Крючок для пираньи

– Ладно, – мрачно сказал Мазур, на миг передернувшись от ощущения облепившей внутри грязи. – Дисциплина превыше всего. А если не получится?

– Получится, – заверил Кацуба. – Баба одинокая, в такой дыре на стенку от тоски полезешь, а ты у нас – экземпляр хоть куда… Если не получится – тогда, конечно, придется по голове, но, разумеется, с максимальной деликатностью…

Они вздрогнули, повернули головы – оказалось, этот звук издал камень, смачно шлепнувшийся в стену. Следом полетел второй, вдребезги разлетелось оконное стекло на втором этаже.

Милиционеры, стряхнув сонную одурь, подскочили к оградке, завертели головами. Кряжистый старшина, стуча дубинкой по железным прутьям, взревел:

– Совсем делать нечего, козлы?!

– Пошли-ка наших уводить, – распорядился Кацуба. – А то, чего доброго, по шее получат, если начнется карусель…

Но до заварушки как-то не дошло – стражи порядка поорали, из толпы вдоволь поматерились в ответ, и восстановилось прежнее положение дел. К Мазуру с Кацубой протолкался благоухающий перегаром Сережа, волоча за рукав высоченного белокурого типа, заорал издали:

– Вова, Миша, все путем! Сейчас поедем к ребятам, ради такого случая все соберутся! Знакомьтесь, это Свен Кристиансен, заграничный коллега! В полном контакте с Европой работаем, мужики!

– Я есть отчен рат! – подтвердил заграничный коллега, улыбаясь во все свои сорок четыре зуба.

Глава шестая

«Зеленая малина» сказала другу «да»…

Трехкомнатная квартира, куда они угодили, была битком набита книгами и защитниками природы – преимущественно мужского пола в разной степени алкогольного опьянения. У этой компании, отметил Мазур, имелось все же одно несомненное достоинство: в нее было чрезвычайно легко врастать. Если только тебя держат за своего, – а их, конечно же, держали. Мигом со всеми перезнакомились (Мазур тут же забыл большинство имен), хлопнули по стаканчику, перемешались. Кацуба с маху собрал вокруг себя наиболее оживленных и принялся им горячо объяснять, что одна из столиц российской демократии, а именно город Санкт-Петербург, конечно же, поможет местным собратьям в их несгибаемой борьбе против злокозненной воещины – для чего, собственно говоря, их могучая кучка сюда и прибыла. Кацубу принимали на ура. Ему, а заодно и случившемуся рядом Мазуру, продемонстрировали священную реликвию – закатанный в пластик листок из блокнота, на котором скачущим почерком психопата было начертано: «Да ну, херня все это…» Оказалось, реликвия являет собою автограф самого Сахарова, с трепетом извлеченный одним из присутствующих из мусорной корзины Верховного Совета в те судьбоносные дни, когда судьба демократии еще висела на волоске.

Когда они воздали должное реликвии, многозначительно и уважительно закатывая глаза, изобразив на лицах благоговейный трепет, шабаш принял несколько более деловой оборот – Сережа, игравший здесь не последнюю скрипку, вывалил на стол груду фотографий и каких-то машинописных листочков. Кацуба, прежде чем во все это углубиться, украдкой толкнул Мазура локтем и показал глазами на кухню. Ничего не попишешь, нужно было работать. Мазур искренне надеялся, что физиономия у него простецкая и веселая – не станешь же отрабатывать перед зеркалом обаятельные улыбки…

Потащился в кухню, как на эшафот. В комнате гомонили, рослый и белобрысый варяжский гость Кристиансен громко обещал поддержку европейского общественного мнения всем здешним начинаниям – для будущего заповедника он уже успел подыскать звучное название «Северная жемчужина».

– Ага, вот и Володя забрел, – обрадованно сказала Света. – Знакомьтесь, это Катя, это Володя. Володя у нас в теории не силен, на него все эти разговоры только тоску наводят. Зато под водой – второй Ихтиандр.

Мазур вежливо раскланялся. Честно говоря, он уже гораздо меньше сетовал на злую судьбу, заставившую выступать в роли суперспецагента-обольстителя, – в жизни Катя оказалась даже симпатичнее, чем на скверной черно-белой фотографии. Чертовски милая женщина, заставлявшая мужские мысли поневоле сворачивать на проторенную дорожку. Судя по тому, как непринужденно общалась с ней Света, они уже успели познакомиться и Света сделала все, чтобы с маху новую подругу обаять.

– Вот Володя нам колбасу и порежет, – как ни в чем не бывало заявила Света. – Он у нас холостяк, а потому хозяйничать привычен.

И, прекрасно маскируя все под пустенькую женскую болтовню, в три минуты успела вывалить Кате кучу полезной информации – что Володя Микушевич золотой мужик, вот только женщин малость пужается по причине врожденной робости, а потому сил не хватает равнодушно смотреть, как прозябает без женской теплоты и участия человек мужественной профессии… В таком примерно ключе. И без предупреждения смылась из кухни под предлогом исполнения профессиональных обязанностей.

– Вы действительно такой робкий? – спросила Катя не без любопытства. – Наши водолазы – нахальней нахального, в себе уверены, как бульдозеры…

– Да глупости, конечно, – сказал Мазур. – Это она так шутит.

– Значит, и вы – как бульдозер?

«А ведь выгорит, – подумал Мазур, ведомый мужским инстинктом. – Кокетство в голосок определенно подпущено».

Самое главное теперь – не держать долгих пауз и развивать наступление. На тесной хрущевской кухоньке разворачивалась старая, как мир, игра – женщина должна была не отпугнуть излишней холодностью симпатичного нездешнего кавалера, но и не позволить ему питать вздорные мысли касаемо своей легкодоступности. Кавалер, со своей стороны, должен был уверить, что он не какой-то там истаскавшийся кобель, не способный пропустить ни одной юбки, что он, старомодно выражаясь, очарован. А еще – что люди они взрослые, удрученные одиночеством, а на дворе вообще-то приближается к самому концу двадцатый век, пуританством отнюдь не грешащий…

Получается. Мазур видел по ее глазам, что у него есть все шансы. И не терзался больше угрызениями совести – прав циник Кацуба, не юную школьницу совращаешь, прекрасно знает, чего хочет, главное – жениться не обещать…

Идиллию эту безбожно нарушил Сережа, ворвавшийся с воплем:

– Где-то тут колбаса была! Ага, вот… А вы что это здесь? В отрыве от демоса?

– А мы тут кокетничаем в отрыве от демоса, – сказала Катя не без вызова, и Мазур окончательно уверился: выгорит…

– И как, получается? – спросил Сережа скорее оторопело.

Катя оглянулась на Мазура, засмеялась и с тем же вызовом отчаянно махнула рукой:

– А вот получается!

«Сука ты, каперанг», – подумал Мазур, многозначительно ей улыбаясь. Сережа таращился на них так, словно впервые вспомнил о существовании у гомо сапиенс двух полов, покрутил головой:

– Ну ладно, колбасу несите. Володя, а ты материалы так и не посмотрел? Пошли-ка!

Мазур, насильно увлекаемый из кухни, успел еще переглянуться с Катей, и оба рассмеялись.

– Ты сюда зачем пришел? – недовольно сказал Сережа. – Работать или хвост распускать? – Судя по амплитуде его колебаний, он успел осушить не меньше пары стаканов, пока Мазур подбирал ключики к сердцу милой женщины. – Воркуете тут…

Мазур пожал плечами:

– Очаровательная женщина. Тоже из ваших?

– Да нет, – досадливо поморщился Сережа. – Надина сестра. Ты же с Надей знакомился? Вот где толковая баба, вся жизнь в экологии, без всяких воркований…

«И ничего удивительного», – подумал Мазур, с брезгливым состраданием разглядывая помянутую Надю, ронявшую пепел с сигареты прямо на стол и что-то громогласно растолковывавшую Кацубе, чуть ли не тыча его носом в загадочный синий график. Остренькая истеричная физиономия, пучок волос, стянутых чуть ли не аптечной резинкой, дерганые жесты, землистого цвета кожа… Б-р-р!

– Родные сестры? – спросил он.

Мазур мысленно передернулся. Надо же, как замысловато любит пошутить природа…

Он покорно уселся за стол. Сережа тут же навалил перед ним гору бумаги – пачку газетных вырезок, продемонстрированных с особой гордостью, фотографии, листки бледных ксерокопий…