Соборная площадь

— Совет хочешь? — после некоторого раздумья усмехнулся ваучерист.

— Какой?

— Купи «пушку». У меня в кармане, как, наверное, у многих, заточка из напильника. А у Михалыча в прихожей ружье двуствольное в прихожей висело. Но знай, нападают сзади, без предупреждения. Михалыч открыл дверь на звонок, ему в морду прыснули «Черемухой» из баллончика и пошли шерстить. А теперь подумай, помогут ли нам заточки с ружьями…

Безнадежно хмыкнув, ваучерист зло сплюнул и пошел по направлению к главному входу в рынок. Некоторое время я бессмысленно водил глазами вокруг, пережевывая сказанное парнем, который был покруче многих из нас. Наконец пришел к выводу, что заточки и «пушки» спасут лишь в том случае, когда нападать будут спереди. То есть, намерения противника станут явными. Какой же дурак начнет действовать именно так. В наше время даже законченный алкаш норовит отоварить ящиком по башке сзади. Прошли эпохи кулачных боев стенка на стенку на Москва-реке, когда шли на противника лоб в лоб. Теперь норовят укусить со стороны задницы, да побольней.

Кто-то крепко хлопнул меня по плечу, заставив невольно вздрогнуть. Я быстро обернулся. Как ни в чем ни бывало, Аркаша перекинул сумку с плеча на крутое пузо, вытащил из нее табличку.

— Тебе, что, делать не хрена? — вскинулся я.

— А что! Я только подошел, — невинно заморгал тот ресницами.

— Михалыча снова кинули, — гася раздражение, сообщил я. — На триста ваучеров, прямо в собственной квартире.

С лица Аркаши мгновенно сползло благодушное настроение. Почмокав полными губами, он полез в карман за носовым платком. Наконец спросил:

— Когда?

— Не знаю, наверное, вчера, ближе к вечеру. Если бы раньше, мы были бы уже в курсе дела.

— А кто сказал?

— Ваучерист с центрального прохода. Только что подходил.

— Это который с ним рядом работает? Высокий такой, белобрысый.

— Он самый.

— Дела… — Аркаша вытер платком потное лицо и шею. — Я уже стараюсь уходить в два — три часа дня.

— Какой толк, в тот раз его отоварили в обед в центре города.

— Все равно, народу вокруг побольше, на помощь можно позвать. А помнишь, как мы бегали по всему городу с полными сумками денег? Ваучеры сдадим в «Донкомбанк» или в «Ростсоцбанк» и обратно на базар, — он засунул платок в карман, бросил взгляд на бегущую мимо толпу. — Жалко Михалыча, в который раз его.

— Ты лучше подумай, как их вычислить, этих педерастов, — зло оборвал я его признания в сочувствии.

— Бесполезно. Они в толпе, понимаешь? А мы все в своих мыслях, оглянуться некогда.

— Но заточку носишь, — усмехнулся я. — Кстати, тоже бесполезную, потому что эти мрази подскакивают сзади и бьют либо по затылку, либо в висок, чтобы наверняка.

— Почему бесполезную? Не бесполезную, — вспыхнул спичкой Аркаша. — Если устою на ногах, то всажу, без сомнений, по самую рукоятку. Даже не задумываясь о последствиях, потому что это нападение, грабеж. Любой суд оправдает. Я действовал в целях самообороны, понял? И в подъезд никогда не вхожу один. Осмотрюсь, подожду кого из соседей, тогда иду. Семейный подряд, вон, ходит кодлой. Как бы здесь ни поскубались, а домой вместе.

— Правильно делают, — буркнул я. Отойдя от запыхтевшего самоварным жаром Аркаши, прислонился к углу еще не открывшегося «комка». Издалека бросил. — Они видят, что мы одиноки, что защиты ни от кого, даже от ментов не дождешься, поэтому истребляют как мамонтов. Чхать они хотели на твои заточки. Они уже носят с собой «пушки».

— За пушку можно схлопотать, — по инерции огрызнулся Аркаша.

Я промолчал. Подошедшая хохлушка бойко завела торговлю за купоны… После ее исчезновения работа пошла веселее. До прихода остальных ребят я успел купить и перепродать полтинник баксов, сбагрить добрых две трети пачки купонов, приобрести медный тазик для варки варенья и стать владельцем узкогорлого индийского кувшина, тоже медного. Или латунного, скрытого прозрачным лаком с замысловатым рисунком под ним. А потом подвалили ребята. Тазик показался им слишком маленьким. Скорее, это была посуда для собак. До обеда я пытался продать его, но безуспешно. А вот кувшин понравился всем. После часу дня нарисовался и пропадавший где-то Арутюн, как всегда, «уколотый». Последние месяцы, он, кажется, прочно уселся, на иглу. Пристроившись сзади, закачался взад — вперед с полуприкрытыми бессмысленными глазами.

— Ты не собираешься работать? — обернулся я к нему.

— Нет. Я на мели.

— У тебя только что были бабки.

— Были, неделю назад, — Арутюн поднял отяжелевшие веки, тупо уставился на мое плечо, — Влетел, на три лимона. Но ты молчи, иначе мне здесь не стоять.

— Как влетел? На чем?

Я сразу подумал о наркошах, зачастивших к нему на квартиру. Особенно Коротышка, пацан с третьего этажа, часто докучавший мне в ночь — полночь выпрашиванием димедрола. Это была пренеприятнейшая личность с разноцветными зрачками и вороватыми замашками. Стоило напиться и запустить его в квартиру, как из тумбочки под трельяжем тут же исчезали все таблетки успокаивающего действия, отдельные мелкие вещи, типа серебреных цепочек, крестиков, значков и даже деньги. Однажды я все-таки умудрился поймать его на месте преступления. Зажав тщедушное тело в угол, потребовал признаний. Но он клялся родной матерью и всеми остальными родственниками в том, что и ломанной спички никогда не брал, в то же время, продолжая зажимать в кулаке подаренный мне дочерью маленький серебряный знак зодиака. Он жил один в оставленной ему по наследству умершей бабкой однокомнатной квартире. Пустой, с единственным подобием лежака возле стенки, с раздолбанным туалетом и раскуроченной входной дверью квартиры. Каждую ночь там собирались наркоманы, пугая жильцов громкими стуками, угрозами друг другу, женскими воплями и битьем пустых бутылок. А днем Коротышка тасовался вокруг Арутюна. В конце концов я не выдержал, набил ему морду и спустил с лестницы в подъезде, пообещав проломить череп молотком, если он еще раз вздумает потревожить меня звонком или стуком. Он тоже пригрозил рассчитаться. В горячке я как-то забыл про знак зодиака. А вскоре квартиру накрыла милиция, и Коротышка угодил в тюрьму. Но это произошло позднее, пока же он обхаживал армянина.

— Ты даешь слово, что будешь молчать?

— Слово чести, — поднял я руку вверх.

— На Украине хлопнули, на границе, — Арутюн закурил, выпустил густой клуб дыма. — За наркотиками мотался.

— С Коротышкой?

— Нет, один. При досмотре нашли. Забрали все, еле откупился.

— Но три лимона — сумма, в общем-то, небольшая, — засомневался я. — У тебя было больше.

— Чего теперь вспоминать. Считай, все ушли.

— Как же ты думаешь жить дальше?

— У тетки попрошу, но у нее самой копейки, — он поморщился. — Может, кто из ребят даст, под проценты.

— Вряд ли. Сейчас каждый думает только о себе. Конец приватизации. А тебе и самому пожрать надо, и Джульку кормить, — когда-то, в благословенную пору, Арутюн купил щенка боксера. Теперь маленькая собака превратилась в здоровую суку. — Да и сосед бесплатно держать не будет. Он как-то говорил, что ему надоели твои посетители, и что подыскивает новых квартирантов.

— Знаю, я с ним поругался. С Валеркой, вторым квартирантом, тоже. Ему не верь — вор.

— Почему вор? А с ним из-за чего?

— Этот гаденыш вечно натравливал на меня хозяина. Мол, я ворую, колюсь. А недавно у него пропали перчатки, и он сказал, что украли мои друзья. За друзей я отвечаю, но пришлось заткнуть шакалу глотку несколькими тысячами. Это чистая паскуда, клянусь, он себя еще проявит.

Усмехнувшись в душе, я отвел взгляд в сторону от щуплой фигуры Арутюна, подумав, что все вы — Коротышка, бывший якобы матрос Валера — тоже, в чем душа держится — ты, Арутюн, одним миром мазаны. Месяца три назад именно армянин подставил меня. Выкупив краденое золото, и не сказав об этом ни слова, он дал женский перстенек на продажу. Мол, все равно бегаешь по своим. Буквально через несколько дней пришел человек из милиции. Не моргнув глазом, Арутюн указал, что одно изделие отдал мне. Следователь так и записал, что перстень изъят в моей квартире, и что прятал я его в коробочке на верхней полке книжного шкафа. Здорово тогда пришлось попереживать, сидя на допросах в кабинете с зарешеченными окнами, пока ведущий дело капитан не поверил, что перстень я хотел купить для своей сожительницы и денег за него не отдавал. А потом был суд над вором, учащимся девятого класса средней школы, укравшим золотые украшения у родственников. Если бы знал, у кого армянин выкупил их, руки больше не подал бы. На базаре ваучеристы редко связывались с малолетними акселератами, считая за позор иметь с ними любое дело. Жан Луи Папен однажды хапнул у здоровенного сосунка колечко. Потом, чтобы замять случайную сделку, ему пришлось отвалить в десять раз большую сумму.