Страница 15 из 15
В силе Кавказской Красной армии таилась и ее слабость. Армянские солдаты-фронтовики и офицеры, добровольно встававшие на сторону большевиков из инстинкта самосохранения, по той же причине стали искать себе иных покровителей, как только положение Коммуны пошатнулось. «Командный состав плох, – писал еще в конце июня заместитель комиссара по военным и морским делам Б.П. Шеболдаев, – и опорой советской власти может быть только до тех пор, пока дашнаки имеют «русскую ориентацию»… Возможна перемена ориентации на английскую, и тогда. могут быть любые неожиданности.»184 В конце второй декады июля, когда Красная армия стала терпеть поражение за поражением, Шеболдаев высказывался уже более определенно: «Необходимо иметь Советской власти гарнизон в Баку, чтобы отстоять Апшерон. Местная красная армия, будучи в громадном большинстве (80 процентов) из армян-дашнаков, таковой опорой служить не может..»185 Именно депутаты-армяне Бакинского совета продавили в конце июля решение о приглашении в Баку английских войск, чем, по словам Шаумяна, «окончательно деморализовали армию»186. «Предательство по отношению к нам дашнаки совершили явное», – сокрушался Шаумян187.
Шаумян неустанно просил центр о «срочной и солидной помощи» военной силой, резонно замечая, что «каждый день дорог»188. Просьбы о присылке в Баку вооруженных отрядов составляют существенную часть переписки Баксовета с Москвой189. По свидетельству бывшего председателя бакинской ЧК М.С. Тер-Габриэляна, Ленин правильно понимал нужды бакинцев и даже «по-большевистски» надавил на начальника Главного артиллерийского управления, предупредив его о том, что если «требуемое оружие не будет отправлено в распоряжение С.Г. Шаумяна…», то он «пошлет его на Лубянку к Ф.Э. Дзержинскому»190.
Однако в этом отношении бакинцы оказались в заведомо проигрышном положении перед руководителями обороны Царицына во главе с И.В. Сталиным, также с трудом сдерживавшим натиск противника. Пользуясь тем, что львиная доля грузов и войск для Баку направлялась по волжской магистрали, они всеми силами добивались их переадресации в свою пользу. Понимая гибельность для Баку этого произвола, Шаумян отчаянно просил Ленина и Сталина, чтобы «местные советы по дороге не останавливали частей, направляющихся в Баку»191. Однако лоббистские возможности Сталина на тот момент оказались сильнее. 8 августа, когда дни бакинцев были уже сочтены, особоуполномоченный Баксовета в Астрахани Элиович получил категоричную телеграмму: «Всякие советские и другие грузы не отправлять в Баку без ведома Сталина, Минина. Просим одно боевое судно из Красной флотилии и истребителей отправить срочно в Петровск. Войска в Баку без справки у тов. Сталина не отправляйте»192.
За все время боев с турками бакинцы получили лишь один отряд Г.К. Петрова – по одним данным, полковника, по другим – прапорщика (что ближе к истине, учитывая его возраст – 26 лет) царской армии[5]. Первоначально он состоял из шести полков и представлял собой внушительную силу – до 9 тыс. человек (сам Петров именовал его «Юго-Восточной армией»)193. Но в Царицыне И. Сталин изъял его большую часть и использовал для обороны города. До Баку добрались лишь один эскадрон (100–120 сабель), одна батарея (6 орудий), одна рота моряков и команда конных разведчиков – всего 780 человек194. По воспоминаниям секретаря Шаумяна О.Г. Шатуновской, в Царицыне осталась вся пехота отряда Петрова общим числом 7240 человек195. Сам Петров прибыл в Баку с головным отрядом первым и уже оттуда настойчиво требовал от представителей Наркомвоенмора в Москве и Астрахани: «Спешно срочно направляйте мою кавалерию, батарею, пехоту, если есть возможность – еще кроме моей. Спешите. Жду ответа»196.
Даже в таком урезанном виде отряд Петрова стал самой боеспособной единицей Кавказской Красной армии, и не раз он спасал город. При этом Петров – человек молодой и горячий, успевший повоевать на нескольких фронтах Гражданской войны, по словам Сурена Шаумяна, «держал себя самостийником, и наши товарищи его нередко опасались. В блоке с [Армянским] Национальным Советом ему бы ничего не стоило свернуть шею советской власти»197. К тому же из центра он приехал, имея солидный мандат московского правительства, точная формулировка которого в источниках разнится: Сурен Шаумян именовал его «чрезвычайным военным комиссаром по делам Кавказа»198, а сам он подписывался «военным комиссаром Бакинского района от Центрального Совнаркома»199. Так или иначе, Петров считал себя если не выше Шаумяна, то по крайней мере равным ему. Он был типичным представителем «партизанщины» – первого, стихийного этапа строительства новой революционной армии. «Шаумяну приходилось очень сдерживать себя» в общении с Петровым200.
Какое же отношение ко всему этому мог иметь Лазарь Бичерахов? Самое прямое, и именно к последней, драматической странице истории Бакинской коммуны – ее гибели. Но сначала необходимо немного вернуться назад, к тем полным надежды весенним дням 1918 г., когда большевикам казалось, что все достижимо, что дело остается за малым. В том числе за поиском толкового главнокомандующего.
Кто поведет Кавказскую Красную армию на ратные подвиги? Немалое количество профессиональных военных имелось среди армянских военнослужащих. Однако большевики опасались полностью передавать военную силу в руки армян, находившихся под сильным влиянием Армянского национального совета… Назначение главнокомандующим полковника Аветисова было временной мерой – до утверждения нового главнокомандующего.
Последняя надежда бакинских комиссаров
В этот момент взгляды коммунаров обратились на Лазаря Бичерахова, о котором в Баку давно уже были наслышаны и даже имели с ним деловые контакты. 24 мая председатель Баксовнаркома Степан Шаумян сообщал в СНК, Ленину: «Нет командного состава, не можем найти даже командующего войсками, которые должны быть двинуты к Елизаветполю. При этих условиях очень остро стоит вопрос о Бичерахове, о котором я уже несколько раз писал вам»201.
Бакинский совет через своего представителя в персидском порту Энзели И.О. Коломийцева уже не первый месяц имел прямой контакт с представителем Бичерахова поручиком Селимом Альхави – молодым офицером арабского происхождения, знавшим восточные языки. Альхави являлся адъютантом командира корпуса генерала Баратова. По поручению последнего он отвечал за прием в порту имущества корпуса, следовавшего со складов в Хамадаме, Казвине и Реште. Бичерахов Альхави также доверял полностью; между ними сложились равноправные отношения, несмотря на разницу в звании и возрасте. В дальнейшем он поручил Альхави от своего имени вести важнейшие переговоры с Бакинской коммуной («полномочия даю вам полные и по всем вопросам во всех отношениях и в решительном смысле»)202.
Бакинский совет позиционировал себя полномочным представителем центральной власти в Закавказье, чьей задачей, в частности, являлось обеспечить планомерную эвакуацию русских войск и имущества из Персии203. Не видя перед собой иных представителей власти, сначала командир корпуса генерал Н.Н. Баратов, а затем и Бичерахов честно сдавали имущество корпуса Энзелийскому ревкому (полное название – Военно-революционный комитет Восточно-Персидского района Кавказского фронта; позднее – Военно-революционный комитет Восточно-Персидского фронта)204, который отправлял полученное в Баку. Это артиллерийское и инженерное имущество, крупная авточасть, медикаменты, 12 тыс. пудов риса и многое другое205. В обмен отряд Бичерахова получал деньги, но большей частью – бензин и масла для своего многочисленного автопарка206.
Не без некоторых неувязок между Бичераховым и Баксоветом завязалась устойчивая взаимовыгодная деловая связь. Столь же крепкие деловые взаимоотношения установились и между представителем Бичерахова в порту Энзели поручиком Альхави и Энзелийским ревкомом (И. Коломийцев, А.П. Челяпин, Н. Джигитян и др.). «Товарищ» Альхави был даже переназначен ревкомом в своей должности начальника гарнизона, тем самым легализовавшись в глазах советской власти. К лету 1918 г., в связи с тем что численность большевистски настроенных солдат в Энзели резко сократилась, сократилось и влияние ревкома, в то время как Альхави, по свидетельству Денстервилля, стал настоящим «королем Энзели», и это положение ему «очень нравилось»207.
5
В.А. Добрынин назвал Г.К. Петрова «попом-расстригой» (Добрынин В.А. Оборона Мугани. 1918–1919. Париж, 1974. С. 55).
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.