Крючок для пираньи

Мазур затоптался у двери, подумав, что помешал какому-то мимолетному эпизоду тайной войны. Однако Кацуба махнул рукой:

– Проходи, Володя, проходи… Знакомься. У тебя там пива не осталось?

– Увы, – пожал Мазур плечами.

– Не везет, так не везет… – страдальчески сморщился Кацуба.

Выглядел он именно так, как и пристало пьющему доценту после вчерашнего застолья с излишествами и непотребствами – смурной, растрепанный, пришибленный похмельем. На столе царил такой бардак, что Мазуру стало неудобно перед очаровательной незнакомкой. Она, впрочем, курила с безразличным видом, словно видывала и не такие виды.

– Это вот и есть Володя Микушевич, наш главный специалист по погружениям, – сказал Кацуба, весьма натурально содрогаясь в похмельных корчах. – А это – Дарья Андреевна Шевчук…

Мазур украдкой присмотрелся и понял, что не ошибся – ее синяя курточка чуть съехала с плеча, и на бело-красной рубашке явственно выделялась темно-коричневая полоска, ремешок наплечной кобуры…

– Дарья Андреевна, знаешь ли, – замначальника шантарского уголовного розыска, – сказал Кацуба, обеими пятернями скребя растрепанную жиденькую бородку. – А вот так сразу ни за что и не подумаешь…

Рыжая смотрела на него дружелюбно и, можно выразиться, благостно. Мазур поклонился ей, украдкой застегнул пуговицу на джинсах и сел.

– Значит, мы договорились? – спросила рыжая спокойно.

– Ага, – сказал Кацуба. – Мы люди законопослушные и с органами всегда готовы сотрудничать, ежели возникает производственная необходимость… Вас на море не укачивает?

– Не знаю, честно говоря, – ответила она невозмутимо. – Так уж вышло, что на море не приходилось бывать, ни на теплом, ни на холодном…

– Ничего, – утешил Кацуба. – Адмирала Нельсона, по слухам, вовсю укачивало. Тазик ему возле грот-мачты ставили. А может, возле бизань-мачты – история о сем умалчивает. В крайнем случае, можно и за борт травить…

– Учту. – Она поднялась, кивнула обоим: – Значит, вы мне будете звонить… Всего наилучшего, не смею задерживать. Там в буфете пива, кстати, сколько угодно…

У Мазура осталось впечатление, что безобидный вроде бы обмен вежливыми репликами был не лишен подтекста. Едва рыжая незнакомка удалилась, он вопросительно уставился на Кацубу, а тот проворно встал, сунул в кроссовки босые ноги:

– Вова, пойдем-ка пивком затаримся, пока клапана не сгорели…

Однако, оказавшись в коридоре, он свернул не к буфету, а в противоположную сторону – к торцу коридора, к высоченному окну, располагавшемуся на приличном отдалении от их номеров. Несколько квадратиков в массивной темной раме зияли пустотой, и в них с улицы прорывался холодный ветерок.

– Интересные дела, – тихонько сказал Кацуба, пуская дым в ближайшую дырочку. – Только нам Рыжей Дашки и не хватало…

– Она что, я так понял, набивается на судно?

– Совершенно недвусмысленно, – кивнул Кацуба. – Заявилась поутру, как та Афродита из пены морской. Это, геноссе Вова, была столь потрясающая немая сцена…

– Ты что, из ванны голяком выходил?

– Если бы… – фыркнул Кацуба. – Юмор и сюрреализм в том, дружище Микушевич, что мы с ней друг друга прекрасно знаем по Шантарску. Лучше некуда. Я имею в виду, отлично знаем, кто где пашет. Дашка, конечно, твердый профессионал, уважаю, но в первый миг, когда она узрела «доцента Проценко», личико у нее было достойно кисти живописца…

– А ты?

– А что – я? Я ей общеупотребительными жестами дал понять, что при нашей беседе будут присутствовать посторонние слушатели. Поняла, конечно, с маху. И как ни в чем не бывало стала домогаться от питерского гостя, чтобы мы ее взяли в рейс. По служебной необходимости. Пришлось согласиться. А что еще прикажешь делать мирному иногороднему ученому, отнюдь не расположенному ссориться с местными органами правопорядка?

– Значит, они тоже интересуются…

– Ценное наблюдение, – сказал Кацуба. – И сдается мне, абсолютно точное. Что-то есть в этой истории, интересное для них, эта кошка по пустякам не работает.

– Может, они нас и слушают?

– Это вряд ли, как выражался классик, – сказал Кацуба. – Она понятия не имела, что я – это я, ручаться можно. Зачем же им с ходу заниматься мирной экспедицией? Хотя в данной ситуации все возможно. Самое пакостное положение – начало операции, когда ничего толком не ясно… Ладно, пошли-ка, в рамках нашей нехитрой легенды, пивком затариваться.

…Вскоре приехал Гоша Котельников. Предстояла небольшая экскурсия для столичных гостей, каковые дисциплинированно и собрались в полном составе. Шишкодремов привел с собой Сережу Пруткова, уже малость отпоенного с утра пивком, а потому еще более вертлявого, чем в трезвом состоянии, зато лишившегося под влиянием спиртного и подозрительности, и боевого настроя. Он был тихонький, благостный, мотался на сиденье уазика, как кукла, бессмысленно ухмылялся и даже проявил некоторый визуальный интерес к Светиным ножкам, скрещенным у него под носом. Судя по нескольким гримасам, он лихорадочно пытался вспомнить, как ухаживают за женщинами, но так и не вспомнил, похоже. Что до Светы, она держалась с Мазуром так, что всякому постороннему наблюдателю должно было стать ясно, какие отношения связывают эту парочку.

Сначала поехали к морю – оно, как и водится, простиралось серое, морщинистое, холодное даже на вид.

– Безумству храбрых поем мы песню, – прокомментировала Света, закинув ноги на Мазурову коленку. – Как подумаю, Вовка, что тебе туда лезть придется… Ихтиандр бы с тоски повесился.

– Я бы его не осудил… – проворчал Мазур.

Сережа Прутков, украдкой, как ему казалось, созерцавший Светины ножки, открытые съехавшей юбкой на всю длину, решился наконец, явно отыскав в памяти нечто подходящее к случаю:

– Света, и как вас только муж отпустил в такую глушь…

– А у меня мужа нет, – безмятежно ответила она. – Одни любовники. Грустно, правда? Хорошо хоть, трахают на совесть…

Шишкодремов гнусно заржал, как и полагалось его персонажу из комедии масок. Зато Сережа покраснел под бороденкой и на время замолк.

Они ехали вдоль берега еще с километр, потом Гоша остановил машину:

– Достопримечательность номер один.

Это был просто-напросто здоровенный камень, на котором прикрепили небольшую чугунную доску с кратким текстом. Мазур сразу заметил, что вместо прикрепленного когда-то под надписью якорька виднеется свежий скол – какая-то сука отбила, то ли на сувенир, то ли из чистой пакости.

– Да какая это достопримечательность, – проворчал Сережа. – Нашли что смотреть…

Мазур снял с колен Светины ноги, вылез, подняв воротник куртки. Неподалеку бессмысленно метались и орали какие-то серые птицы, порывами налетал ветерок. Он огляделся, но не увидел ни малейших следов когда-то стоявшей здесь береговой батареи – той самой, что тремя жалкими трехдюймовками лупила по линкору «Адмирал Шеер». Где-то на дне, у самого берега, должен лежать тральщик «Кара», пытавшийся поддержать батарею своей вовсе уж убогой пушчонкой. Конечно, парни из кригсмарине в два счета смели батарею главным калибром, им это было нетрудно под прикрытием солидной брони, но все же артиллеристы сделали все, что могли, а Больхен так и не прошел в пролив Вилькицкого. Плохо только, что все кончается бородатыми демократами…

Света, вспомнив о своих сценических обязанностях, вылезла и старательно принялась снимать памятник видеокамерой. Кацуба встал рядом с Мазуром и философски сказал:

– Сик транзит глория мунди… – и подтолкнул локтем: – Вон туда погляди… осторожненько.

Мазур посмотрел в ту сторону, откуда они приехали. Там, не так уж и близко, примерно в полукилометре, виднелось зеленое пятнышко – машина, кажется, «Нива».

– Хвост? – спросил он тихонько.

– Очень похоже, – так же тихо ответил Кацуба. – При здешнем чертовски убогом автомобильном движении такой попутчик что-то подозрительно выглядит… Ладно, в городе проверимся. Пешком погуляем и побачим, что получится…

Он осушил пивную бутылку до дна и в лучших традициях беспамятного туриста, которому наплевать, где пить, зашвырнул ее в море.