Страница 34 из 71
Так и не понял Дундич, серьезно говорил комдив или балагурил на радостях, что их короткая размолвка растаяла. Но где-то в тайнике души хранил надежду заполучить наконец добрый клинок.
С боями и потерями выходила дивизия из тылов Кавказской армии. Но в этих походах, дерзких ночных вылазках, дневных схватках закалился дух буденовцев, отточилась их храбрость, умножилась беззаветность. И стало ясно Буденному, если командование Южного фронта бросит сейчас на этот участок хотя бы еще одну кавалерийскую дивизию, остановят они врангелевцев, идущих на Царицын. И писал, и телеграфировал в штаб фронта Буденный, но оттуда — ни звука. А когда дивизия наконец пробилась к городу, ее встретили как спасительницу. Здесь никто не думал, что дивизии удастся после двухмесячного рейда по тылам белых возвратиться в Царицын.
На Александровской площади состоялся парад, на котором особо отличившимся полкам вручили Красные знамена, а бойцам и командирам — боевые награды. Дундича не было на площади. Он прощался со своей батареей, которая впоследствии, вопреки всему, не только не уменьшилась, а даже увеличилась на три орудия, отбитых у кадетов возле Аксайской…
Передавая батарею командиру артиллерии Южного участка, Дундич сказал:
— Верю, что не подведут!
— Уж если там не подвели, — ответил за комбата бородатый батареец, пришедший с ним из Константиновки, — здесь костьми ляжем, но контру остановим.
Только к вечеру добрался Дундич до штаба дивизии. Вошел в комнату и сразу обратил внимание на какую-то торжественность: все приодеты в новое, чистое, отутюженное, над карманами гимнастерок яркие банты. Он быстро стащил с головы папаху, стряхнул ею пыль с галифе и голенищ.
— Проходи, Ваня, вот сюда, — указал Семен Михайлович место в центре комнаты, а сам поднялся, шагнул к бурке, лежавшей на диване, пощупал что-то под ней и только после этого сказал: — Дорогой товарищ Дундич! Сегодня наш председатель ВЦИКа, а по-буржуйски — президент, значит, наградил особо отличившихся конников. И для тебя он подготовил подарок и просил вручить.
Семен Михайлович достал из-под бурки сверкнувшую никелем шашку, которая, как почудилось Дундичу, при прикосновении к ней издала неповторимый звон.
Буденный протянул оружие Дундичу.
— Погляди, подойдет? — спросил то ли с намеком, то ли действительно имея возможность заменить на другую.
Иван Антонович прикоснулся к эфесу и сразу почувствовал, что рукоятка точно прилипла к ладони и каждая складка ее так улеглась между пальцев, будто делалась шашка по слепку Дундичевой руки. И все было в самый раз — и линия лезвия, задиристо приподнятая, была именно такой, какой должна быть, а канавка, сбегающая сверху вниз, не бросалась в глаза глубиной, но придавала плоскости тонкое изящество. Но главное, что поразило Дундича, это надпись, выбитая по верхней кромке: «Бесстрашному и преданному борцу революции». Конечно же такую надпись можно было сделать только по просьбе комдива и только для него.
А Буденный, протягивая ножны, отделанные черным серебром, растроганно говорил:
— Это дорогая награда, Ванюша. От самого президента. Цени!
Он обнял и прижал к себе смущенного Дундича, который долго не отрывал лицо от прохладной эмали первого ордена комдива.
Духовой оркестр
Дивизия Буденного выходила из глубокого тыла белых. Выходила с боями по стенному весеннему бездорожью. И в такое тяжелое время, накануне праздника Первого мая, из дивизии исчез отряд разведчиков, которым командовал Дундич. Исчез не ночью, не в тумане, а средь бела дня.
Недалеко от станицы Аксайской дивизия наскочила на сильный заслон Улагая.
Генерал был в ярости, что Буденный со своей конницей разрушил все его планы. Вместо того чтобы идти победным маршем на Царицын, ему пришлось целый месяц гоняться за неуловимыми эскадронами буденовцев.
Прошло чуть больше года с того времени, когда небольшие отряды красных партизан Думенко и Буденного, объединившись, дали войску генерала Краснова первый бон. Лютая была сеча. Не выдержали белые и отступили.
Весть о первой победе красных облетела хутора и станицы. Поверили бедные казаки и иногородние, что можно бить великолепных наездников, можно побеждать обученных военным науками офицеров. И потянулись к Буденному не бойцы-одиночки, а целые отряды вооруженных казаков. Особенно много было среди них молодых, вчерашних фронтовиков-окопников. К лету восемнадцатого уже несколько полков сражались под красными знаменами. Осенью объединились в бригады. А зимой Реввоенсовет республики на Царицынской площади отмечал боевыми наградами первых героев Первой кавалерийской дивизии Красной Армии. Куда бы ни бросало командование фронта эту дивизию, всюду она с честью и доблестью выполняла приказ. Вот и этот глубокий рейд по тылам белых снова прославил красную кавалерию.
Понимало и белогвардейское командование силу и мощь крупных кавалерийских соединений, потому и решился Улагай на генеральное сражение. Под Аксайской он расставил заранее свои эскадроны таким образом, что вся низина перед станицей охватывалась подковой. Сам же встал на холме возле ветряка с перебитыми крыльями. Тут и оркестр полковой поставил. Приказал капельмейстеру играть бодрые марши, а когда буденовцы, как суслики, разбегутся по степи, исполнить гимн «Славься, славься!».
Видит Буденный — не избежать открытого боя. На ходу провел совещание штаба. Договорились скрыть за колонной тачанки и идти прямо по дороге, а подойдя метров на сто, развернуться и выпустить тачанки вперед. Пулеметами пробить брешь и ворваться в ряды врагов. Комдив верил: улагаевцы не выдержат сабельного удара его бойцов.
— Сбор назначаю в Абганерово. После прорыва веем идти туда, — предупредил Буденный командиров эскадронов.
В молчании двигались конники на позиции врага. Только слышен был цокот копыт, лошадиный храп да звон сбруи.
Вот уже до первых рядов осталось триста, двести метров. Белые не стреляют, чего-то ждут. Тут закралась тревога в сердце Буденного: а вдруг Улагай тоже держит в загашнике пулеметные тачанки? Полоснут с фронта или флангов. Семен Михайлович посмотрел на своих заместителей выжидающе, словно спрашивал: не пора ли открыть карты? Но те продолжали скакать как ни в чем не бывало. «Молодцы, — с восхищенном подумал комдив. — Железные нервы у ребят».
А белогвардейские офицеры тоже выжидающе смотрят на генерала: не пора ли дать команду «Шашки вон!» и во весь аллюр устремиться на красных конников? Но Улагай, надменно сощурив и без того узкие глаза, всем видом дает понять, что надо учиться выдержке, надо действовать так, чтобы ни один буденовец не ушел из мешка. А для этого придется набраться терпения и подождать минуту-другую: пусть красные тылами втянутся в выстроенную генералом подкову.
Когда до белых оставалось каких-нибудь полторы сотни метров, Буденный взметнул шашку над головой, и тотчас по этому сигналу эскадроны разомкнулись, устремившись на фланги казаков, и вылетела вперед дюжина тачанок. Пулеметы хлестнули разом. Белые, не ожидавшие такого маневра, опешили.
От передового полка красных отделилась небольшая группа всадников и с криком, свистом, стрельбой помчалась прямо на холм, где на рессорных дрожках чего-то требовал, кому-то приказывал Улагай. Впереди отряда на рыжем коне скакал всадник, в котором Буденный без труда узнал Дундича.
Казаки не успели даже произвести дружный залп. Смятые лошадьми, они шарахнулись в сторону, в их рядах образовалась брешь. В нее, как вода в промоину, сейчас же устремился головной полк дивизии. И когда красные смешались с белыми и начался рукопашный бой, тут уж ни пулеметы, ни винтовки генерала не могли помочь.
Охрана, застигнутая врасплох Дундичем, еле успела отогнать дрожки с Улагаем к станице. Видя бегство генерала, полки беспорядочно начали отходить за реку. Музыканты тоже повскакивали в седла и — в степь. Думали, красные скоро отстанут, пойдут своей дорогой на Царицын. Потому и свернули подальше от станицы. Скачут версту, скачут вторую, а буденовцы висят у них на хвосте. Чтобы легче лошадям было, побросали музыканты барабаны, литавры и медные трубы: потом, мол, соберем.