Зеркало за стеклом

Мне совершенно некстати вспомнился ночной терпист, но хихикать в такой момент было стыдно, поэтому я по примеру Йена схватила редиску и поскорее затолкала в рот, маскируя подозрительные звуки под жевание. Разлившаяся на языке горечь как нельзя лучше поспособствовала изображению нужных эмоций, чуть было не вышибив у меня жалкую слезу.

Йен, зараза, без труда разгадал мои ухищрения и щедро плеснул масла в огонь, начав живописать то, как якобы обычно ведут себя дохляки: не ограничиваясь убийством возле нужника, а подкарауливая жертву внутри и хватая её за копчик, чтобы сначала напугать до смерти, а потом добить для верности. За это я его люто ненавидела, из последних сил сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Его же лицо за несколько кратких мгновений сменило столько выражений, что я уже собралась как-нибудь погримасничать в ответ, но тут в нашу безмолвную перепалку вклинился недовольный голос Сусанны:

— Так ты, красавчик, оказывается, в дохляках толк знаешь? Чего ж сразу-то не сказал?

Йен перевёл на самогонщицу взгляд, полный недоумения и снисходительного презрения, но шустрая тётка уже подскочила к двери, распахнула её настежь и заголосила так, что мне пришлось заткнуть пальцем ухо.

— Мужики, бабы! Все сюда! Несите дохлесек! Дохлевед нашёлся!

Теперь я с чистой совестью расхохоталась, стукнувшись лбом в столешницу.

Скрюченные в три погибели, мы засели в темноте за сараем наискосок от уборной, переругиваясь вполголоса и поочерёдно подпихивая тяжёлую деревянную конструкцию, то и дело норовящую съехать на бок и опуститься кому-нибудь на голову.

— Ты по-другому его не мог поставить?!

— По-другому его только положить.

— Ну, так положи, пока он сам на нас не положился!

— Тогда нам здесь тоже останется только лечь. Причём внутрь, потому что сверху места не хватит!

В этом Йен был прав: места и без того хватало еле-еле. В двух локтях от стены сарая тянулся хлипкий, но на редкость занозистый забор, между досок которого без труда пролезал палец, а если постараться, то и два. Но первая же заноза отбила желание продолжать эксперименты. На плечо, не переставая, капало с чудом уцелевшего фрагмента короткого козырька низкой крыши. Остальную часть козырька Йен, не колеблясь, просто отломал и швырнул за забор, дабы стоймя поместился и не мешал своим наличием обязательный атрибут нашей полуночной охоты на дохляка.

— Берите, берите! — взволнованно напутствовал нас местный плотник, водружая своё творение на подставленную йенову спину. — Извиняйте, что донести не поможем, да только ж темнеет ужо — того и гляди дохляк вылезет, а мы люди простые, на нечисть всякую не охотники. Ты с боков перехвати, парень, так-то оно сподручнее будет.

Йен изобразил на лице что-то непонятное, но совету последовал, завёл руки за спину и, натужно кряхтя, взялся за края увесистой ноши.

— А ты, девица, готова? — обратился ко мне Пыхай и, дождавшись ответного кивка, ещё раз попытался уговорить не лезть в дохляцкую пасть. Я только криво улыбнулась и поудобнее перехватила гвоздистую дубину. Сил её поднять у меня не хватало, так что я собиралась тащить волоком, уповая на то, что гвозди не будут вязнуть в грязи под ногами. — Ладно, тебе виднее. Коль с дохлеведом знаешься, значит, ведаешь, на что идёшь. Через четвертушку часа поднимется охальник неупокойный, так вы уж там постарайтесь. Чтоб оно ужо в последний раз. Ну, с Игринией!

Благословив на подвиг именем местечково почитаемой святой, мужики поспешили разойтись, оставив нас возле запертой на висячий замок плотницкой один на один с подступающей темнотой. К темноте, правда, прилагался моросящий дождь, и, будь у меня возможность, от такого приложения я бы без сожаления отказалась. Полагаю, не только я. Подождав, пока мужики рысцой свернут за угол и ещё несколько секунд после, Йен выпрямился, и без всяких усилий перебросил добротный дубовый гроб подмышку.

— Пошли, раз уж увязалась.

Я кашлянула, поддёрнула рукава одолженной кем-то из местных мальчишек рубахи (штаны тоже сыскались и в паре мест были схвачены на живую нитку для подгонки размера, а вот подходящей обуви не нашлось — пришлось идти в своих лаптях, грозившихся развалиться в любую минуту) и потянула дубину по грязному дорожному месиву. Как и следовало ожидать, проклятый дохлесек намертво застрял после первой же пары шагов. Попытки тянуть, выворачивать и выдёргивать рывком ничего не дали. Ушедший вперёд Йен остановился, обернулся и с недвусмысленным выражением наблюдал за моими трепыханиями. Когда представление затянулось и стало унылым, дохлевед-гробоносец соизволил придти мне на помощь, вырвав застрявшую дубину вместе с корягой, за которую она зацепилась самым непостижимым образом. Судя по тому, как разворотило при этом дорогу, коряга обреталась под слоем земли давно и была одним из корней срубленного в незапамятные времена дерева. Я представила, как несколько поколений местных жителей спотыкались о торчащую деревяшку, честили её вдоль и поперёк и шли своей дорогой, потому что времени заниматься корчеванием ни у кого не было, а желание ходить без спотыканий пересиливало исконное «а почему я?!»

Немного кренясь на бок со стороны гроба, Йен легко шагал в дождливом ночном сумраке к месту засады, небрежно помахивая дохлесеком в такт шагам. Я тащилась следом, всем своим видом желая показать неизвестно кому, что такая «прогулка» ничуть не обременительна. Сказать по правде, я бы с радостью осталась спать в избе Сусанны (у двери имелся вполне приличный засов, а на его уменьшенные копии при необходимости можно было запереть изнутри оконные ставни), но пришлось собираться и идти. Я всё ещё не верила в ходячих мертвецов, употребляющих баранину и закусывающих человечиной, но отпускать Йена Кайла в одиночку бродить по деревне казалось верхом глупости. Незваная мысль о том, что он может воспользоваться случаем и под прикрытием бесчинств дохляка отправить на тот свет кого-нибудь из жителей, не давала мне покоя. Я честно старалась убедить себя в том, что он не настолько уж и безумен, раз до сих пор никого тут не убил и даже не бравирует прилюдно своими необычными способностями, но разумные доводы, как известно, пасуют перед бессознательными страхами. Так что я тоже собралась на «охоту». Непонятно зачем, потому что в случае чего практического толка от меня не будет. Ладно, хоть не придётся мучиться неизвестностью…

Место для облавы долго выбирать не пришлось. По словам местных «оттудыть он завсегда и выходит, видать, нора там у него, аль гнездо, аль где он там ещё гниёт на свежем воздухе, тварь мерзопакостная!». Двор Моржовы встретил нас унылой тишиной. Хозяина дома не было. По случаю скорого избавления от дохляка бывший владелец уворованных свиных хвостов на радостях набрался с друзьями сусанниного первача и теперь наверняка дрых на чьих-то полатях.

Противная морось превратилась в мерзкий дождичек, и единственным сомнительным укрытием от него оказался тот самый огрызок козырька, из-под которого я на пробу выпростала руку и тут же дёрнула её обратно — дождичек уже сделался дождём и всё не переставал усиливаться. Вдалеке начало утробно погромыхивать. Хоть ветра нет — и на том спасибо.

— Скоро польёт, как из ведра, — тоскливо сообщила я своим рукам, вытирая одну рукавом другой.

— Я тебя с собой не звал. — Равнодушно напомнил Йен из темноты сбоку.

— Конечно, я же сама с обрыва сиганула, — съязвила я и мстительно пихнула разделяющий нас гроб. Домовина накренилась и с громким чавкающим стуком рухнула в грязь на то место, где должен был находиться мой похититель.

Его голос раздался над самым моим ухом с противоположной стороны, и я чуть не выбила макушкой скудные остатки ветхого козырька.

— Пока гуляющих покойников не видно, давай-ка потренируемся. Держи лопату.

— Какую лопату? — худо-бедно видеть в темноте я уже пообвыклась, поэтому совершенно точно могла сказать: неучтённых средств копки поблизости не наблюдалось. Вместо ответа мне в ладонь ткнулась палка, приглядевшись к которой, я смутно предположила черенок лопаты, а подняв и поднеся к глазам противоположный конец, убедилась, что это в самом деле она и есть. — Где ты её взял?