Страница 49 из 66
2005-й сентябрь, 12-й день
Вечером опять собрались всей компанией, как тогда, в июле, у Мишки на даче. То был день моего знакомства с Таней, а сегодня — она переезжает ко мне.
Стоило только обронить слово о переезде, сразу сбежались все мои друзья, — видно все же чувствуют, что я обрел именно то, что так долго искал. Меня это прельщает…
Мы сели за стол; потом собирались идти гулять: последние дни уходящего лета, нехолодно, и почему бы не прокатиться на катере?
Я сразу обратил внимание, что Калядин пребывал в приподнятом настроении, и немудрено: в недавно открывшейся городской выставке картин попало не одно, а даже целых два его полотна. Третьим или четвертым тостом я предложил выпить за его творческие успехи.
— Всем большое спасибо! — проговорил он, еще более окрыленный, когда мы осушили бокалы, — а скажи… — он обращался к Тане, — твоя квартира теперь пустует?
Она ответила, что нет, она сдала ее, но скучает теперь лишь по своему балкону, с которого любила раньше посмотреть футбол.
— Футбол? — Калядин вскинул брови, а потом развернул голову в мою сторону, как будто искал у меня помощи, — в каком смысле?
— В прямом, — я улыбнулся, подморгнул Тане, и объяснил ему, о чем шла речь. Потом все смеялись — уж больно оригинальной показалась эта история, — все, кроме Дарьи. Она вообще по какой-то причине была в этот вечер не в меру серьезной; наверное, не сильно-то хотела идти к нам, — скорее всего, Вадим ее просто уговорил. Я сразу понял, что у них какие-то напряги во взаимоотношениях, ибо она не хмурилась, как это бывает обычно с людьми, которые не очень хорошо себя чувствуют, а довольно часто и намеренно встречалась с ним глазами, и тогда в ее взгляде скользил укор, то легкий, то наигранный, то капризный, — его оттенок постоянно менялся, как и поза девушки, и лишь одно оставалось неизменным: Дарья то и дело нервно постукивала указательным пальцем по книге, которую принесла с собой. По мягкому переплету и цветастой матовой обложке я мог заключить, что это, по всей видимости, какой-то бульварный детектив. Название гласило: «Возвращение». Поначалу Вадим старался не отвечать на игру, которую она вела с ним, и даже не перехватывать эти взгляды, но так или иначе он испытывал легкий дискомфорт, который грозил постепенно перерасти в раздражение, если только Дарья не уймется. А она знала, что делала, и при следующем тосте даже не притронулась к бокалу.
Вот тогда Вадим не выдержал и устало обернулся.
— Ну что?
Он не говорил шепотом, но я едва сумел расслышать его голос, потому что Калядин в этот момент принялся рассказывать какую-то историю.
— Ничего, — Дарья укоризненно выпрямила спину.
— Что значит, «ничего»? Я же вижу, ты чего-то хочешь от меня.
— Мне надоело это. Что было сегодня утром, помнишь? Ты даже не извинился!
— За что я должен извиняться? — тут уж ему пришлось понизить голос.
— Ну все, с меня хватит, — она встала, — я ухожу домой, — развернулась и пошла в коридор.
— Что с ней такое? — удивленно осведомился Калядин.
— Отстань, — бросил ему Вадим и направился следом за своей девушкой. Он нагнал ее в прихожей; мы услышали напряженные голоса, но Вадим, по всей видимости, уговорил ее остаться ненадолго, и они направились на кухню выяснять отношения.
— Они на ножах? — все не унимался Павел, теперь ища объяснения у нас.
Я пожал плечами.
— Кто его знает! Так о чем ты там говорил?..
Вскоре Вадим заглянул в комнату и попросил меня открыть дверь. Я направился вместе с ним в прихожую.
— Вы уходите?
— Не на совсем. Просто выйдем на воздух поговорить. Будем на скамейке возле дома.
Я посмотрел на Дарью. В ее глазах играл все тот же огонек, что и раньше, и теперь я уже почувствовал настоящую неприязнь к ней.
Я вернулся к остальным; мы просидели за столом еще минут двадцать и выпили бутылку вина.
— Чего-то они не спешат возвращаться, — сетовал Калядин, засовывая три зубца своей вилки меж ребер кефали.
— Теперь они нескоро вернутся, не волнуйся, — ответил Мишка, — да ладно, пускай говорят.
— А что если когда они все же придут, тебе не спросить Дарью, что случилось, или утешить ее, — предложил я Тане.
— Мне?
— Вы ведь женщины, а женщины обычно дружат.
— Я не хочу — пусть сами выясняют свои отношения. При чем здесь я?
— Дарья тебе не нравится? — внезапно спросил я.
Она ничего не ответила, но я понял, что моя догадка, скорее всего, верна. Внезапно Калядин спросил у Тани, знает ли она, что муж Дарьи погиб в автокатастрофе.
— Да, я слышала. Просто ужас!
Внезапно у Калядина зазвонил мобильный телефон, который он оставил в куртке.
— Ага! Это, должно быть, мой друг! — сказал он, торопливо вставая из-за стола, — я попросил его толкнуть мои картины одной богатой дамочке. Ну или пусть хотя бы попытается, скажет: вот уже человека на выставку поставили, скоро прославится, так почему бы вам кое-что у него не купить, пока еще дешево? Надеюсь, он был убедителен… Алло! — заорал Калядин; его уже не было видно, а голос доносился из коридора.
Я предложил перейти в другую комнату, надоело здесь сидеть, а когда Вадим и Дарья вернутся с улицы, — отправимся к реке.
— А заодно не будем ему мешать, — я подмигнул Мишке.
— Давай.
Когда я обогнул стол, неизвестно по какой причине моя рука сама собой потянулась и взяла книгу, которая так и осталась лежать на столе, забытая своей хозяйкой. С детства я не мог терпеть бульварные романы — один из тех немногих вкусов, который роднил меня с матерью, она ведь была настоящим литератором. Каким же образом книга оказалась в моих руках? «Возвращение». Чье? Когда очутились в моей комнате, я положил книгу на журнальный столик возле кровати.
— У нас, кажется, повелось рассказывать истории о детстве. Что если продолжить традицию? — предложила Таня.
— Ты хочешь рассказать что-то о себе? — осведомился Мишка.
— Не угадал, — отвечала она; голос ее при этом звучал очень спокойно и резонно, а на лицо опустился оранжевый свет солнца, — пусть Паша, как раньше.
— Из детства? Может о прятках в сене? — спросил я Мишку.
— О чем? — не поняла Таня.
— А это идея, — кивнул Мишка и повторил, — о прятках в сене. Давай…
«Мы так называем эту историю: «Прятки в сене», — начал я, — но на самом-то деле «пряток» там не так уж и много, только в самом начале. Нам было тогда по двенадцать лет, мы начитались Марка Твена и, целиком находясь под его влиянием, решили, что дружбу нашу стоит узаконить не иначе, как посредством кровавой печати. Поводом этому послужило вот что. Была середина лета. Антон уехал вместе с матерью на юг, (к тому времени его родители уже развелись; он бывал на даче все реже и реже, а его отец — мой дядя — пил все чаще и чаще), и нам приходилось развлекаться без него. Конечно, его изобретательности нам не хватало, но «Приключения Тома Сойера», что называется, спасли ситуацию, ибо они волнуют сердце ребенка точно так же, как величественные пейзажи Шотландии — сердце поэта. Неудивительно, что дня через два после того, как мы пропустили через себя последнюю страницу этой книги, одному из нас — это был я — пришла в голову идея устроить нечто вроде состязания, борьбы, и происходить она должна была в поле, которое находилось неподалеку; да к тому же там росла высокая трава — как этим не воспользоваться и не затеять игру в прятки! Условия придуманной мною игры были таковы: участники делятся на две команды, заходят в поле с разных сторон и стараются напасть на соперника тогда, когда тот меньше всего ожидает, после чего происходит рукопашная схватка, выявляющая победителя. (Возможно, что мне могла бы прийти в голову совсем другая идея — попытаться вырыть клад на этом поле, — но фантазия моя зашла гораздо дальше).
В тот день нас было четверо и те, против кого мы играли, — братья Аловы, Макс и Рома, — являлись если и не нашими «злейшими врагами», то, во всяком случае, мы их недолюбливали. Причина? Да очень простая, мальчишеская: не в том, что они когда-то наделали нам пакостей, корчили рожи или дразнили, а просто потому, что если мы и не видели их вместе, то обязательно когда уходил Макс, оставался Рома, и наоборот — когда уходил Рома, оставался Макс, — словом, не сошлись характерами. Излишне говорить, что мы с Мишкой оказались в одной команде, хотя и не договаривались заранее, а тянули жребий.