Страница 92 из 95
— Хе! Испугался, конязь. Тогда я возьму в твоем городе столько золота, сколько увезут наши кони, и столько урусских красавиц, сколько захотят мои воины.
Святополк в знак согласия склонил голову…
Орда вырвалась из Дикой степи; орда несется по Русской земле, сметая все на своем пути. Горит Переяславль, горят села и деревни. Князь Святополк ведет печенегов на Киев…
С кургана Пров оглядывает степь. Поросшая высокой травой, она изобилует птицей. Вот высоко потянулись лебеди, а с ближней тихой речки снялась стая уток, со свистом пролетела над Провом. Хорошо ему и спокойно в степи, и не знает он, что уже несется от дозора к дозору тревожная весть.
Оглянулся Пров назад. Внизу, под курганом, гридни его десятка уселись у костра, едят. Здесь же пасутся их нерасседланные кони. Потом снова посмотрел Пров вдаль и вдруг увидел, вершник коня нахлестывает, гонит во весь дух. Не успел Пров товарищей позвать, как конник будто сквозь землю провалился. Пров догадался, под всадником конь загнанный пал. Махнув рукой сидевшим у костра гридням, он поскакал навстречу спешившемуся.
Тот уже поднялся, бежал навстречу с криком:
— Печенеги всей ордой в дне пути!
Подоспел десятник, приказал Прову:
— Не медли, скачи в Киев к воеводе Александру!..
В полночь добрался Пров до города, проскакал, будоража собак, по безлюдным улицам. У подворья воеводы забарабанил в калитку рукояткой меча.
Сонный сторож высунул голову в смотровое окошко:
— Чего стук поднял?
— Пусти к воеводе, печенеги идут!
Отворилась широкая калитка, и Пров, передав сторожу коня, вбежал на крыльцо…
Воеводу Александра поднял с постели. Выслушав Прова, сказал:
— Ступай в гридницу, передохни! — а сам поспешил к Ярославу.
В княжьих хоромах темень, у дверей бодрствуют караульные гридни. Один из них мигом вздул огонь, зажег свечу, проводил воеводу к княжеской опочивальне.
Попович переступил порог, Ярослав не спал. Лежа на узком ложе, читал. Услышав скрип отворяемой двери, отложил книгу, сел:
— Что стряслось, воевода?
— Печенеги к Киеву подходят. Святополк ведет Боняка.
В тишине слышно, как в хоромах, не умолкая, поет сверчок, на крепостных стенах перекликаются дозорные. Наконец Ярослав спросил:
— Успеем изготовиться и встретить печенегов на пути?
Александр, видно, ждал этого, ответил сразу:
— Времени мало, да ко всему страшна орда, когда идет валом в такой силе. Может, и одолеем Боняка, коли выйдем навстречу, но и своих положим немало.
— Что предлагаешь, воевода? — спросил Ярослав. — Не ждать же, пока Боняк нас в крепости закроет и все окрест пограбит и пожжет, а после уйдет безнаказанно. Либо еще чего хуже, приступом город возьмет. Эк, не вовремя послали большой полк под Червень на Казимира.
Александр перебил Ярослава:
— А что, ежели ты, княже, с полком левой руки и викингами затворишься в крепости, а я к рассвету уведу полк правой руки и засадный из города и укроюсь тайно от Боняка и Святополка неподалеку. Орда с ходу ударится о стены киевские и рассыпется, к осаде начнет готовиться. Тут мы на второй день с восходом солнца и навалимся на них, а ты, княже, отворяй ворота и бей им в спину. Не удержатся печенеги.
— В таком разе поспешай, воевода.
Орда город осадила. Киевляне едва успели за крепостными стенами укрыться, ворота затворить.
Рассыпались печенеги по Подолу, хоромы и избы обшаривают, жгут. Смотрят горожане со стен, как их дома горят, степняков проклинают. Бабы плачут, грозят печенегам.
Боняк остановил коня от города дальше, чем на полет стрелы, жадно смотрит на Золотые ворота. Заманчиво блестят створки на солнце. Пощелкал языком:
— Це, це!
Святополк в душе глумится над ханом. Пусть думает, что медные пластины на воротах золотые.
На стене узнали Святополка, закричали:
— Окаянный!
— Братоубивец!
Святополк повернулся к Горясеру:
— Вот вишь, боярин, вы с Путшей злодеяния творили, а на меня вина пала.
Стрела, пущенная со стены, не долетев, воткнулась в землю, закачалось белое оперение.
Погрозил Святополк кулаком, разразился ответной бранью.
— Эй вы, изменщики, почто приняли хромца Ярослава? Отдам всех хану, он вас отгонит в Корсунь на невольничий рынок!
Боняк рассмеялся:
— Верно сказываешь, конязь Святополк. — Позвал тысячников: — Пусть воины вяжут лестницы, засыпают ров. Завтра мы возьмем Киев. Я исполню завет моего отца. — А про себя подумал: «Хорошо, когда урусские конязья дерутся между собой, как голодные собаки».
Повернув коня, Боняк шагом поехал от города к высокому берегу Днепра. Там воины уже поставили ему шатер…
Закутавшись в теплый стеганый халат, чутко дремлет хан. Ветер колышет край полога шатра, доносит дым перегоревшего костра, окрики караульных печенегов.
У костров спит одна половина орды, а другая половина бодрствует, готовая каждую минуту оказаться в седле и начать бой…
Дремлет хан Боняк, а лесными тропами, ведя коней в поводу, возвращались к Киеву полки воеводы Александра. Из уст в уста передавали гридни слова воеводы: «Идти скоро, но поелику бесшумно, дабы печенеги не прознали прежде времени».
Пров ступал легко, ноги не замечали устали. На ходу достал из притороченной к седлу сумы ломоть ржаной лепешки, протянул коню. Теплые и мягкие губы лошади щекотали ладонь.
Неожиданно передние приостановились и дальше уже идут медленно, осторожно. Лес становится все реже и реже и наконец заканчивается. Издалека слышна чужая печенежская речь. Волчьими глазами мерцают костры.
Кровь приливает к вискам Прова, хмельно будоражит. Он крепче сжимает повод, садится верхом и пробует рукоять меча.
Полки бесшумно строятся, разворачиваются, ждут рассвета.
Ночь близилась к концу. Гасли звезды. На чьем-то подворье пропел, захлопал крыльями петух. Ему отозвались другие.
Ярослав прохаживался от одной сторожевой башни к другой, подбадривал народ, a самого не покидала мысль, проведет ли незаметно воевода Попович полки? Не доведи Бог, заметят печенеги да первыми ударят, пока воевода не изготовился. Тогда быть беде…
Небо поблекло, потянуло утренней свежестью. Подошли, бряцая оружием, бояре киевские и ярл Якун. Ярослав спросил:
— Все ли на местах?
— Ждем, княже, — ответили бояре.
— Нам с вами, бояре, вести полк левой руки, а те, ярл Якун, выступить вслед за нами. — И, подняв голову, Ярослав закончил: — Теперь скоро…
На стену поднялся староста кузнецов. Крепкий, плечистый, огнем горна обожженный. Кожаный кафтан в медных пластинах. Разглядев князя, вразвалку направился к нему.
— Дозволь, княже, и нам, кузнецам, за ворота выйти, топорами помахать. Все польза от нас будет.
Ярослав положил руку ему на плечо:
— Спасибо тебе, Микула, и всему кузнечному людству. Но нельзя всем город покидать, кому-то надо стены и ворота стеречь, чтоб печенеги, чего доброго, нашей оплошностью не воспользовались и в крепость не ворвались. Так что уж вам стоять здесь накрепко. Да коли увидите, что у нас неустойка получилась и отходим мы, готовьтесь. Впустивши полки, ворота затворить и первый натиск печенегов отразить.
— Ну, разве так, — согласился староста.
Его слегка прервал шум и гомон в печенежском стане. Ярослав кинулся к краю стены.
— Смотри, княже, к лесу, — радостно закричал отрок. — Никак, наши!
Серело быстро. Ясно различимо вдалеке двигалась на печенегов русская конница.
— Они, — облегченно вздохнул Ярослав. — Теперь пойдем, бояре, и ты, ярл Якун, наш черед наступает.
— Хан, пробудись! — откинув полог, в шатер вбежал один из тысячников. — Урусы из лесу вышли!
Боняк подхватился. От сна не осталось и следа. Закричал, гневно затопал босой ногой:
— Проглядели! Головы рубить караульным!
Скинул халат, вбежавший печенег надел на него броню, натянул сапоги. Выскочив из шатра, Боняк, несмотря на годы, легко взлетел в седло. Окинув взглядом становище, понял, с русскими бьется та половина орды, что бодрствовала. Остальных надо собирать как можно быстрее и бросать в сражение. Сердито крикнул тысячному: