Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 24



– Я здесь, Леонид Борисович, – послышался из темноты смущенный голос Кириллова. – Есть сообщения из Питера. Там ждут парохода со дня на день.

– Не нравится мне этот пароход, – сказал Красин. – Там замешан Гапон, а это всегда пахнет горохом. Но ничего не поделаешь, решение принято…

Пароход сел на камни, он накренился, со стороны открытого моря его била крутая волна. Команда металась возле шлюп-балок.

– Гет аут! Данджерас! – закричали с палубы в рупор на приближающийся баркас.

– Уотс ронг? – крикнул, встав во весь рост, Горизонтов.

– У нас котлы залиты водой! Того и гляди взорвемся! – ответили с палубы.

– Давайте груз! Успеете смотаться! – завопил Горизонтов.

– К черту ваш груз! Здесь уже были русские офицеры! Спасайте свои шкуры!

Горизонтов выхватил маузер и прицелился. Экипаж баркаса, четверо рабочих пареньков последовали его примеру. Матросы тоже выхватили пистолеты. Баркас то взлетал выше палубы, то падал вниз.

– Мы не промахнемся! – гаркнул Горизонтов и хищно улыбнулся.

Матросы, матерясь по-английски, засунули оружие в карманы и взялись за ящики. Из рулевой рубки выскочил лохматый субъект и закричал по-русски:

– Рулевой был предатель! Я застрелил его! Уходите, мы вот-вот взорвемся!

Нагруженный ящиками баркас шел по спокойной воде под защитой лесистого острова. Совсем где-то неподалеку послышался взрыв.

– Похоже, только нам удалось загрузиться, – печально сказал Витя. – Вон эсеры плывут. Семен, просигналь им.

Митя Петунин с ужасом смотрел, как двигались в прибрежных кустах и сосняке военные мундиры.

– Только бы Виктора Николаевича спасти, только бы Виктора Николаевича… – горячечно бормотал он. – Не было уговору про засаду… обманули… шкуры царские…

Он увидел в море черную точку баркаса, заметался по песку, попытался сложить какой-то никчемный костерик, бросился в лес…

Из зарослей орешника выдвинулась конская морда.

– Митька, живой! – ахнул с седла драгун. – А мы думали, тебя жиды в проруби утопили. В сыскном служишь?

– Тише, Валя, тише, – Митя дрожащей рукой взялся за стремя.

– Ну, посмотришь, какую мы устроим социалистам пляску святого Витте, – захохотал драгун. – Как у тебя с бабами сейчас? Я тут такую чиновницу приспособил самоварную…

– Тише, Валя, тише… – с этими словами Митя всадил дружку нож в живот, под пряжку ремня. – Врешь ты все про чиновницу, – бормотал он, стаскивая тело с седла. – Шкура царская!

…Митя выбежал на пляж и увидел сразу, что все кончено: взвод солдат в упор расстреливал экипаж баркаса. Взорвался груз. Огненный клубок взлетел в небо.

– Виктор Николаевич! – завопил Митенька и повалился на песок.

Красин открыл своим ключом массивную дверь с табличкой «присяжный поверенный имярек», осторожно вошел в пустую барскую квартиру. В кабинете из кресла навстречу ему поднялась Надя.

– Вы? – удивился он. – Должен был прийти «Черт».

– «Черт» задержался на товарной станции, прислали меня, – она кашлянула.

– Вы не простужены? Хотите сделать рентгеновское просвечивание легких? – спросил Красин, присаживаясь на подоконник.

– Правда, что Горизонтов погиб? – спросила она.

– Да, – Красин нахмурился. – Принесли?

Надя вынула из сумочки свернутую газету.

– Отлично! Вот как прекрасно! – воскликнул Красин и залюбовался титулом: «Рабочий. Издание Центрального комитета РСДРП».

Он обернулся к Наде и вдруг застыл – такой он ее еще не видел. Сияющее юное лицо было обращено прямо к нему.

– Что с вами, Надя? – тихо спросил он.

– Вы так обрадовались «Рабочему», – прошептала она и вдруг отбежала, заговорила быстро, решительно, словно пытаясь уйти подальше от какого-то опасного места. – Леонид Борисович, я получила наследство, но вступить в права смогу по условию, только после выхода замуж. Наследство немалое, и я намерена все передать партии…



– У вас есть жених? – резко спросил Красин.

– Я хочу вступить в фиктивный брак, – тем же тоном ответила она.

Некоторое время они смотрели друг на друга в упор и молчали.

– Что ж, – Красин провел рукой по лицу, – я сообщу вам о решении товарищей уже из Петербурга.

– Почему из Петербурга? – тихо спросила она.

– Я нашел новую службу… – он отвернулся к окну. – В «Электрическом обществе 1886 года». Снова, как видите, год вашего рождения…

За окном в сером небе одиноко летал наполовину еще зеленый лист.

– Посмотрите, как высоко летит лист, – сказал Красин.

Она приблизилась:

– Уже осень…

Лист то планировал, то трепетал на месте, то падал, то взмывал.

– Как он отважен, – тихо сказал Красин. – Как будто его пилотирует какой-нибудь «Англичанин Вася».

– Леонид Борисович, – прошептала Надя.

Подполковник Ехно-Егерн докладывал генералу Кукучуеву:

– …К величайшему своему огорчению, ваше превосходительство, еще раз отмечаю закостенелость нашего аппарата. Более двух месяцев мы доводили на места скудные сведения о III съезде эсдеков. Только недавно объявлен по Империи розыск большевистских цекистов. Наконец, как иголка в стоге сена исчезла такая фигура, как инженер Красин, который по надежным сведениям избран в ЦК…

Он приподнялся на цыпочки и увидел, что генерал с величайшим старанием обводит сухим перышком фотоснимки грудастых задастых женщин в боксерских перчатках.

– Тэк-с, – сказал генерал, – а я вот слышал, что у нас в Департаменте завелись умники, которые какие-то там клапаны изобретают…

«Донес подлец, тупица, бурбон…» – в ужасе подумал Ехно-Егерн.

– Поступите под начало полковника Укучуева, – сказал генерал, – докладывать будете ему, – и вслед прошипел: – Прыткий какой… клапан…

В Петербурге, а затем в Москве даст гастроли уникальная группа женщин-боксеров госпожи Гаррэ. В Москве началась всеобщая стачка рабочих. Демонстрации на бульварах, стычки с войсками, грандиозные митинги в Университете. Патронов не жалеть, холостых залпов не давать! Свиты его Величества генерал-майор Трепов. Мариенбадские редукционные пилюли лучшее средство от ожирения. Бастуют все дороги! Выступают ораторы-большевики! Террористические акты и расстрелы по всей стране! МАНИФЕСТ об установлении государственного порядка – СВОБОДА=СВОБОДА=СВОБОДА!!! С трудом поддающееся описанию шествие на Невском, ликование народа, флаги разных партий, речи, речи, ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ героям… Казаки! Погромы в Лодзи, Киеве, Одессе… Граф Витте обратился к русским журналистам – ПОМОГИТЕ УСПОКОИТЬ УМЫ! Опытный садовник-пчеловод, лишенный каких-либо пороков, ищет место… Дворник Михальчук куском трубы убил члена МК РСДРП Баумана, похороны коего превратились в грандиозную манифестацию революционеров.

…Когда гроб с телом Баумана поравнялся с Консерваторией, зазвучал торжественный хор: «Вы жертвою пали в борьбе роковой любви беззаветной к народу».

Хор продолжает приглушенно петь, и возникает продуваемая осенним ветром площадь Кремля. На площади зябко поеживается группа либерально настроенных граждан. На Царь-пушку взбирается оратор-либерал.

– Сбылось, господа, сбылось – Россия вступила на европейский путь развития! Конституционная монархия, милостивые государи, как Великобритания! В голове не укладывается! Монарх постепенно превратится в чистый символ! Власть будет принадлежать избранникам народа!

В толпе.

– Эко размахнулся… восторженный человек…

Либералов сменяет разнузданная толпа мясников-охотнорядцев. На Царь-пушке оратор-черносотенец.

– А вы сытые, господа мясники?

– Сытые, хозяин!

– Ливеру вам под графинчик хватает?

– Хватает!

– Водку с вами хозяин пьет, не обижает?

– Не-ет!

– А вот социалисты, господа мясники, и голландец Карл Марс хотят весь российский достаток в свою пользу оборотить!

– Бить их надо, бить, бить!