Вопреки предсказанию

Добравшись до нужного места, Василий снял гроб с санок и открыл крышку, чтобы проститься. Нина, подавив приступ тошноты, отошла в сторону. Обмывать и переодевать Улиту Василию пришлось самому. Он смотрел на перекошенное от застывшей боли лицо той, которую он считал своей матерью. Мысль о том, что он убийца, истерзала его. Напрасно он уверял себя, что так будет лучше для их ребенка. Вспоминалось, как Улита вела его по дороге, крепко держа за руку. Тогда ее рука казалась ему надежной, потому что он считал ее своей матерью. Ладно, хватит. Взявшись за крышку гроба, он повернулся к Нине, стоявшей поодаль.

— Ты, как я понимаю, проститься не хочешь?

Нина подошла и молча протянула осиновый кол. Василий неожиданно взорвался:

— Неужели ты по-прежнему хочешь, чтобы я это сделал?! Посмотри на нее! Она мертва. Мы убили ее! Она не причинит больше зла.

— Если это не сделаешь ты, сделаю я, — решительно сказала Нина. — Я еще помню, что на этом же кладбище лежит моя мать, чья смерть на ее совести. И я не хочу, чтобы она приходила к нам по ночам и навредила ребенку.

Упоминание о ребенке привело его в чувство. Какой смысл снова спорить? Он знал, что Нина не уступит. Ему придется сделать это. Он взял из ее дрожащих рук собственноручно заточенный кол и еще раз вопросительно посмотрел на Нину. Она кивнула. Поднял кол и с силой вонзил его в Улиту. Тело подпрыгнуло, Нина отшатнулась. «Я убил ее дважды, — промелькнуло у него в голове, — и мне нет прощения».

— Что делать дальше? Кол надо вытащить?

— Нет, давай закопаем с ним. Она должна остаться пригвожденной, — решила девушка.

— А как я, по-твоему, тогда крышку закрою?

Нина понимала, как он, должно быть, ненавидит ее в этот момент.

— Закапывай так, — твердо сказала она. — Иначе в этом не будет смысла.

Василий выругался и на веревках погрузил гроб в могилу. Он стукнулся о дно, и тело чуть подпрыгнуло, вызвав ужас у обоих. Заглянул внутрь: ему показалось, что лицо Улиты исказилось от боли. Бросил взгляд на крышку гроба, лежавшую на снегу.

— Ты можешь меня убить, но я не могу сыпать землю ей на лицо. Я не могу! — он чуть не плакал. — Ведь я считал ее матерью.

— Это не причинит ей никакого вреда. Она мертва.

— Я не буду этого делать! — закричал он. — Закапывай сама, если хочешь. В конце концов, это была твоя идея. Ты пришла к нам в дом бороться с ней. Ты должна быть довольна. Посмотри, она там, мертвая, пригвожденная колом. Ты все еще боишься ее?

Нина молча взяла лопату и, стараясь не смотреть вниз, швырнула в могилу ком промерзлой земли. Возникло ощущение, что она закапывает живого человека. Наверное, Улита наблюдает за ними сверху. Душа присутствует на погребении и очень расстраивается, если с телом обращаются непочтительно. Василий отошел в сторону и достал из кармана фляжку с коньяком. Горячая жидкость обожгла горло. «Прости меня, я оказался плохим сыном. Я убил тебя». Снова отхлебнул коньяку и прислонился к березе, стараясь не смотреть в сторону могилы. Наверно, сейчас впервые чувствовал ненависть к Нине. Она не должна была так поступать.

Лопата была тяжелой, Нина волновалась, что это может повредить ребенку, но Василий вовсе не собирался помогать. Ну что ж, она справится. Вот уже и не видно Улиты. Только осиновый кол торчит из бурой земли. Резкая боль внизу живота заставила ее разогнуться. Нина застонала и, бросив лопату, прислонилась к дереву, схватившись за живот обеими руками.

— Что с тобой? — бросился к ней Василий.

— Болит внизу, — прохрипела она.

Василий усадил Нину на сани, на которых они привезли гроб.

— Я совершенно забыл, что тебе нельзя поднимать тяжести. Мы сейчас поедем домой. Я все закончу. — Василий схватил лопату и, проклиная себя, быстро засыпал могилу землей и сделал небольшой холмик, в который вместо обычного креста воткнул искусственный цветок. Минуту постоял молча, как бы отдавая дань памяти умершей, потом повернулся к Нине, которая сидела на санях.

— Ну, как ты?

— Уже лучше.

— Хочешь, я повезу тебя?

— Ты собираешься везти меня на похоронных санях, — Нина рассмеялась нехорошим смехом, и Василий почувствовал, что у нее может начаться истерика. Им нужно выбраться поскорее из этого ужасного места.

— Хорошо, давай я понесу тебя.

— Нет, не надо. — Нина встала, придерживая рукой низ живота.

— Тебе больно? — Василий заглядывал ей в лицо, словно не он несколько минут назад, равнодушно наблюдал, как она закапывала могилу.

— Немного. Лопата была слишком тяжелой.

— Сам не знаю, что на меня нашло, — сокрушенно сказал Василий. — Я так был зол на тебя за то, что ты хочешь пронзить ее осиновым колом, что забыл о ребенке.

— Ничего. Только бы обошлось.

Ночью у Нины открылось кровотечение. Пока Василий суетился вокруг нее и вызывал «Скорую помощь», она думала, что потеряет ребенка. А может даже и умрет сама. Обе эти мысли не вызывали страха. Похоже, ребенку уготована такая судьба, что ему лучше не рождаться. Нина устало закрыла глаза, чувствуя глубокое равнодушие ко всему на свете. Даже их любовь сейчас показалась ей порочной. «Любила ли я его на самом деле?» — размышляла она. И не принимала ли за любовь желание обладать его телом? Или же это все было следствием давнего приворота, сделанного Улитой? С какого-то момента все пошло наперекосяк, и, несмотря на попытки исправить судьбу, становилось только хуже. Вдруг вспомнился последний разговор с Алексеем, уговаривающим ее спасти свою душу. Если бы она могла молиться, ей было бы легче. Зачем она тогда носит крестик? Только потому что его носил ее отец? Мысли начали путаться, накатывала слабость. Трудно открыть глаза, трудно пошевелить рукой.

Серьезное лицо врача, его шевелящиеся губы, слова, которых она не понимает. Боль отпустила, ее положили на носилки. Рядом шел Василий, его лицо было таким грустным, таким несчастным. Наверно, врач сказал, что она умирает.

Когда за санитарами, увезшими Нину, закрылась дверь, Василий устало опустился на больничную банкетку в холле. Никто не сказал ему, стоит ли ждать, но он и сам не мог уйти. Чувство раскаяния жгло изнутри. Зачем он заставил Нину закапывать могилу? Почему не мог смириться с этим дурацким обрядом, который казался ей таким важным? Какие темные силы снова нахлынули на него, заставив потерять разум? Неужели ему суждено стать таким же, как Улита?

Только бы Нина выжила. Он вспомнил их первую встречу, голубоглазую худенькую девчушку с доброй улыбкой. Никто никогда так не улыбался ему. Его жизнь была слишком мрачной и серьезной. Может быть, в далеком детстве его родная мама улыбалась ему, когда пела песни, укачивая перед сном. Он не знал, сколько он так просидел. Время исчезло. Наконец, белая дверь, отделявшая его от любимой, открылась, и оттуда вышел врач. Василий медленно встал.

— Вы муж Веселовой?

— Да.

Глаза врача были уставшими и грустными. Лицо человека, который чувствует дыхание смерти гораздо чаще других, не может быть иным.

— Мы сделали все возможное, чтобы спасти ее и ребенка. Она потеряла много крови, и теперь только время покажет — справится ее организм или нет.

— Я могу ее увидеть? — спросил Василий.

— Только завтра. Если все будет хорошо, конечно.

— А что же мне делать? — воскликнул Василий. Мысль, что ему придется вернуться одному домой, оставив Нину в больнице, казалась невыносимой.

— Что вам делать?! — врач неожиданно сурово посмотрел на Василия. — Молиться. Все в руках Божьих. Это самое лучшее, что вы можете сделать. Только Бог решает, жить вашей жене или умереть. И только Бог решает: родиться вашему ребенку или нет.

— Молиться?! — переспросил Василий. Он и не ждал ответа на свой вопрос. Слова вырвались сами собой.

— Да, молиться, — повторил врач и, повернувшись к нему спиной, пошел обратно. Когда он скрылся за белой дверью, Василий еще стоял, глядя ему вслед. Молиться?! Да он никогда в жизни не молился и не знает ни одной молитвы.

— Молодой человек, — молоденькая медсестра, сидевшая за столиком, подошла к нему и сочувственно посмотрела в глаза. — Не стоит так переживать. Ваша жена поправится. Врач, который оперировал ее, наш самый лучший хирург. Вам лучше пойти домой и поспать. О состоянии вашей жены вы сможете справиться по телефону утром.