Заложник

– Я больше не могу ждать, – сказала ему Клаудия. – Еще немного – и я вообще не смогу иметь детей.

Что ему было на это возразить женщине, чей возраст приближался к сорока? То, что он не готов? Это прозвучало бы несерьезно. Эрик рисковал ее потерять.

– Может, не стоит так торопиться? – волновался его отец.

Эрик не отвечал на подобные вопросы. Они с отцом никогда не понимали друг друга, ни когда Эрик был строптивым подростком, ни позже. Оба так и не смогли преодолеть стену, которая разделила их много лет назад. Время шло, но отец, похоже, по-прежнему не воспринимал Эрика всерьез. Несмотря на то что тот уже много лет жил с одной и той же женщиной, выучился на пилота и получил место в компании «Скандинавские авиалинии».

Какой смыл убеждать в чем-либо того, кто не желает тебя слышать?

– Тебе есть чем гордиться, – говорила Эрику сестра. – Только представить себе, как ты живешь! Бываешь за границей, и все такое. Тебе многие завидуют.

Он находил в ее словах утешение. Действительно, многие желали бы с ним поменяться хотя бы на некоторое время. Не стоило расстраиваться по поводу того, что отец придерживался другой точки зрения.

Но сейчас, оказавшись в положении штурмана на захваченном террористами самолете, Эрик жалел, что его отношения с отцом не сложились. Он признавался себе, что больше всего на свете хотел бы сейчас слышать голос Алекса. В его интонациях было что-то отрезвляющее, внушающее чувство безопасности. А это именно то, чего ему сейчас так не хватало.

Эрик вспомнил, что хотел оставить своего сына, когда тот был еще совсем маленьким. Какой ужас!

Он скосил глаза на Карима. Тот смотрел куда-то вперед отсутствующим взглядом, словно пребывал мыслями совсем в другом мире.

– Черт, надо же что-то делать, – сказал Эрик.

– Надо. – Лицо Карима стало похоже на сердитую маску.

– Но мы должны помнить о своих семьях.

Тут Карим впервые перевел глаза на Эрика:

– Поверь, ни о чем другом я не думаю.

14

Стокгольм, 11:00

Эрик родился в воскресенье. У Лены начались схватки, когда они были в гостях у родителей Алекса и угощались воскресным обедом. Во время родов Лене казалось, что ребенок ложится поперек, словно из последних сил противится тем, кто хочет вытащить его на свет божий. Эти слова Лены прочно засели у Алекса в голове. Именно таким он и воспринимал с тех пор своего сына. Не покладистым, как его сестра, а строптивым и несговорчивым.

«Как ты со мной, так и я с тобой».

Лена считала Эрика самостоятельной и деятельной личностью, но Алекс не видел в нем ничего, кроме упрямства. Не то чтобы он не любил сына, но что-то мешало ему сблизиться с мальчиком. Последствия путешествия в Южную Америку несколько лет назад превзошли все ожидания. Алекс хотел дать ему понять, что он не безразличен отцу и тот хочет стать частью его жизни. И это удалось. Эти несколько недель они были близки, как никогда; Алекс и не думал, что такое возможно.

Потом Эрик вернулся в Швецию. Алекс не понимал, что происходит, но видел, что их дружба стремительно идет на спад. После смерти Лены стало еще хуже, но не только это повлияло на их отношения. Сын совершал один сомнительный поступок за другим. Например, решил стать летчиком, когда авиакомпании увольняли своих пилотов одного за другим. Иногда Алексу казалось, что, если бы не его скептицизм в отношении сына, Эрик не нашел бы в себе сил сделать карьеру.

Не стал бы Эрик пилотом – не сидел бы сейчас в этом проклятом самолете. Разве Алекс нервничал бы так, если бы речь не шла о жизни его сына? Если бы не Эрик, Алекс посоветовал бы коллегам не пороть горячку и ждать дальнейших сообщений от террористов. Кроме того, ему было бы интересно, как поведет себя правительство.

Он пообещал шефу действовать профессионально и не проявлять личной заинтересованности, однако чувствовал, что переоценил свои силы. Теперь шеф назначил еще одного ответственного за эту операцию, чему Алекс был рад. Его не заботило, что это может ограничить ему доступ к информации.

В этот момент Алексу позвонила Фредрика Бергман.

– Как там дела? С самолетом, я имею в виду, – начала она без лишних предисловий.

Почему она его об этом спрашивает? Разве они только что не сидели вместе на совещании в Розенбаде? Что может он сообщить ей нового?

– Меня вызывают в СЭПО, – ответил Алекс. – Пока ничего не прояснилось. А у тебя что?

– Через десять минут встреча с министром. Больше я ничего не знаю, – сказала она.

Алекс предпочел бы, чтобы Фредрика работала не в министерстве, а с ним. Сейчас он, как никогда, нуждался в ее поддержке.

– Может, созвонимся позже, когда оба будем знать больше? – предложил он.

– Договорились, – согласилась Фредрика.

Он уже собирался положить трубку, когда понял: она хочет добавить что-то еще. Он почувствовал это по тому, как она дышала в трубку.

– У меня есть к тебе разговор, – почти шепотом продолжила Фредрика. – Только это между нами.

– Конечно.

Алекс принял это условие не колеблясь и даже с радостью.

– Речь пойдет о Захарии Келифи, человеке, который упоминается в послании террористов.

– И что с ним?

Он почувствовал, как Фредрика мучится, подбирая слова.

– Не знаю, Алекс, но мне не по душе вся эта история. В нашем учреждении его делом занимаюсь я… И у меня очень недобрые предчувствия.

– Не будь такой мнительной.

– Понимаю, но в данном случае я не могу логически обосновать то, что хотела бы высказать. Мне знакома позиция СЭПО по этому вопросу, и до недавнего времени я считала ее вполне оправданной, но теперь все слишком усложнилось. Быть может, мы совершили ошибку.

Алекс представил себе ее задумчивые, испуганно округлившиеся глаза.

– Подожди, – успокоил он Фредрику. – Здесь ничего пока не ясно.

– Конечно. Но ведь уже сейчас никто ни в чем не сомневается. Мои коллеги верят: СЭПО знает, что делает, и не пойдет на радикальные меры без крайней необходимости.

– А ты не доверяешь СЭПО?

– Разумеется, доверяю. Я просто хочу сказать, что после случившегося я потеряла уверенность в правильности их решения.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать, что нельзя исключать ошибки в деле Захарии Келифи, – помедлив, ответила Фредрика. – Вполне возможно, теракт устроил некто, кто знает о невиновности Келифи и стремится таким образом восстановить справедливость.

– Подставив под угрозу жизни четырехсот человек?

– Да. – Она снова замолчала. – Отчаяние толкает людей и не на такое.

Фредрика пожалела об этом звонке, лишь только положила трубку. «Теперь Алекс решит, что я сошла с ума и симпатизирую террористам», – подумала она. В то же время Фредрика понимала, что не смогла бы работать дальше, не поделившись с Алексом своими сомнениями. Она чувствовала: в деле Захарии что-то не так.

Останься Фредрика Бергман в полиции, она знала бы, что ей сейчас делать. Она наплевала бы на осеннюю слякоть и стала бы разыскивать людей из окружения Захарии. Попыталась бы угадать их настроение и понять, как они относятся к предъявленному ему обвинению. Но Фредрика больше не имела никакого отношения к полиции. Сейчас она работала за письменным столом в Министерстве юстиции.

– Ты такая везучая! – восхищался на днях один из ее друзей. – Министерство юстиции! Только представить себе, сколько человек мечтает о такой должности.

«Чему же здесь завидовать? – недоумевала про себя Фредрика. – Я только и делаю, что перекладываю бумажки с места на место. Кому может помочь такая работа? Никому, включая Захарию Келифи».

Вот уже двадцатый, наверное, раз за утро Фредрика достала папку с бумагами этого алжирского иммигранта. Она внимательно изучала документы СЭПО. Итак, его телефонный номер всплывал в расследовании террористического акта еще в 2009 году. Потом Захария фигурировал во французской операции. Наконец, последнее дело, по которому ему было предъявлено обвинение. Келифи передал террористам пакет с ингредиентами смеси для взрывного устройства. Кроме того, как утверждает СЭПО, один из осужденных, Эллис, указал на него как на сообщника.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.