно говоря, все предельно просто, — возражаю я.

— Если ты пошла с Лу…

— С Лео.

— Не важно… чтобы привлечь мое внимание, твоя хитрость сработала. Когда мы снова увидимся?

— Как я могла пытаться привлечь внимание, если даже не знала, что у вас с женой свидание?

Поверить не могу, что у Адама такое самомнение! С другой стороны, он всегда думал только о себе.

В телефоне раздается писк — вторая линия. Я узнаю номер мобильного Лео.

— Мне пора, — говорю я Адаму.

— Но…

Я отключаюсь и понимаю, что всегда первая звонила Адаму. Неужели я стала привлекательной, потому что перестала быть доступной?

А если так, стоит ли говорить о моем к нему отношении?!

— Доброе утро!

У Лео хрипловатый голос, как будто ему нужно выпить чашечку кофе, взбодриться.

— Как спалось? — интересуюсь я.

— Как может спаться в гостинице, заселенной одиннадцатилетними девочками, которые приехали на чемпионат по футболу? У меня под глазами впечатляющие темные круги. Но есть и позитивный момент — теперь я знаю все слова новой песни Джастина Бибера.

— Могу представить, как это пригодится тебе в работе.

— Если, когда я запою этот сингл, бывшие военные преступники не сознаются, даже не знаю, какие еще пытки к ним применять.

Он говорит так… как говорил до того момента, когда мы вчера случайно наткнулись на Адама. Этому я почему-то невероятно обрадовалась — хотя не хочу задумываться почему.

— По словам портье этой роскошной гостиницы «Мариотт», который, по-моему, нарушает закон о детском труде, почту привозят в начале двенадцатого, — сообщает Лео.

— А мне пока чем заняться?

— Не знаю, — отвечает Лео. — Прими душ, накрась ногти, почитай журнал «Пипл», посмотри романтическую комедию… Я именно этим и собираюсь заняться.

— И на это уходят деньги налогоплательщиков, мои десять долларов…

— Ладно-ладно, почитаю тогда «Ю-Эс Уикли».

Я смеюсь.

— Я серьезно.

— Позвони бабушке, спроси, готова ли она к нашему визиту. А потом, если действительно хочешь сделать что-нибудь полезное, навести Джозефа Вебера.

Я чувствую, как сжимается горло.

— Одна?

— А разве раньше ты навещала его в компании?

— Нет, но…

— Сейдж, чтобы выстроить дело, понадобится время. А значит, Джозеф должен верить, что ты продолжаешь размышлять над его просьбой. Если бы я не приехал, ты бы пошла к нему?

— Возможно, — признаюсь я. — Но это было до того… — Голос мой обрывается.

— До того, как ты узнала, что он нацист? Или до того, как поняла, что на самом деле это означает? — Сейчас он говорит серьезно, без всяких шуток. — Именно поэтому ты должна продолжать притворяться. Потому что знаешь, что на кону.

— А что мне ему говорить? — спрашиваю я.

— Ничего, — советует Лео. — Пусть говорит Джозеф Вебер. Посмотрим, не упомянет ли он какую-нибудь деталь, которая совпадает с рассказом твоей бабушки. Или о которой мы могли бы у нее спросить.

И лишь повесив трубку, уже стоя под струями горячей воды в душе, я понимаю, что у меня нет машины. Она до сих пор в ремонте — ждет, пока ее починят после аварии, — а до дома Джозефа пешком далековато. Я вытерлась полотенцем, высушила волосы, надела шорты и футболку, хотя готова побиться о заклад, что Лео опять будет в костюме, когда появится у меня на пороге. Но если, по его собственным словам, внешний вид — это часть игры, я должна надеть то, что обычно надеваю, когда иду к Джозефу.

В гараже я нахожу велосипед, на который в последний раз садилась, когда училась в колледже. Шины спущены, но я «откапываю» ручной насос, чтобы немного их подкачать. Потом быстро взбиваю тесто и пеку кексы, посыпанные крошкой из песочного теста. Еще горячими заворачиваю их в фольгу, аккуратно укладываю в рюкзак, сажусь на велосипед и еду к дому Джозефа.

Когда я взбираюсь на холмы Новой Англии, сердце бешено колотится, а я размышляю над тем, что рассказала вчера бабушка. Вспоминаю историю детства Джозефа. Эти истории — два скорых поезда, мчащихся навстречу друг другу. Столкновение неизбежно. Я не в силах их остановить, да и помешать этому не могу.

К дому Джозефа я подъезжаю вся в поту и тяжело дыша. Он видит меня и обеспокоенно хмурится.

— С вами все в порядке?

Провокационный вопрос.

— Я приехала на велосипеде. Машина в ремонте.

— Что ж, — говорит он, — я рад вас видеть.

Надо было остаться дома!

Но я гляжу на морщины Джозефа, и они разглаживаются прямо на глазах — и вот передо мной решительный подбородок начальника лагеря, который воровал, лгал, убивал. Я понимаю, что, по иронии судьбы, он получил то, на что надеялся: я верю в его историю. Верю настолько, что не могу стоять — меня вот-вот стошнит.