Страница 8 из 15
– Мелкие дельцы его разбавят крахмалом или сахарной пудрой, и получится килограммов сто. А это сто тысяч доз по одному грамму или даже больше.
– Давайте деньги прикинем, – Семенов взял со стола счетную машинку и быстро вычислил. – На рынке грамм гарика стоит от пятидесяти до ста долларов, а у оптовиков примерно втрое меньше. Если взять по минимуму и без разбавления, то… – Он пощелкал пальцами по кнопкам, и получилась цифра пять. – В этой статуе пятьдесят килограммов чистейшего героина, и стоят они пять миллионов долларов. – Все посмотрели на Семенова, а он снова взглянул на машинку и все заново пересчитал. Получилась та же сумма.
– Да, а если по ценам черного рынка? – спросил Терещенко.
– Сейчас, – Петрович снова углубился в расчеты и через несколько секунд выдал результат. – Примерно десять миллионов долларов.
Все присутствующие переглянулись, а Терещенко спросил:
– Ты правильно посчитал?
– Да. Умножил пять на два и получилось десять. Ведь оптовая цена ниже рыночной вдвое, и его еще солидно разбавят. Ну, пусть не десять он стоит, а восемь, восемь миллионов долларов стоит наш груз. Но я хочу заметить, что эти деньги распределятся между несколькими оптовиками, а далее между несколькими сотнями мелких покупателей и уже от них попадут на рынок. Значит, Тимур Урусбаев получил бы примерно два миллиона, его оптовый покупатель разбавит наркотик, расфасует его по килограмму или по полкило и продаст средним оптовикам, а те, в свою очередь, еще раз разбавят и продадут по пять-десять граммов мелким распространителям. Те выбросят его на рынок в виде граммовых и полграммовых пакетиков с порошком. Перед этим они, возможно, его снова разбавят. Вот так и формируются эти десять миллионов долларов. Каждый получит свой куш, и все вместе нанесут огромный ущерб стране, как в финансовом плане, так и в плане подрыва здоровья ее граждан.
– И усилят влияние самой мощной в мире наркомафии, – добавил Терещенко.
– Да, сколько таких статуй или контейнеров другой формы переправил сюда из-за границы этот урюк, – нахмурился Семенов, – и сколько их таких, зарабатывающих на здоровье своих сограждан, торговцев возят сюда это зелье. А если приплюсовать табак и алкоголь, то получится, что народ нашей Родины в смертельной опасности и выхода из этой ситуации нет.
– Да, бороться с наркомафией сложно. С ее малым и средним звеном еще по силам, но высшие эшелоны наркодельцов надежно защищены огромными, можно сказать, бешеными деньгами. – Терещенко сел на стул и уныло взглянул на лежащие перед ним в таре десять миллионов долларов.
– Да, – Семенов покачал головой и тоже сел на стул.
Раздался телефонный звонок, и Петрович вынул трубку из кармана, ту самую, что утром ему подарил генерал Берестов.
– Добрый вечер, Петр Петрович, – услышал он знакомый голосочек Ларисы Бобковой. Она осталась в квартире помогать экспертам и теперь хотела сообщить шефу что-то очень важное. Это он понял по ее взволнованному дыханию.
– Привет, Лара, – улыбнулся полковник и приготовился ее выслушать.
– Мы закончили с квартирой и кое-что обнаружили. – Капитан сделала паузу, но полковник ее поторопил:
– Давай, девочка, докладывай, не томи.
– Андрей нашел небольшой тайник, – наконец доложила Лариса, – а в нем диск дивиди. Мы не видели, что на нем, потому что здесь в квартире нет лазерного видеопроигрывателя и телевизора. Похоже. хозяин телик не любил. Я хотела привезти его в управление и там посмотреть.
– Привози, – кивнул Семенов, – посмотрим.
– А не поздно? – забеспокоилась Лара.
– Вези, я еще здесь.
Красотка отключила связь, и Петрович запихнул трубку в карман пиджака.
– Наша Лара привезет дивиди-диск, приготовь, пожалуйста, проигрыватель, – попросил он Терещенко, – посмотрим его.
– Там что-то важное? – спросил тот.
– Не знаю, его пока никто не видел, может, там семейное торжество хозяина дома, а может, и еще что-то.
Через полчаса Лариса вошла в техническую лабораторию и сразу направилась в кабинет Терещенко. Там ее ждали полковник Семенов и сам хозяин. Она в который раз за день поздоровалась с шефом и положила на стол коробочку с зеркальным диском внутри.
Семенов взял ее, открыл, вынул диск и повертел в пальцах. Лариса уселась на свободный стул возле стола с аппаратурой и перевела дух.
Полковник передал диск Григорию и, тот вставил его в проигрыватель.
– Глянем, что на нем, – Петрович зевнул и посмотрел на свой командирский хронометр. Было ровно двадцать три часа. – Если на нем какая-то хрень, то я смотреть не буду и поеду домой. Устал, – Петрович снова зевнул, прикрыл раскрытый рот кулаком и устроился на стуле поудобнее.
Терещенко включил воспроизведение, и все уставились на небольшой экран монитора. Сначала на нем было серое поле, но потом оно сменилось каким-то размытым изображением.
Семенов состроил на лице кислую мину и нехотя смотрел из-под полуопущенных век. Сейчас, в этот поздний час, его мало интересовало то, что было на диске. Ему очень хотелось приехать домой, принять душ, потом, для профилактики нервных расстройств, – сто грамм и сразу лечь спать. Но то, что он увидел в последующие три минуты, напрочь прогнало его сонливость.
Изображение на экране монитора понемногу сфокусировалось, и все увидели три иномарки, стоящие перед оврагом на узкой лесной дороге. Съемка велась скрытой камерой из четвертой машины, расположенной на шоссе недалеко от третьей. Дело происходило днем, в пасмурную погоду, и по распустившимся листикам на деревьях было видно, что стояла ранняя весна.
Из трех машин вышли люди с автоматами и сошлись на свободном пространстве. Стали что-то говорить друг другу на повышенных тонах, жестикулировать, ругаться.
– Бандитская разборка, – вяло констатировал Петрович, но сон его стал понемногу улетучиваться. Его заинтересовала запись, и он понял, что на ней может быть что-то интересное.
А люди на дороге все ругались, пока коренастый лысый мужчина лет пятидесяти не вынул пистолет и не выстрелил в разговаривающего с ним высокого парня. Тот упал, и люди Коренастого стали стрелять в людей Высокого. В мгновение ока все попрятались за машины и стали перестреливаться из-за них. Раненого Высокого под огнем оттащили за джип и открыли ураганный огонь из автоматов по той машине, в которой находился оператор. Тот, видимо, лег на сиденье, потому что на экране была видна только дверца машины да изредка появляющиеся в ней отверстия от пуль.
– Вот это да, – парировал Семенов, – он снимает под огнем, видите, пули дверь пробивают!
Вдруг раздался взрыв, за ним другой, и автоматные очереди прекратились. Оператор снова поднялся и направил объектив на поле брани. Две машины людей Высокого горели, а раненые бойцы расползались от них в разные стороны. Коренастый выскочил из-за легковухи, побежал к врагам и стал по очереди расстреливать их, пока не добил последнего. Потом он и его люди залезли в уцелевшую машину и умчались с места бойни. Оператор прекратил съемку и выключил камеру.
Экран погас, и все присутствующие переглянулись.
– И что? – скептически спросил Семенов. – Я столько записей с такими перестрелками видел, а в некоторых сам участвовал, да еще не в таких, а в более крутых. Как жив-то остался, не знаю. – Он протер взмокшее лицо рукой, вытер ладонь о свернутый вчетверо носовой платок и сунул его в карман.
Но запись на этом не закончилась, и голубой экран снова засветился. На нем возник живой и невредимый Тимур Урусбаев, и все, увидев его, вздрогнули. Он сидел в кресле возле шкафа с книгами, видимо, в кабинете своей квартиры и курил длинную толстую трубку. На столе перед ним стояли бутылка коньяка и налитая рюмка. Он некоторое время молчал, и было видно, что он собирается с мыслями. В нижнем углу экрана были цифры, и указывали они число, месяц и год съемки.
– Двадцать пятое мая две тысячи четвертого года, – прочитал Петрович. – За два месяца до его смерти.
– Два месяца назад он сделал эту запись, – кивнул Терещенко. – Причем подделать число трудно. Оно вписывается в изображение, и его можно стереть или изменить только с помощью компьютера.