Боги богов

А когда кофе выпит и фильм просмотрен — ты собираешь вещички и валишь из номера к чертовой матери. Тебе нельзя дважды ночевать в одном и том же месте. Старый прием, ему шесть тысяч лет, а действует безотказно.

Конечно, ты всё время настороже. Основные правила давно выучены наизусть. Не привлекай внимания, не устраивай скандалов, уважай дух mille

Ты всего лишь угоняешь лодки.

Конечно, есть еще КЭР, но ты не настолько опасен для человечества, чтобы тобой занимались люди из КЭР.

Перед тем, как отправиться в порт, ты едешь на Свободную территорию и там, усевшись за столик уличного кафе, пьешь белое вино. Пространство здесь немного искривлено, и ты видишь перед собой берег реки, широкую полосу песка, бледно-желтого, словно свет Старого Солнца; по воде летят лодки, тримараны и разноцветные паруса сёрфов. На самом деле от места, где ты сидишь, до берега реки несколько миль.

Еще нет полудня, но на Свободной территории уже весело. Здесь не соблюдается rex taciturn, закон тишины, и ты смотришь на хохочущих девушек, пролетающих мимо на задорно жужжащем электромобильчике, и сам тоже смеешься, просто так, от полноты жизни.

Ты — пилот, тебя никогда не раздражали механические шумы, тебя двенадцать лет учили не раздражаться, ты владеешь десятками приемов обретения пилотской нирваны — сейчас ты смотришь на древнюю машинку, отчаянно скрипящей и лязгающей, с большой симпатией. Да и на девчонок тоже.

Восемь из десяти посетителей Свободных территорий — девушки.

День хорош, ярок, но вывески сверкают еще ярче, справа — кинотеатр, слева — ресторан, еще левее — вход в популярный дансинг. Кое-где видны помятые завсегдатаи, иные со следами похмелья, но пьяных пока нет. Тут и вечером их мало. Олимпия основана христианскими протестантами, здесь не приветствуется алкоголь. Любители пьяных трипов обычно летают на Сиберию, где при минус тридцати по Цельсию дегустируют водку, ее там десять тысяч сортов.

А здесь — Олимпия, здесь можно неплохо повеселиться и на трезвую голову. Ты, правда, заехал сюда не для веселья, а просто расслабиться перед дальней дорогой. Вспомнить, что ты молод и твое место вовсе не среди ухмыляющихся скупщиков краденого, и не в тайных ангарах контрабандистов, где воняет самодельными взлетно-посадочными антифризами, и не в сомнительных офисах сомнительных корпораций, продающих лицензии на торговлю мусором, и не в кабинете вечно переутомленного имплантатора Маркуса, где в огромном террариуме сидит вяло пыхтящее бесформенное нечто, состоящее из одних только глаз и губ, — тварь, лично собранная Маркусом из отходов (изготовление таких сувениров запрещено законом, но каждый имплантатор обязательно лепит себе самоделку, так уж принято в их циничной профессии), — нет, тебе следует как можно больше времени проводить среди людей, у которых чиста совесть, за разноцветными столиками баров, в клубах, игровых зонах, в залах симуляторов, в шоу-музеях, на теннисных кортах и беговых дорожках, где сотнями способов можно выплеснуть лишнюю или глупую молодую энергию и набрать новую, здоровую и свежую.

Рядом садится юная пара, он румян, она бледна, он — как бы мачо со щетиной и квадратными плечами, она — как бы вся в себе, на тонких запястьях браслеты, на ногтях интерактивные ЗD-картинки, на сгибе локтя свежий след от подкожной инъекции какой-нибудь слабенькой дурной субстанции, псевдогашиш или антипрагматика, безвредные игрушки для тех, кто жаждет познать вкус порока, но боится увлечься. На Свободных территориях это не модно, но и не позорно.

Свободные территории есть на каждой планете, они для того и придуманы, чтобы молодежь могла выпустить пар.

Ты допиваешь вино и встаешь. Бросаешь короткий взгляд и сразу видишь, что она его не любит, а он любит, но не так, как ей бы хотелось, и притом оба сильно хотят друг друга, но мечтают, чтобы всё было по любви. И ты, профессиональный пилот, слишком многое знающий о физической любви (семь лет ежедневных тренировок), решаешь, что надо что-то сделать для сбитого с толку парнишки, и, проходя мимо, улыбаешься плечистому отроку, и говоришь:

— Любить иных — тяжелый крест.

Ты доходишь до перекрестка и берешь такси, почему-то испытывая печаль. Разлитое вокруг, изо всех углов подмигивающее дружелюбие этого идеально налаженного мира, до краев наполненного самой чистой и светлой любовью, кажется чужим, не тебе адресованным.

Ты трижды меняешь машины и в припортовом квартале выпрыгиваешь из дешевого вертолета едва не на ходу. Багаж — четыре огромных ситалловых кофра — поехал из отеля в порт отдельно. Кофры забиты старыми шмотками, багаж — фальшивка, никто не сможет отследить тебя по адресу его доставки. Багаж полетит на Шамбалу, а сам ты, налегке, — совсем в другое место, и там, если тебе понадобится одежда, ты купишь новую.

В порту слышно только пение птиц и шуршание ветра в листве огромных дубов и кленов. Дух mille

Ты в любой момент можешь присоединиться к этому неудачнику. Ты не забываешь, кто ты. Ты напряжен, несмотря на метарелаксанты и выпитые за полчаса три порции виски. Медузы под тобой еле слышно пыхтят, по спинке кресла проходят медленные волны. Внешне, разумеется, ты спокоен и даже начинаешь искоса посматривать на девушку, сидящую неподалеку, слишком свежую и сексуальную, чтобы сразу поверить в естественность ее свежести и сексуальности.

Уву, натуральная красота пала жертвой биотехнической революции, с двенадцати лет каждая дура мечтает пересадить себе эпидермис алмазной бабочки; о вагинальных мышцах лучше вообще умолчать, у твоего личного имплантатора Маркуса в прайс-листе их — пятьдесят с лишним позиций, несчастный парень проводит у операционного стола по десять часов в день и давно уже держит целибат, женщины ему неприятны. Снимаю с нее одежду, жалуется он, и вижу не грудь или бедра, а позиции в прайс-листе…

Ты вспоминаешь бедолагу Маркуса и улыбаешься. А потом замечаешь двух маленьких стариков — бледных, седых, дорогие костюмы немного глупо смотрятся на их сухих телах, — и страх парализует тебя. Медузы дрожат под твоими лопатками, безуспешно пытаясь снять напряжение. Старики на тебя не смотрят, но ты уже всё понял, ты слышал про этих стариков: они вовсе не старики, им по тридцать пять лет, седины и морщины — камуфляж; любой из них может убить тебя одним движением пальца.

Ты прикидываешь дистанцию и понимаешь, что у тебя нет шансов. Оружия при тебе нет, ты не пользуешься оружием. Твое оружие — голова и нервная система.

Потом тебя арестовывают и судят. Потом везут на Девятый Марс. Выдают бушлат и кислородную пайку. Скидывают с высоты в пятьдесят метров на песок. Три месяца ты живешь, как пустынное насекомое, хрипишь от удушья, страдаешь от жестокого поноса, покрываешься твердым панцирем синей грязи и ждешь своей участи. Иногда что-то происходит. Например, привозят знаменитого вора и бандита по кличке Жилец, и он зачем-то изъявляет желание познакомиться с тобой. Но тебе уже всё равно, что происходит вокруг, — ты ждешь, когда всё закончится.