Страница 60 из 71
Георгий Владимирович, как ученый-медик, не веровал в Бога, потому дал обет самому себе: если ему когда-нибудь посчастливится выбраться из негаснущего света камеры живым и увидать снова бархатисто-фиолетовое звездное небо, он пойдет и отыщет в газетах или журналах портрет комдива Деева Дмитрия Алексеевича и убедится, что от рассеянного склероза скончалось лицо совершенно постороннее. Ни придумать, что он сделает дальше, ни даже просто исполнить обет доктор не успел: однажды молчаливые стражи вывели его на дневной свет, официальный человек в форме сухо извинился за ошибку, сопроводив извинение рассказом о какой-то идиотской антисоветской пьесе, где действует персонаж с фамилией Борменталь, после чего медику вернули металлические и острые предметы и предложили подписать обязательство о неразглашении. А затем в соседнем кабинете другой, не менее официальный, человек, но уже в штатском, известил Борменталя о том, что он послужит Родине в группе по превентивной контрпропаганде, и, не дожидаясь согласия, вручил папку с рабочими материалами. Только в поезде Георгий Владимирович познакомился с Алексеем Субботским, а по прибытии — с остальными. Узнал, что Александр Дмитриевич — воспитанник комдива Деева. И был весьма разочарован. Нет, и внешность товарища Баева, и его привычка рыдать по всякому поводу и без вполне соответствовала описанию Ниночки. Это было более глубокое и философское разочарование — разочарование в идеалах молодости, если хотите, в человеческой природе, силе знания, возможностях воспитательного воздействия… Доктору Борменталю в жизни повезло: Дмитрия Деева он удостоился знать лично, еще до того, как тот стал комдивом. Потому что, став комдивом, Деев общался с гражданскими лицами редко. Вообще не любил публичности. Он не искал ни званий, ни орденов, ни иной земной тщеты, именуемой славой. О нем нечасто упоминали в официальных хрониках. Его фото редко появлялись в газетах. А жаль. Потому что лицо у Деева было в высшей степени запоминающееся. Большие светлые глаза излучали какой-то мистический, потусторонний, но удивительно ровный свет… Как мог аристократичный даже в своем аскетизме, целеустремленный до фанатизма, образованный, никогда не поступавшийся собственным достоинством Дмитрий Алексеевич взрастить такое капризное, самовлюбленное, наглое и истеричное создание, как Саша? Словом, обсуждать странный труп со скандальным приемышем давнишнего знакомого доктор совершенно не собирался.
32
— Нет ли у вас, Николай Павлович, фотографии покойного Дмитрия Алексеевича в последние годы? — прервал монолог ударившегося в философию доктора Мазур.
Вообще-то, лично у Прошкина портрета Деева не было, зато внимательный Алексей Субботский тут же притащил обтянутый потертым бархатом альбом с семейными снимками из дома фон Штерна. Хотя самые последние фотографии легендарного комдива, сложенные в альбом вместе с газетными вырезками, относились к концу двадцатых годов, общее впечатление о том, как выглядел при жизни Дмитрий Алексеевич, по ним вполне можно было составить.
— Да, вот это действительно Дмитрий, — ностальгически улыбнулся Борменталь, перебирая снимки.
Прошкин тоже заглянув в альбом. Товарищ Деев был мужчиной эффектным и запоминающимся, хотя его вряд ли можно было описать как классического красавца. И все же было в нем нечто необыкновенно притягательное, даже излишняя худоба и отрешенный, совершенно потусторонний взгляд больших светлых глаз его совершенно не портили, а, напротив, придавали сходство то ли с первохристианским мучеником, то ли с вдохновителем средневековых еретиков, замершим в ожидании аутодафе. Делиться неуместными романтическими наблюдениями Прошкин не стал, только довольно формально заметил:
— Вполне здоровым выглядит. А говорили, что он с самого детства тяжело болел, даже не мог из-за состояния здоровья на воинскую службу поступить…
— Да ведь в те времена к воинской службе допускали только после строжайшего отбора по множеству параметров, среди которых здоровье было весьма существенным! — возмутился Мазур. — Только с возникновением большевизма карлы, горбатые, паралитики, косые и золотушные — всяк в седло полез и за саблю ухватился! Воинство сирых и убогих… Иметь две руки, две ноги, пару здоровых глаз, ровные зубы и при этом не маяться хотя бы язвой желудка или чахоткой — сущий моветон для комиссара РККА! — то ли в память о собственном прошлом, то ли из уважения к истории, знавшей комиссаров иных, чем большевистские, нотариус никогда не использовал прилагательного «красный» для характеристики бывших идейных противников. — Так что покойный Дмитрий Алексеевич с его жалким плевритом действительно здоровым на этом фоне выглядит. А если разобраться, — продолжал гуманный экс-штабс-ротмистр, постукивая костяшкой породистого пальца по толстенной истории болезни, — как Господь его в земной юдоли столькими страданиями облек и раньше не прибрал, можно только дивиться…
— Евгений Аверьянович, будьте добры, избавьте меня от повторения этого шизофренического бреда! — снова принялся возмущаться Борменталь. — Право слово, каждый сейчас читает колонку «В здоровом теле — здоровый дух» журнала «Физкультура и спорт» и мнит себя доктором. А в это время наши самые прогрессивные в мире врачи придумывают диагнозы, которые звучат похлеще неологизмов поэта Маяковского и совершенно не подтверждены ни клинической практикой, ни сколько-нибудь серьезным научным описанием!
— Давайте не будем обобщать, — предложил собеседникам Прошкин, которого совершенно не устраивало то русло, в которое незаметно перетекала беседа.
— Хорошо, — согласился доктор, надел очки и принялся перелистывать историю болезни, комментируя имеющиеся там записи: — Я не буду присутствующих обременять длинными научными пояснениями, но, знаете ли, есть такие болезни, которых у человека просто не может быть одновременно, — это одно. Второе — есть, увы, и другие болезни, средств справиться с которыми в арсенале современной медицины просто нет, и потому они неминуемо ведут к быстрому летальному исходу. Таковы печальные факты. Так вот, содержание эдакого, с позволения сказать, документа выходит за рамки аксиом, которые известны даже студенту-первокурснику! А тут — и малярии, и пневмонии, и саркомы, и склеродермия, и острая сердечная недостаточность, и лимфогранулематоз, и даже пресловутый рассеянный склероз! Если бы все это имело место в организме Дмитрия Алексеевича, да еще и одномоментно, он умер бы по крайней мере восемь раз! И поверьте, произошло бы это еще задолго до нынешней весны…
Тут нотариус Мазур задал вопрос, совершенно неожиданный и глубоко запавший в голову впечатлительного Прошкина; вместо того чтобы слушать наукообразные пояснения Борменталя, Николай Павлович усиленно размышлял на тему о том, каким образом нервному провинциальному нотариусу удалось за неполных двадцать часов заполучить в свое распоряжения два подлинных документа, которые не смогли найти ни сам Прошкин, ни его обладающий высокими связями начальник, ни даже любящий приемный сын и ловкий интриган Баев.
— Скажите, Георгий Владимирович, сугубо теоретически: существуй человек, действительно страдавший всеми перечисленными тут болезнями в описанной форме, его тело могло бы представлять научную ценность для медицины?
— Сугубо теоретически — вне всякого сомнения. Такое тело позволило бы медицине описать в научных терминах настоящее чудо, подтверждающее возможность бессмертия в физическом теле, не зависящее от биологических факторов, таких как болезни и старение организма. Но чудес, как известно, не бывает! Зато имеют место начетничество, тяга к дешевым сенсациям и самая банальная профессиональная некомпетентность! За годы существования медицины даны полные описания сотен тысяч заболеваний. В последние годы, безусловно, наблюдается значительный прогресс в области стратегий лечения, разработки новых медицинских препаратов. Но обнаружить и описать совершенно новую болезнь — чрезвычайная удача, в возможность которой я как практик не верю! — Борменталь открыл историю болезни и стал читать в подтверждение собственного тезиса: — «Температура больного сохранялась на уровне тридцати четырех градусов по шкале Цельсия в течение трех суток. По истечении третьих суток на непораженных ранее участках кожи визуализируются явления в форме связного текста на арабском языке. Запись и перевод текста прилагаются. Температура стала постепенно повышаться, общая реактивность организма повысилась»! — Борменталь победно сверкнул очками. — Это что — научное описание? Разве что описание шизофренического бреда автора. Настоящая ересь! Поверить в это — все равно что поверить в существовании вампиров, умирающих и воскресающих единственно по собственному желанию! Вот вы, Николай Павлович, как воинствующий атеист, верите в вурдалаков? — возвращаясь к обычной своей иронической манере, спросил Борменталь.