Страница 16 из 63
Вдруг захотелось
И ее расписать узорами
Луна над гостиницей.
Висячий мост.
За него цепляются что было сил
Плети плюща.
Висячий мост
Увидишь, и тут же вспомнится:
«Передача коней»147
Растаял туман.
Висячий мост взору открылся
До последней доски.
Эцудзин
Гора Обасутэ:
Плачущая старуха
Увидится вдруг, как живая.
Вместе глядим на луну.
Шестнадцатый день
Луне, а мы еще здесь -
Уезд Сарасина.
О, Сарасина!
Три ночи подряд гляжу на луну,
На небе ни тучки.
Эцудзин
О, как хрупки!
А роса с каждым мигом обильней
Оминаэси148.
Пронизывают насквозь
Горечь тертой редьки порывы
Осеннего ветра.
Каштаны Косо.
Для людей из зыбкого мира
Лучший гостинец.
Проводы, встречи,
Расставанья, а в завершенье
Осень Кисо.
Дзэнкодзи:
Лунный свет
Четыре ученья, четыре теченья
Единая суть.149
Подхваченный ветром,
Несется куда-то камень.
Ураган над Асама.
ПО ТРОПИНКАМ СЕВЕРА
Луна и солнце - лишь гости, что пройдут по сотням лет-веков150, сменяющие друг Друга годы - токе странники. Тот, кто, садясь в ладью, подчиняется воле волн, равно как и тот, кто встречает старость, держась за поводья, жизнь свою превращают в странствие, странствие становится их единственным прибежищем в мире. Да, многие славные мужи древности встретили смерть в пути. Вот и я, не помню с какого уж времени, был, подобно клочку облака, подхвачен ветром странствии, и, снедаемый желанием бродяжничать, долго скитался по морским побережьям, пока наконец прошлой осенью151 не смел старую паутину со стен своей полуразвалившейся хижины в верховьях реки152, однако едва год успел подойти к концу, как меня стало одолевать желание увидеть первую весеннюю дымку над заставой Сиракава153, казалось, некий бог-искуситель, овладев моей душой, поверг ее в безумие, казалось, бог-покровитель путников влек меня в путь, вещи валились из рук, и в конце концов я залатал прорехи на штанах, поменял шнурки на шляпе, прижег себе моксой точку «санри» под коленом154, и, помышляя лишь о луне над Мацусима, передал свое жилище другому человеку, а сам перебрался в хижину Сампу155.
Бремя новых жильцов
Пришло, стала лачуга моя
Приютом для кукол.
УХОДЯ, набросал на листке бумаги восемь «лицевых строф» и прикрепил его к столбу хижины.156
Настал последний седьмой день третьей луны,157 тускло светится рассветное небо, луна еще видна, но сияние ее уже не такое яркое, вдали смутно вырисовывается вершина Фудзи, взглянув на которую, я невольно устремляюсь мыслями к вишням УЭНО и Яна-ка158 - право, когда же снова?.. - и сердце сжимается от безотчетной тоски. Мои близкие, собравшиеся еще с прошлого вечера, проводили меня до лодки. В местечке, название которому Сэндзю, поднялся я на борт, думы о предстоящем пути в три тысячи ри159 тяжестью легли на сердце, и, стоя на этом призрачном распутье, я проливал слезы.
Расстаемся с весной.
Плачут птицы, и даже у рыб
Слезы из глаз160.
Для этих строк я впервые открыл свою дорожную тушечницу, а ведь еще не было сделано и шага по лежащему передо мною пути. Люди стояли на берегу и смотрели мне вслед, пока лодка моя не исчезла вдали.
В нынешнем году, то есть во втором году Гэнроку, вдруг придумал я отправиться паломником по дальним дорогам Муцу и Дэва, и хотя беспрестанно сокрушался о том, что волосы мои побелеют под небом чужбины, все-таки решился, влекомый легкомысленной надеждой увидеть пределы, которые доселе видывать не приходилось, хотя молва о них давно уже долетала до моего слуха, а там, ежели повезет, целым и невредимым вернуться домой; решившись же, пустился в путь и вот добрел до постоялого двора, расположенного в местечке под названием Сока. Более всего страдал я от ноши, обременявшей мои костлявые плечи. Выходя, я не собирался брать с собой никаких вещей, однако же разве мог я обойтись без бумажного платья для защиты от ночных холодов, легкого халата, плаща и зонтика на случай дождя, тушечницы и кисти? К этому добавились еще и прощальные дары, от которых нельзя было отказаться... Конечно же, все эти вещи доставят мне немало мучении в пути, но пришлось смириться.
Поклонились святилищу Ясима в местечке Муро - Пещера. Вот что рассказал мой спутник, Сора161: «Здешнее божество именуется Девой Цветения Цветов на деревьях - Ко-но-хана-но-сакуя-бимэ, и едино оно с божеством горы Фудзи. Когда Дева Цветов, выполняя данный ею обет162, была заточена в пещеру, выхода не имеющую, и предана огню, из чрева ее появился бог Хоходэми-но микото, после чего место это и стали называть Муро - Пещера. По этой же причине появилось множество песен, воспевающих дым над святилищем Ясима в Муро. Рассказывают также, что в здешних местах запрещено есть рыбу под названием коносиро163».