ЧaйфStory

«Так жизнь и проистекала: менялись составы, а я оставался, — рассказывает Антон, — ребята были на пять-десять лет старше, но держали за своего. Я бросил школу, потом меня раза три устраивали, поступал в девятый класс, где меня хватало месяца на полтора, уходил. Я не был хулиганом, хотя пил водку, курил, воровал слегка. Занимался только музыкой». И когда стали пачками приходить повестки из военкомата, Антон не обращал на них внимания. А зря. Повязали его прямо на дому, сказали:

— Ты что, дурак, что ли? Мы же тебя в психушку сдадим.

— Ну и сдавайте, — сказал Нифантьев.

И сдали его в психушку. В «военном» отделении на Агафуровских дачах Антон вполне безрезультатно изображал то депрессию, то какой-нибудь психоз, в остальном вел жизнь размеренную, не без приятности. «Пока однажды черт меня не дернул пошутить. Там в коридорах репродукции висели, картины всякие, и я их перевесил вверх ногами. Пошутил. Прибегают санитары в столовую, надевают смирительную рубашку, тянут к главврачу связанного, он говорит: «Ну что, Антон, ты так видишь мир?» Я кричу: «Я пошутил!» Он мне: «Ладно рассказывать, ты так видишь мир»… Короче говоря, они признали, что я не зря в военкомат не ходил, и стали меня усердно лечить, месяц кололи всякой бедой, оттуда я вышел с печатью в военном билете и вообще никакой. Полгода в себя приходил». А через полгода один приятель пригласил Антона на сейшн в ДК Воровского…

«Я смутно его помню: после обколки мне перепала пара ящиков портвейна, они там наложились друг на друга… Но я со всеми познакомился. Пусть в беспамятстве, но познакомился. В какой-то степени»…

В рок-н-ролле Антон оказался одновременно с чайфами, а через год оказался одним из них. Попадание было во всех отношениях точное. Во-первых, Нифантьев был лишен эстетского флера, весьма распространенного среди свердловских рокеров, но чуждого чайфам. Во-вторых, он был профессионалом, но не из тусовки, у которой, при всей доброжелательности, отношение к «Чайфу» было противоречивое. А в-третьих… Слово Решетникову: «Нифантьев по-человечески? Очень хороший человек. Появился он абсолютно естественно: когда мы поехали в Челябинск, у нас не возникло вопроса, кого приглашать на бас».

В Челябинске играли 21 декабря 1985 года. Еще на записи «Субботнего вечера» появились ребята из Челябинска, где они уже провели один концерт «Нау» и приехали договариваться о втором, а тут «Чайф»…

Бегунов с «Нау» выехали на день раньше «для осмотра аппарата». Утром проспал Решетников, Шахрин бросился к нему домой, вытряхнул из постели, на автобус успели, но с криками. В Челябинске на квартире лежали на полу серо-зеленые Бегунов и «Наутилус». После продолжительных криков: «Подъем!» — долго вставали, долго искали, чем похмелиться, нашли кубик растворимого бульона, развели в трехлитровой банке и долго пили. Что было, говорить отказались.

Шел сильный снег, целый час пробирались по занесенным трамвайным путям, пролезли через дыру в бетонном заборе на территорию какого-то завода… «Там все очень подпольно было, — вспоминает Нифантьев. — Для меня это было дико, я привык: приехали на свадьбу, там стол, угостили, денег дали. А тут все подпольно, бесплатно, спать на полу»… «Подходит пьяный мужик, говорит: «Вам дым нужен?» — рассказывает Решетников. — Я его за наркомана принял, но выяснилось, что он — пиротехник, спрашивал, пускать дым на сцену или нет». От дыма отказались.

Вел концерт Андрей Матвеев, первым выступал челябинский «Тролль», публика, настроенная на «Наутилус», встретила его сдержанно. Вторым шел «Чайф». «В первом ряду сидел известный в Челябинске Вова Синий, — рассказывает Шахрин, — который время от времени вяло кричал: «Г…но! Г…но!». Потом выскочили наусы, которые успели крепко опохмелиться, стало весело, публика бросилась танцевать, чайфы тоже. Посреди выступления задымилась аппаратура, звукари запаниковали, выяснилось, это пиротехник дым пустил…

Концерт снимали на кинопленку какие-то дружелюбные операторы, во время танца одного из них толкнули, он рванулся ловить камеру, и Шахрин заметил, как из-под лацкана выскочил значок «Пятьдесят лет ВЧК-КГБ»… Так что в архивах челябинского КГБ должна лежать очень интересная кинопленка…

«В общем, пьяные и довольные мы уехали домой» (Шахрин). Следом приехала статья неизвестного челябинского автора, в которой было вот что: «Чайф» — свердловская акустическая группа. Главное, что хотелось бы отметить: они выступали дольше всех. Хотя после пяти песен можно было бы и завязывать». Там же, кстати, сообщалось, что Вову Синего после концерта побили. За выкрики из зала.

Чайфы о статье не знали, они думали, что все идет хорошо…

(Уралтехэнерго)

«Мы заборзели тогда, это точно».

В. Бегунов

Вместе с новым 86-м пришла весть о том, что на 11 января назначен крупный концерт. В институте Уралтехэнерго. Официально посвященный дню рождения Пантыкина, о чем не знал никто, кроме самого Пантыкина и пары организаторов. К выступлению были намечены «Ур-фин Джюс», «Наутилус», «Флаг» и «Чайф» — почти фестиваль. По всему городу собирали аппарат, готовились всяк по-своему.

«Мы долго придумывали, кто во что будет одет, какие-то шапочки дурацкие искали, пиджаки перекраивали… Было ощущение победы, когда все классно, когда всех можно на арапа взять» (Бегунов). «На арапа» они взяли еще одного музыканта: «Когда появился Антон, мы поняли, что нужен барабанщик, — рассказывает Шахрин. — Договорились с Маликовым, имени его не помню, перед концертом на лестничной площадке на коленках с ним побарабанили, он сказал, что все понял. Выпили по стакану портвейна, надели дурацкие шляпы и еще более идиотские штаны, вышли на сцену и обосрались по полной схеме».

«Флаг» выступил хорошо, «Наутилус» — очень хорошо, «Урфин Джюс» — отлично. Дело было в институтском красном уголке, у окна стоял завернутый в штору гипсовый Ленин, в зале сидела вся свердловская богема. Такая история.

«И мы поняли, что надо

еще и башкой думать».

В. Шахрин

И пришло похмелье.

«Кошмар, просто кошмар, — до сих пор вздыхает Бегунов. — Я недели две дома лежал, никого не пускал, жена всем говорила, что меня нет. Было ощущение, что все кончилось, все пропало и жизни нет. Ощущение полного краха»… У Шахрина те же ощущения отягчались местом работы жены: «Ленка работала в Институте эстетики и дизайна, на следующий день пришла на работу — все обсуждают концерт и говорят, что все классно, только «эти» — полное фуфло, работяги, и вообще непонятно, куда они лезут… Ленка призналась, что Бога молила, чтобы никто не вспомнил, что ее фамилия — Шахрина. Ей было стыдно».

«Но музыканты приняли нас прямо противоположным образом, для меня это до сих пор загадка. Белкин, у которого в то время все было «г. но» — и то «г. но», и се «г. но» — сказал массу приятных слов; и Саша Пантыкин сказал, и те же наусы, которые по сравнению с нами были просто эстеты… Может, просто все мы были не такие уж дураки?..» (Шахрин).

Очухивались примерно месяц. А жизнь вокруг ускорялась, двигалась уже крупными скачками. 15 марта открылся Свердловский рок-клуб, полным ходом шла подготовка к вожделенному рок-фестивалю, и рок- клубовские официальные лица (они очень быстро стали официальными) уже вели разговоры о том, что нельзя на фестивале позориться, т. е. «Чайф» после провала в Уралтехэнерго на сцену выпускать. Группа имела все шансы на фестиваль не попасть, это было бы поражение, пусть не смертельное, но очень серьезное.

Хотя необходимость перемен витала над группой давно (см. выше), отсюда провальная солянка «Субботним вечером», весьма удачное появление Нифантьева и возникновение барабанщика Маликова, которое доказало, что барабанщик, конечно, нужен, но не в барабанщике дело, дело не во внешних перестановках, которыми Шахрин с Бегуновым пытались исправить ситуацию.