Страница 10 из 126
Амуру. Предлагаю собранию выразить путем голосования одобрение словам гражданина Паскаля Груссé.
Андриэ. Я хотел бы подчеркнуть, насколько опасно для нас выступать в качестве воюющей стороны. Мы не только не мятежники, но мы больше чем воюющая сторона: мы — судьи. Поэтому я считаю, что очень опасно добиваться звания низшего, чем наше подлинное звание».
Ровно через месяц версальцы предали революционный Париж огню и мечу разгрома. Судьи расстреливались без суда или избивались в тюрьмах. Сам Андриэ, заочно приговоренный к ссылке в Новую Каледонию, едва пробрался в Лондон, раненный в майскую неделю. Амуру приговорен к вечной каторге в Новой Каледонии, куда затем прибыл и сам Паскаль Груссé, творец близорукой иностранной политики Коммуны.
«Если они окажутся побежденными, виной будет не что иное, как их «великодушие», — писал Маркс Кугельману в апреле 1871 года. И это «великодушие», ложная буржуазная романтика, поза мессианства погубила-таки Коммуну. Париж остался одиноким. Франция не поддержала его движения.
Для интернациональных выступлений рабочего класса еще не наступило время, но «Как бы там ни было, теперешнее парижское восстание, — писал Маркс Кугельману, — если оно даже и будет подавлено волками, свиньями и подлыми псами старого общества, — является славнейшим подвигом нашей партии со времени июньского восстания».
«Гром парижских пушек, — писал Ленин в 1911 году, — разбудил спавшие глубоким сном самые отсталые слои пролетариата и всюду дал толчок к усилению революционно-социалистической пропаганды. Вот почему дело Коммуны не умерло; оно до сих пор живет в каждом из нас».
Живет как первый опыт пролетарской революции, славный, но трагический урок добродушию, как обвинение гуманным принципам социальной борьбы и разоблачение веры в некую надклассовую, общечеловеческую справедливость, которой не было, и не могло, и не должно было быть.
Книга «Протоколов» — в то же время книга портретов. Прочитайте ее с карандашом в руках, следя за определенным именем от заседания к заседанию, и вы пойдете от акта к акту героической трагедии, и бойцы Коммуны встанут перед глазами во всей своей великой и страшной повседневности, мечтатели и герои, мученики и мыслители своих бессмертных семидесяти двух дней.
1934
Не будем искать его среди мертвых
Качеством большого человека революции является то, что он чрезвычайно быстро растворяется в своей среде, как бы множится в ней, всплывает отдельными своими чертами в окружающих. Мне не пришлось видеть Я. М. Свердлова живым, но мемуары о нем я читаю, как собственные воспоминания, как эхо живых с ним встреч. Ясно представляю невысокого человека в кожаном костюме, с худым лицом интеллигента девяностых годов, в непослушных валящихся с носа пенсне. Могучий бас непринужденно исходит из его впалой груди. Он делает красивым и сильным лицо Свердлова, и не тем, что он вообще силен и красив, а неопровержимой нужностью своей, — именно бас, и хороший, мощный должен быть у Свердлова, потому что голос его является не случайным качеством, а отлично выверенным оружием оратора-массовика. Голос придает фигуре Свердлова черты особой приподнятости и страшной силы, — это величие, почти освобожденное от вспомогательной роли внешности.
Соединяя в себе самое сильное, самое законченное, чем характеризовались дореволюционные низы нашей партии, Свердлов очень законченно выразил собою образ массовика-организатора, для которого черная организационная работа не случайное дело, не скучная обязанность, не печальная необходимость, но великое и сложное, всегда вдохновенное мастерство.
Как всякий цельный образ, Свердлов — школа характеа. «Организатор до мозга костей, — говорит о Свердлове товарищ Сталин, — организатор по натуре, по навыкам, по революционному воспитанию, по чутью, организатор всей своей кипучей деятельностью, — такова фигура Я. М. Свердлова».
В Свердлове-организаторе все: и ум, и чувства, и житейские навыки. Он мог бы сказать о себе: «Сердце у человека одно. Если его нет в работе, его нет нигде».
И действительно, в Свердлове ничего нет просто так, — по слабости» ли, по привычке ли, по болезни ли. С громадной настойчивостью убрал он из своей жизни все, кроме воли, направив ее на одну цель. И вместе с тем это был человек шекспировского письма — не схематик, не отшельник, исключивший земную жизнь из своего сознания ради химеры будущих благ, но страстный, воинствующий оптимист, который не подвизался, а жил во всю мощь натуры в любых условиях и в любой обстановке. Свердлов строил партию, начиная от заводских кружков начала столетия до аппарата ЦК и ВЦИК с тем спокойствием, которое присуще призванию. Он выбрал творчеством всей своей жизни организационную работу, «технику» руководства и показал, чем должна стать эта работа в руках образцового большевика. Вести ее — не означало быть только разводящим партийных караулов.
Товарищ Сталин в своей статье о Свердлове писал:
«Быть вождём-организатором в наших условиях это значит, во-первых, — знать работников, уметь схватывать их достоинства и недостатки, уметь подойти к работникам, во-вторых, — уметь расставить работников так:
1) чтобы каждый работник чувствовал себя на месте;
2) чтобы каждый работник мог дать революции максимум того, что вообще способен он дать по своим личным качествам;
3) чтобы такого рода расстановка работников дала в своём результате не перебои, а согласованность, единство, общий подъём работы в целом;
4) чтобы общее направление организованной таким образом работы служило выражением и осуществлением той политической идеи, во имя которой производится расстановка работников по постам.
Я. М. Свердлов был именно такого рода вождём-организатором нашей партии и нашего государства».
Руководить, расставлять людей по местам в нужных сочетаниях — это значит быть знатоком человеческой души, быть психологом. А для чего же и изучать человеческую душу, если не для того, чтобы действовать человеком?
Он умер тридцати четырех лет от роду, умер на бегу, го есть так же, как прожил всю свою недолгую жизнь, умер как бы нечаянно. Начав жизнь профессионального революционера с семнадцати лет, на половине жизненного срока, он из вторых семнадцати лет больше десяти просидел в тюрьмах и ссылках, около пяти прожил в условиях подполья и лишь за два года до смерти, после февраля 1917 года, впервые увидел Ленина, хотя история неосуществленной их встречи вела начало с 1908 года, когда Свердлов должен был выехать за границу и не сумел. Он как-то всегда попадал на самую неотложную работу.
Но тот, кто искал бы Свердлова в событиях последних его семи лет, зачеркнув остальные десять, как мертвые годы тюрем и ссылок, сделал бы ошибку. Жизнь Свердлова-организатора не прекращалась ни на минуту за все семнадцать лет. «Тюрьма и ссылка, — говорил как-то Герцен, — необыкновенно сохраняют сильных людей, если не тотчас их губят: они выходят из нее, как из обморока, продолжая то, на чем лишились сознания». К Свердлову никак нельзя было бы отнести этих слов. Тюрьмы и ссылки не сохраняли его, конечно, а разрушали, но, разрушая, совершенствовали как бойца, как революционера. И обмороком никак нельзя было бы назвать свердловские сиденья, потому что — в этом-то как раз весь Свердлов — и в тюрьмах и в ссылках он ни на секунду не терял ориентировки, связи с движением, забот о людях, о партии, никогда не забывал о возврате на волю.
Материал его жизни потрясающ не столько тем, что с ним делала жизнь, сколько тем, что он сам с нею делал, что он сам извлекал из нее, — и как всегда просто он это делал, как спокойно, без раздумий, будто бы все уже наперед зная!
Ссылки и тюрьмы были для него как бы совершенно естественным, практически необходимым этапом накопления нового опыта методики массовой работы.
В 1902 году семнадцатилетний Свердлов получает первые шесть месяцев тюрьмы, в 1903 году он партийный организатор в Сормове. Это — эпоха горьковской «Матери», дни мощного роста большевистских кадров, дни яростной борьбы с меньшевизмом. Свердлов — организатор заводских кружков, пропагандист, оратор, автор прокламаций — через два года становится известен всему рабочему Нижнему. В 1905 году он едет на партийную конференцию в Финляндию, но так как выяснилось, что конференция не состоится, задерживается в Москве, успевает выступить на десятитысячном митинге в «Аквариуме», и вот он уже снова на Урале, теперь в качестве уполномоченного ЦК, двадцати лет от роду. В 1906 году ему надо ехать на Стокгольмский съезд, но рабочие Мотовилихи просто-напросто не пускают его: это самый необходимый, самый популярный и самый авторитетный вождь уральских рабочих. Вскоре проваливаются мотовилихинский и пермский комитеты партии, и Свердлов в тюрьме.