Страница 67 из 114
По приказу келеуста[33] гребцы медленно выводят корабль к избранному месту. На палубе Александр и Неарк дают последние наказы Диогнету, остающемуся командовать. Ничто, похоже, не собирается нарушить спокойствие моря, тем не менее Диогнет решает бросить четыре якоря, буде налетит неожиданный шквал.
Солнце уже высоко в небе. Александр и Неарк снимают одежды, выходят за борт, ступая по выставленным веслам, и, взявшись за веревки, спускаются в море и исчезают в машине.
Диогнет поднимает правую руку. Плотники начинают постепенно опускать веревки, а смазчики лишний раз намазывают их жиром. Волна накрывает машину, она превращается в темное пятно, которое расплывается и понемногу теряет свою форму, а натянутые веревки все скользят и скользят вдоль борта.
Впервые в истории двое людей дышат под водой.
Аристотель установил на палубе халдейский гномон,[34] подарок Александра. Стрелка гномона отбрасывает тонкую тень, показывающую прохождение времени. Теперь Хронос[35] один следит за дерзновениями Александра.
Светлое прозрачное Ерифрейское море, так восхитившее нимфу Калипсо, не вызывает тревоги. Александр взял с собой глиняные таблички, и регулярно по сигналу тонкой бечевы матросы поднимают его послания на поверхность. Пока все идет нормально в глубине стихии.
Неожиданно индус, сидевший в лодке, крикнул Диогнету, что он видит множество пузырьков и различает возле машины бурное волнение. Диогнет тотчас приказал ему немедля нырнуть к машине. Кажется, все успокоилось. Послание Александра, поднятое на борт вскоре после этого, тоже не содержит ничего тревожного.
Вечернее солнце осенило пламенем море. В седьмом часу беспокойство и страх охватили экипаж «Мелкарты». Люди готовы были к мысли о самом ужасном, но тут на поверхность всплыла сломанная табличка: сигнал к немедленному подъему машины.
Гребцы и плотники дружно взялись за веревки, и машина в облаке пузырей появилась на поверхности. Почти тотчас же выплыл Александр, стряхивая воду с волос, крайне бледный, будто пораженный страшным зрелищем. Кивком головы он указал на машину. Подручные, нырнув, вытащили из нее потерявшего сознание Неарка.
Аристотель накидывает на плечи Александру плащ верблюжьей шерсти, а Диогнет и келеуст массируют неподвижного, безгласного Неарка. Фаламиты, взбивая веслами пену, мчат галеру к берегу.
На рейде Гуадара судно бросает якорь. Его встречает на берегу стража с факелами в руках. Рабы переносят Неарка в палатку и кладут на постель. Неарк, лежа под козьими и овечьими шкурами, медленно приходит в себя.
В стадии[36] от палатки македонцев в ночи багровеет костер. Александр приказывает подложить в него дров, и к небу поднимаются черные клубы дыма в гирляндах искр. По приказу царя были зарезаны три козы и туши их брошены в огонь. Повелитель, утвердивший свою власть на земле и под водой, благодарит богов.
К жертвоприношению он добавляет необычную дань: горсть жемчужин. И некоторое время в задумчивости смотрит на пламя.
Затем, похоже, успокоившись, он плотно запахивает вокруг тела плащ и быстрым шагом уходит в свою палатку.
Александр, Аристотель
Аристотель. Ты дрожишь, Александр? Наверное, все еще переживаешь злоключения в океане?
Александр. Нет, Аристотель, спокойствие вернулось ко мне, и я хочу рассказать тебе то, что ты один сможешь принять как правду.
…Когда я с авангардом подошел к Гидаспу, ночь едва кончалась; река катила свои стеклянные воды, а над ней поднимался туман, заволакивая противоположный берег. Внезапно солнце разогнало пар, и нам предстали далекие горы, покрытые снегами, дивные цветы, удивительные звери и яркие птицы нового мира. Так же было, когда мы погрузились в море. Гомер говорил о бесплодии моря! Нечестивые речи! Мореплаватели, Аристотель, доныне видели только пену и волны, они сидели лишь на крышке сундука с сокровищами. Кладовые моря ломятся от живых сокровищ, куда более удивительных, чем тысяча сокровищ Сузы.
Уверен будь, Аристотель, что однажды люди непременно спустятся за богатствами моря. Над полями водорослей там пасутся стада рыб. Дно усыпано раковинами и тварями, что кажутся цветами. Кажется, там все вершится по капризу страшных богов. Передо мной являлись демоны в сверкающих доспехах, вооруженные копьями, мечами и стрелами, а рядом плыли страшилища, которых мне не с чем и сравнить, а значит, ты не сможешь их представить. Я видел восьмиглавых змей, мерзких гидр, покрытых чешуей, собак-дельфинов и гигантских ламий.[37] Одна из ламий, что могла проглотить самого большого из моих гвардейцев, набросилась на нашу машину; она качнулась, словно бочка, и вода вошла внутрь, изгнав часть воздуха…
Аристотель. Мы видели это. Ныряльщики подняли тревогу.
Александр. Я думал уже, что навсегда отрезан от мира живых. Пораженный страхом, я принужден был протянуть руку над пламенем фитиля, чтобы ожог огня напомнил мне, что я еще не тень среди теней. Затем ночь завладела морем. Мне хотелось бы остаться, чтобы преодолеть страх, не дать дрогнуть сердцу, но Неарк, пораженный душой и телом, не подавал признаков жизни. Тогда я дал сигнал к возвращению в мир, наверх…
Слушай же мои слова, Аристотель, повтори и запиши для будущего: чудища в морской толще будут спорить за свое царство со смертными, когда те последуют по пути, который я проложил. Пусть люди будут готовы…
Эзра Ли покачал рукоять нагнетательной помпы и подвел свою карманную субмарину к поверхности, затем открыл верхний люк и сделал несколько глубоких вдохов. Тошнотворный запах горелого масла и гнилой пробки внутри аппарата стал более терпимым. Ли приник к смотровому окошку. Качаясь на легкой волне, впереди то возникали, то пропадали корабли английского флота. Их огни отражались в черной речной воде Делавэра. Сержант задраил воздушный клапан, погрузился и начал крутить рукой винт. Через полчаса он был под килем «Мейдстоуна». Немедля Эзра Ли начал буравить корпус судна специальным сверлом, торчавшим из подводной лодки, а затем движением рычага прицепил к сверлу мину со ста тридцатью фунтами взрывчатки. Ровно через тридцать минут должен был произойти взрыв.
Теперь сержанту Эзре Ли оставалось как можно быстрей удалиться прочь. Он начал быстро вращать винт глубины, чтобы опуститься вниз. И тут винт захватил проволоку, крепившую мину к бураву, оторвал ее от корпуса «Мейдстоуна» и прижал к подводной лодке. Часовой механизм адской машины безжалостно отстукивал время, отпущенное подводнику.
Сержант схватился за рукоять горизонтального винта; пот струился по его лицу, рубашка прилипла к телу, но американец продолжал медленно вращать рукоятку…
Когда взрыв адским грохотом раскатился в ночи, Ли был уже на приличном расстоянии. Английский флот открыл огонь. На борту «Мейдстоуна», который, сам того не ведая, едва избежал гибели, британский капитан Саймонс торопливо писал донесение контрадмиралу сэру Питеру Паркеру: «Сэр, мне вновь приходится обратить Ваше внимание на изобретательность в действиях этих людей. Минувшей ночью под Рождество 1777 года мятежники вновь использовали одну из своих мерзких подводных машин…»
Да, это произошло в 1777-м! Знаменитая «Черепаха» конструкции Дэвида Башнелла, пилотируемая сержантом Эзрой Ли, первая карманная подлодка в истории мореплавания, вновь громогласно заявила о себе. В период американской войны за независимость Эзра Ли буквально терроризировал англичан. В августе 1776 года он пробрался на рассвете в боевые порядки эскадры адмирала Хоу, стоявшей на якоре в бухте Нью-Йорка, разбросал между ними мины и посреди оглушительных взрывов благополучно спасся, не потонул, не попал под ядро и не задохнулся.
33
Келеуст — офицер, командующий гребцами. — Прим. авт.
34
Гномон (греч.) — солнечные часы с вертикальной стрел кой. — Прим. пер.
35
Хронос — в греческой мифологии олицетворение времени — Прим. пер.
36
Стадия (греч.) — мера длины, равная 125 шагам. — Прим. пер.
37
Ламия — в греческой мифологии чудовище с красивой женской головой и туловищем змеи, обольщавшее юношей. — Прим. пер.