Как выжить в НФ-вселенной

Отец спешил выговориться, спешил поделиться с кем-то, и часть меня трепетала от мысли, что именно мне он решил открыться, что он выделяет меня, считает достаточно взрослым, чтобы доверить мне свою идею, свою тайну, свою мечту. Смешанные чувства мешали мне взглянуть отцу в глаза, и я сидел и смотрел прямо перед собой. Через грязное лобовое стекло мне были видны постеры в витрине видеопроката: «Назад в будущее», «Пегги Сью вышла замуж», «Терминатор» — фильмов, герои которых тоже путешествовали во времени. Отчасти это обнадеживало, и в то же время мне не давало покоя то, как у них там здорово и правильно все выходит, как в итоге все складывается так, как и должно было быть, и героям удается изменить мир, не нарушив ни одного физического закона.

Помню, я еще кое о чем думал тогда: последний раз, когда мы втроем были в прокате, родители все никак не могли выбрать фильм, и я пошел бродить между полками. Мое внимание привлек журнал комиксов, лежавший между коробками с лакричными конфетами и изюмом в шоколаде. Комиксы оказались так себе — какой-то невнятный третьесортный супергерой с такой же невнятной суперсилой. Меня заинтересовало кое-что другое: на предпоследней странице, где уже шла реклама, слева внизу, в прямоугольнике размером где-то четыре на пять дюймов большими буквами было написано:

АВАРИЙНЫЙ НАБОР ХРОНОПУТЕШЕСТВЕННИКА.

Никаких восклицательных знаков, волнистых линий и всяких других забавных закорючек — ничего, что говорило бы: эй, это понарошку, игрушка для детишек. Нет, только голый текст и ничего больше, все на полном серьезе. Я чувствовал себя так, словно наткнулся на какую-то тайну, на что-то, о чем никто не знает, что-то, что сделает меня героем улицы, поможет отцу на работе и даже, может быть, поможет им с мамой.

За пять долларов и девяносто пять центов плюс конверт девять на двенадцать с марками и обратным адресом, отправленный на абонентский ящик в одном дальнем штате, добрые люди из «Футур Энтерпрайзис» обещали выслать набор «крайне необходимых предметов, который будет полезен любому, кто внезапно окажется в ином мире».

Умом я понимал, что это глупо. Я уже вышел из того возраста, чтобы всему верить, но ведь простой шрифт, обычные буквы! Ничего, чтобы специально привлечь внимание маленького читателя, ничего, что бросалось бы в глаза. Объявление казалось отпечатанным на пишущей машинке, даже строчки были неровными, ужатыми, с переносами, как будто тот, кто его составлял, пытался передать в тексте как можно больше, рассказать людям все, что знал. Сразу возникал в воображении какой-нибудь гениальный ученый-одиночка, рассылающий объявления из подвала собственного дома в том самом штате, — лет сорока, малость тронутый, но при этом знающий о чем-то таком, что другим и не снилось.

В рекламе было написано, что набор включает более семнадцати предметов, но на картинке я разглядел только пластмассовый нож, эмблему «Хронопутешественник», чтобы пришивать на одежду, карту НФ-Вселенной и какую-то штуку вроде декодера — как я понял, чтобы общаться с другими формами жизни. Итого четыре. Что входило в остальные тринадцать, оставалось только гадать.

Еще там говорилось, что такой набор — ваш единственный шанс выжить в суровых условиях иных миров. Но больше всего мне запомнилась картинка, даже не картинка, а просто рисунок: мальчик с отцом держатся за руки, лица без улыбок обращены к читателю, и без слов понятно (во всяком случае, десятилетнему мне), что им вот не повезло-таки оказаться в ином мире, но у них, по крайней мере, есть с собой аварийный набор.

Вот об этом я думал, пока отец, уже слегка выдохшись, заканчивал свой рассказ о самом заветном, о том, что так долго держал в себе. Он замолчал, и в машине надолго повисло молчание. Потом отец повернулся ко мне:

— Ну, так что скажешь?

Я пожал плечами, не отрывая взгляда от витрин видеопроката. Там, внутри, семейные пары с детьми выбирали кассеты, предвкушая отличный вечер с киношкой и попкорном.

— Папа, — спросил я его, — а мы бедные?

Сперва, когда я только начал говорить, у отца как-то слегка вытянулось лицо — он, конечно, ожидал, что я приду в восторг. А потом я сказал то, что сказал. Почему, как — до сих пор не понимаю. Мне было всего десять, не мог же я сознательно постараться уязвить отца, сделать ему больно? Я еще и знать не знал, что это такое, как это делается и зачем. Или все-таки знал? Да знал, наверняка знал. Умение причинять боль могло пополнить растущий багаж моих навыков и в школе — от сверстников, и дома. Родители почему-то думали, что, если выкрутить громкость телевизора на полную, мне не будет слышно их ежевечерних ссор. Уж кому-кому, а отцу-то, который разбирался в физических свойствах материалов, следовало бы лучше знать, что это проходит сквозь любые стены и не заглушается ничем. Закон сохранения родительского гнева — не пропадает ни капли. Он наполняет собой весь дом, просачивается через любые преграды, распространяясь все дальше и дальше. Он может менять форму, переходить из одного состояния в другое, иногда даже вроде бы пропадает совсем, но если нарисовать вокруг дома большую коробку и подсчитать все, что уместилось внутри, то выяснится, что гнев и раздражение никуда не делись, они здесь, в том или ином виде, движутся во всех направлениях, натыкаясь на мелкие объекты, частично отражаясь, частично поглощаясь ими. Так что, когда родители включали телевизор, это означало лишь, что я слышал их язвящие, уничтожающие голоса под аккомпанемент «Острова фантазий», «Невероятного Халка» и «Лодки любви»[5].

Может быть, кстати, я подумал вдруг, что мы бедные, из-за того аварийного набора. Я почему-то знал, что не стоит просить отца купить мне его — не в этом месяце точно. Может, на Рождество, может, в следующем году. Понятия не имею откуда, но я знал это точно и жалел отца, хотя и отчасти злился на него.

А может быть, я просто хотел увидеть реакцию человека, который так часто бывал холодным и отстраненным дома — и с мамой, и даже со мной, а вот сейчас с таким жаром говорил о науке, математике, перспективах и горизонтах. Я хотел от него такого же отклика на мои слова, на этот раз отец должен был наконец разозлиться. Но ничего не произошло. Он просто завел машину и молча выехал обратно на дорогу.

По пути домой я боялся шевельнуться, так и сидел, зажав в кулаке палочку с лужицей растаявшего шербета. Отец не выглядел сердитым, скорее подавленным — или, правильнее будет сказать, раздавленным.

После этого разговора он изменился. Мой вопрос, который был вопросом только наполовину, в котором искреннее непонимание мешалось с внезапным проблеском, где все вставало на свои места: мы с мамой, отец с его работой и мечтами, наша машина, наш дом, наш район, что-то сдвинул в нем. Он причинил отцу боль, да, но и подстегнул его, отдалил нас друг от друга на годы и годы и в то же время открыл между нами прямой канал связи, позволил общаться на равных, по-честному.

из руководства «Как выжить в НФ-вселенной»:

Социально-экономическая стратификация

Мир-31 составляют три основных региона, называемые иногда также неофициально районами.

Нижняя часть социально-экономической шкалы представлена внешними областями, не выделяющимися заметными отличительными признаками и не относящимися к конкретному жанру. Следует отметить, что, несмотря на используемое иногда наименование «реальность», области эти отличаются от остальных регионов только в количественном, но не в качественном отношении. По природе своей они одинаковы и различаются лишь степенью развития.

На противоположном конце диапазона располагаются богатые районы с преуспевающим населением — верхний средний класс и выше. Движимые, как правило, стремлением к «аутентичности» либо ностальгией по определенной эпохе, они тратят много времени и средств, искусственно воспроизводя антураж внешних областей. Содержание таких «садиков реальности» обходится весьма недешево, однако в данной страте они являются необходимым символом статуса и предметом гордости владельца, тем большей, чем правдоподобнее стилизация.

5

Популярные телесериалы.