Белые врата

Он еще каким-то чудом сохраняет вертикальное положение, но в снегу уже по пояс. Где-то там внизу отстегивается левая лыжа, правая – чуть позже, больно дернув ногу. Палки, с неодетыми темляками тоже утрачиваются почти тут же, но это и к лучшему – с накинутыми темляками недолго и руки себе в лавине повыдергивать. Тем более, что он уже ушел под снег по грудь.

Резкий выброс адреналина в кровь. Паники нет, голова холодная. И, как и всегда в таких ситуациях, время будто замедляется. В памяти включается учебный фильм о правилах поведения в лавине, и у Артема есть время его посмотреть, вспомнить.

Пункт первый. Если у вас есть airbag, дерните за ручку.

У него ушла целая драгоценная секунда, за которую он погружается еще глубже, уже почти по шею, чтобы сообразить, вспомнить. Так у него ж есть airbag!

Так ему был неудобен, непривычен этот новый рюкзак, что он о нем… забыл, болван, кретин, идиот!!!

Сквозь пока еще неплотный у груди снег проталкивает руку к плечу. Пальцы срываются в попытке отстегнуть «липучку» клапана. Срываются раз, другой. Как же обидно будет умереть, когда шанс на спасение было изначально с ним! Еще одна попытка, есть, клапан открыт. Пальцы ложатся на ручку. Ее надо дернуть, усилий много не нужно, достаточно кистевого движения. Однако сделать это внутри лавины, в толще снега, когда ты, идиот, по шее в снегу, непросто. Но у него получилось. Максимально собранно, всю силу в руку, и резко вниз.

Где-то внутри, в недрах рюкзака, загорается маленький пиропатрон, прожигает фольгу, запечатывающую горлышко баллона с азотом. С шипением, которого сейчас не слышно, газ быстро вырывается наружу.

С его спиной, словно два архангельских крыла, распускается пара огромных, на сто литров каждая, ярко-оранжевых подушек, плавно наполняемых азотом. Они расталкивают снег, тащат его наверх, возносят на поверхность лавины. И там держат, не давая снова погрузиться внутрь, в океан снега.

К сожалению, это не настоящие крылья. Взлететь над лавиной на них не получится. Он на поверхности, но лавина по-прежнему тащит его. Причем тащит головой вперед, лицом вниз, поскольку подушки, держащие его сверху, у него за спиной. Снег лепит, лезет в лицо, забивая рот, давя на глаза. Смотреть-то тут не что, конечно, а вот дышать все труднее.

В голове снова включается фильм о правилах поведения в лавине.

Принять правильную позу. Колени поджать к животу или груди – как получится. Руки около лица, и никаких плавательных движений, никаких самостоятельных попыток всплыть, ниБожеупаси! Руки-ноги оторвет «на раз» при попытке поплавать в лавине, даже если она не мокрая, а сухая, как сейчас.

Сохранять пространство перед лицом, чтобы не залепило дыхательные пути. Чтобы не наесться снежных пирожков бабушки лавины.

Не паниковать, постараться успокоиться.

Он все сделал, как положено. Сгруппировался, и колени подтянул, руки впереди. Что касаемо паники… Паники нет. Злость есть. На самого себя.

Он сделал неправильно абсолютно все. Не надо было останавливаться на склоне. Не надо было лезть в этот кулуар, пусть и небольшой и короткий. Не надо было подниматься в гору. И вообще, не надо было выходить из дому сегодня!

А теперь… Он пожинает то, что посеял.

Вокруг вдруг становится темнее, его дергает. Что это такое? Догадка приходит быстро. Скорее всего, повреждена и сдулась одна из подушек, и его тянет вниз. И скорость увеличивается, он это чувствует. Какая же масса снега сошла?… А ведь не должно было сойти, не должно! Но госпожа Лавина мнением Артема по данному вопросу не поинтересовалась. А Литвин вдруг вспоминает слова Монтгомери Отуотера: «Если и есть что-то общее во всех встречах человека с лавиной, то это – полная неожиданность для жертвы…». Прав был Охотник за лавинами, стопудово прав.

Зачем так? Почему?

Боковая перегрузка, как будто едешь на каком-то адском бобслее по адской трассе. Еще быстрее, еще темнее. Не видит ни черта, снег, всюду только снег. Интересно, как давно он вылетел из кулуара? Трудно сказать, восприятие времени субъективное, Артему кажется, что прошла уже пара минут, как он едет в лавине, а на самом деле сколько? На часы посмотреть, что ли?

Идиотская мысль, руками двигать не стоит. Надо сохранять место вокруг лица, хоть как-то отбиваться от лезущего снега.

Наконец, лавина замедляется, снег давит все сильнее. А он где-то в верхнем слое, но вниз головой, и отчетливо понимает: самому уже не выбраться никак. Попытка поменять положение, повернуться боком. Лавина все медленнее, медленнее, раздается глухой скрип, будто останавливается тяжелогруженый железнодорожный состав.

Прикрыв одной рукой лицо, вторую Артем выталкивает куда-то туда, наверх, в попытке создать себе воздушных коридор. Руку больно выворачивает. Последний натужный скрип. Руку дергает, вкус снега с примесью крови на губах. И тишина. Конечная станция. Приехали.

Пробил он рукой снег до верха? Через пару минут он начинает в этом сомневаться. Потому что воздуха катастрофически мало. Каждый последующий вдох меньше предыдущего. Он старается дышать как можно тише. Тише, тише, еще тише. Как мышка.

Хотя в лавине лучше быть рыбкой. Этакой снежной рыбкой. Воздуха в лавине много, но вот вдыхать его, вперемешку со снегом – невозможно. Не научились еще. Не отрастили снежные жабры.

Все, он уже бредит… Жабры снежные выдумал. Скоро и Белые Врата почудятся.

Да нет, не почудятся. Уж их-то он увидит воочию, точно. Он подходил к ним, с каждым разом все ближе и ближе. Сколько раз он руки-ноги ломал? Пытается вспомнить. Руки – два раза. Ногу… сложный перелом, пол-сезона псу под хвост. Сотрясы… несколько… кто их считает? Его пару раз таскали «сыпухи». Он чудом выжил при крушении «вертушки» на Факе. А тот буран, когда они три дня просидели с Арлетт в сугробе? Тоже повезло.

Он подходил к ним. Все ближе и ближе, на шаг, на полшажочка, и вот теперь – Белые Врата близко, рядом. Он видит их сияние, слышит их голос. Хотел? Получай.

А что за ними? Вдруг отчетливо понимает – за ними просто смерть. Конец, финал, ничто. Страха нет, но вдруг становится обидно. На себя, дурака. Сколько он мог бы еще сделать… Сколько склонов не катано, сколько гор не увидено… Так нет же, ему, болвану, хотелось заглянуть туда, за горизонт. А там, за горизонтом…

Он может совершенно точно описать дальнейший сценарий.

Он опять нарушил одно из правил, сформулированное все тем же Охотником: «Не ходи один, скажи кому-нибудь о своем выходе, проверь погоду, удостоверься в безопасности от лавин, будь правильно снаряжен, держись общей группы и имей мужество вернуться».

И поэтому ему одна судьба – задохнуться. Или замерзнуть. Все одно – сдохнет. Бездарно отдаст концы, а такой опыт попадания в лавину будет бездарно просран. А он бы мог сделать выводы, он мог бы помочь кому-то, он ведь нужен… кому-то…

Есть люди, которым он нужен. А еще он нужен этим горам, этим и другим. Он себе нужен, в конце концов! Он только-только понял, как надо жить…

Как любить и не бояться умереть.

Сколько проходит времени? Кто бы ему сказал… Он торчит в лавине, не так уже далеко от поверхности снега, головой вниз, жопой кверху, диковинным образом вывернув руку. Похоже, все-таки какой-то воздух сверху идет, иначе бы он давно отключился. Но мало, мало. Потому что он понемногу задыхается. И замерзает.

Вдохи все меньше, уже не мышка. Как жук. Маленький снежный жук дышит такими вдохами. Начинают гореть легкие, сдавливает ребра.

Его откопают, наверное. Альпийские спасатели – ребята серьезные, поднимется тревога, будут искать, найдут, скорее всего, ведь на нем есть бипер, да и airbag видно. Через день или два, а, возможно, даже и через несколько часов, уже сегодня. Только вот для него счет идет на минуты. И его «сегодня» продлится совсем недолго, а «завтра» у него нет вовсе. Не дождется он спасателей.

Нет воздуха, совсем нет. Возникает ощущение вращения, как на карусели, а, может, это он вспоминает «поездку» в лавине. Снег на губах, пытается слизнуть. Фуууу, невкусные пирожки у бабушки лавины.