Страница 6 из 15
Таким образом, угроза Экспедиционному корпусу со стороны турецких войск была снята. Но теперь требовалось установить его прочную связь с англичанами. Отряд двинулся в направлении Мендели. Через несколько дней совершенно закончились продукты, на исходе была вода, поскольку казакам пришлось взять на довольствие и многочисленных пленных. Изможденным людям и лошадям приходилось преодолевать крутые горные хребты Южной Персии. Им «не было конца и стоило преодолеть один, как перед глазами вырастал другой», вспоминал К.Г. Кромиади43.
Через неделю тяжелого похода, во время которого были и смертельные случаи от жажды и желтухи, отряд вышел на соединение с британским Индусским кавалерийским полком, который его уже ожидал. Англичане встретили союзников оркестром и дали в честь него парад войск44. Логично, что отряд был немедленно зачислен на довольствие английской армии и к штабу отряда был прикомандирован английский офицер для связи – полковник Клатербек45.
После отдыха отряд Бичерахова занял крайний правый фланг английских войск и из района города Кизил-Рабат повел совместное с союзниками наступление против турок. Только на участке наступления отряда удалось прорвать оборону турок, отбросить их к Диале, переправиться через реку и настичь отступавших у крепости Кара-Тепе. Однако, поддержанный лишь силами Индусского кавалерийского полка, бичераховский отряд отступил на английские позиции.
Этот бой произошел поздней осенью 1917 г., после чего наступило затишье. Отряд Бичерахова зимовал в лагере у города Шаропаны, развлекаясь лишь тем, что временами группы казаков и офицеров выезжали в сказочный для русского глаза Багдад.
Между тем связь со штабом Экспедиционного корпуса был прервана. Партизанские отряды – а их в корпусе было несколько – оказались предоставленными сами себе.
Автономность и свобода действий, которыми в течение длительного времени пользовались командиры отрядов в составе Экспедиционного корпуса, способствовали их дальнейшему выдвижению в последующем, в годы Гражданской войны. Самым известным из них стал А.Г. Шкуро, именовавший себя «белым партизаном». Правда, судьбы отрядов Шкуро и Бичерахова сложились различным образом. Шкуро вступил в Персию значительно позже, в мае 1917 г. Своим небольшим отрядом он успешно командовал еще на Юго-Западном фронте. Разложение войск русской армии шло уже полным ходом, и бравый вид кубанских сотен производил большое впечатление на местных жителей, уже привыкших «за последнее время видеть лишь банды буйных и недисциплинированных «товарищей» – так в то время именовали революционно настроенных солдат46. Отряд Шкуро хорошо проявил себя на персидском фронте. По словам генерала Баратова, «небольшую численность он восполнял доблестью и отвагой», так что его 2,5 сотни «заменяли целый 6-сотенный полк»47.
Но революционные события 1917 г. не оставили в стороне ни отряд, ни его командира. Поздней осенью 1917 г. А.Г. Шкуро отправился делегатом на Кубанскую Раду и, возвратившись, застал свой отряд не в столь блестящем состоянии: казаки «немного разболтались», в прикомандированных к отряду армейских командах шло брожение48. А в рождественскую ночь Шкуро был тяжело ранен кем-то из революционно настроенных солдат, надолго потерял связь со своими казаками, которые постепенно разбрелись по домам. Возвращался Шкуро на Северный Кавказ в начале 1918 г. из иранского порта Энзели одетым в персидский халат, с выкрашенными волосами и поддельным паспортом49. Уже дома, в верховьях Кубани, по свидетельству современников, он «скитался по полям, ночуя по кочевкам и пасекам, как и все такие люди, питался тем, что удавалось выпросить у казаков, и компанию ему составил всего лишь один кубанец, да и тот безоружный»50.
Оптимизм вернулся к Шкуро, жившему на нелегальном положении в Кисловодске, много позже, когда окрепла и стала на ноги Добровольческая армия.
В бичераховском отряде все было по-другому. Командир отряда ни на минуту не покидал его, скрепляя и цементируя своей волей воинский коллектив. А 28 ноября 1917 г., уже после издания первых декретов советской власти и объявления перемирия с Германией, Бичерахов направил генералу Баратову телеграмму: «Я решил: 1) остаться на фронте; 2) продолжать воевать; 3) не участвовать в перемирии; 4) считать все переговоры предательскими… Это решение мое, и я один отвечу за него перед Россией». На этой телеграмме Баратов оставил надпись: «Молодец, Бичерахов!» 51
В декабре 1917 г. генерал Баратов вызвал к себе Бичерахова. На английском аэроплане он вылетел в Хамадан. Через две недели он прилетел, по воспоминаниям К.Г. Кромиади, «в самом мрачном настроении»52. Собрав отряд, он заявил, что по приказу командира корпуса отряд должен вернуться домой. Оказывается, к моменту приезда Бичерахова части корпуса уже начали эвакуацию из Персии. То же происходило и на других фронтах. Распропагандированные солдаты уходили домой.
Конечно, его отряда тоже коснулась революционная волна. Первоначально в отряде был организован комитет, сфера деятельности которого, однако, была ограничена хозяйственными вопросами53. Одновременно стала резко падать дисциплина. Непосредственно наблюдавший отряд в эти дни морской офицер Н.Н. Лишин отмечал: «Это была русская часть, в достаточной мере подходившая под понятие дикой вольницы. На регулярную воинскую часть они не походили. Кое-какая дисциплина у них была, так сказать, революционного порядка. Мы. несколько сторонились всей этой дикой вольницы, красочных, с умыслом неоднородных нарядов, пьяного дебоширства и нарочитого отсутствия скромности, в которой воспитывается морская братия…»54
Большинство казаков приняли революцию именно как вольницу, вседозволенность, возможность стать равными офицерам, поэтому собственно революционная, социальная пропаганда не оставляла в их сознании серьезного следа. Попытки большевистских агитаторов выяснить их взгляды на советскую власть терпели крах «благодаря отсутствию таковых». «Отряд безнадежно не мыслит», – заключал большевик из Баку С. Буданцев55. Другой опытный агитатор, пытавшийся «расколоть его отряд», в казачьи казармы проникнуть смог и сумел даже, как ему показалось, «кое-чего» добиться, но на третий вечер был предупрежден, что его убьют, если он еще раз появится56. Красноармейцев бичераховцы презирали за их неприглядный внешний вид, называли их «красными индусами», «считая себя в положении англичан» по отношению к ним57.
В то же время отряд Бичерахова оставался вполне боеспособной единицей. Тот же Лишин признавал, что первые его впечатления о бичераховцах оказались ошибочными: «Впоследствии этот отряд, несмотря на все его недостатки, зарекомендовал себя в боевом отношении довольно хорошо, и в действиях дисциплина была хорошая»58. Английский генерал Л. Денстервилль, в ближайшем будущем тесно связавший свою судьбу с бичераховцами, писал о них: «Его часть была единственной имевшей еще какое-то уважение к закону и порядку»59. Генерал Г.Д. Ивицкий, в свою очередь, отмечал феномен бичераховского отряда: «Его войска представляли собой типичную вольницу, послушную своему вождю в битвах, но в мирной обстановке… надо было особенное умение, чтобы вольница окончательно не распоясалась»60.
Таковыми качествами Лазарь Бичерахов, несомненно, обладал. Заслуга того, что отряд сохранил боеспособность, принадлежит исключительно ему. Храбрый боевой офицер, экзальтированная, харизматичная личность, инвалид, опиравшийся на трость, служившую ему и оружием в бою, Бичерахов обладал огромным авторитетом среди своих казаков. «Преданность Бичерахову, в особенности среди офицеров, граничит со своеобразным обожанием, вызванным личной храбростью Бичерахова…» – писал один из свидетелей61. Генерал Г.Д. Ивицкий так описал этого «во всех отношениях колоритного человека»: «Передо мной был очень молодой генерал с веселым взглядом, в котором отражалась какая-то уверенность и отвага. Бичерахов был среднего роста. Фигура сухая и подвижная…»62 Ивицкий отмечает увечье Бичерахова: «Сухожилия пальцев правой руки попорчены в боях, и генерал подавал левую руку»63. Другие свидетели отмечали комичную манеру почти всех офицеров отряда ходить опираясь на палку и подавать для приветствия левую руку, как это делал командир64.