Страница 8 из 14
– Ты снова пьян! – сказала сухо и коротко.
– А ты снова их учишь?.. – вместо ответа спросил Юст и плюнул на пол.
– Эрих, сейчас все должны…
Резкий смех не дал ей закончить:
– Нет и нет! Мы немцы, и ничего мы не должны.
– Майн Готт! Эрих, немедленно иди домой, ты пьян.
Юст отступил, круто повернулся и зашагал по коридору к выходу. Берта Фридриховна выпрямилась, поправила шляпку и, став вновь строгой и собранной, вошла в аудиторию.
На улице Юст едва не налетел на девушку, которая остановилась у дома, читая вывеску. Это была Ольга Иванцова.
– Скажите, пожалуйста, – обратилась к нему Ольга, – здесь курсы немецкого языка?
– Ха-ха-ха! – засмеялся Эрих, оглядывая девушку с ног до головы. – Вы хотите изучать язык фашистов? – спросил по-немецки.
Ольга отступила и выпалила с гневом тоже по-немецки:
– Да, чтобы лучше их побеждать! – и направилась к входу.
Но Юст загородил ей дорогу:
– Могу обучать немецкому бесплатно. Пойдешь со мной в кино?
– Не имею времени, – взялась за ручку двери Ольга и, отстранив Юста, вошла в вестибюль.
– Я Юст. Эрих Юст, – бросил он вдогонку. – Будем знакомы!
С этого дня Ольга Иванцова, поступив на курсы, начала совершенствовать свои знания немецкого языка. Училась прилежно, старательно, и вскоре она снискала к себе особое уважение преподавательницы Берты Фридриховны. Однажды та заметила:
– Иванцова Ольга, я вас учу берлинскому произношению, а вы отвечаете мне по-кельнски. Прошу учесть это…
Вскоре Ольга начала говорить «по-берлински», и Берта Фридриховна удовлетворенно прислушивалась к ее произношению, не скупилась на похвалу за прилежание.
Эрих Юст после первой встречи с Ольгой часто набивался в провожатые, но Ольга под разными предлогами решительно отказывалась.
Как-то вечером после занятий, когда она вышла из здания вместе с другими курсантами, ей преградил дорогу Юст и со своей нагловатой улыбочкой спросил по-немецки:
– С вами можно говорить на родном языке? Гутен абенд, фройляйн!..
Иванцова посторонилась, давая проход другим, и ответила:
– Гутен абенд, Юст. Вы, как обычно, навеселе?
– Не нравлюсь, ха-ха-ха. Так проводить тебя домой? – не пропуская девушку, настаивал он.
– Я неоднократно вам говорила, чтобы вы оставили меня в покое! – с заметным раздражением ответила Ольга.
В это время к ним вышла, осторожно ступая, Берта Фридриховна, и девушка настоятельно посоветовала:
– Проводите лучше свою бабушку, Юст.
– Эрих! Эрих! – увидев внука, обрадовалась Берта Фридриховна. – Ты вернулся со смены, чтобы встретить меня?
Она подошла к молодым людям, благопарно улыбнулась, взяла Эриха под руку. Юст замялся:
– Конечно же, конечно, Берточка, чтобы встретить тебя!.. Но не после смены, а идя на нее, – засмеялся он.
– Эрих, как и его отец, раоотает на железной дороге. У него ночные смены… – пояснила Иванцовой Берга Фридриховна. И с достоинством добавила: – У него бронь от армии.
Этот разговор происходил на немецком языке, и его услышали патрульные из истребительного батальона. Они насторожились, и старший подошел, взяв под козырек:
– Прошу предъявить документы, граждане.
Женщины протянули свои документы, Юст с улыбочкой – свои, разглядывая патрульных.
– Вас насторожил наш разговор по-немецки? – улыбнулась Иванцова. – Мы учимся здесь на курсах немецкого языка, – пояснила она.
Старший возвратил документы, и патрульные ушли.
– До свидания, Берта Фридриховна, – сказала Ольга. – У вас есть провожатый…
Юст с недовольным видом посмотрел ей вслед, взял небоежно под руку Берту Фридриховну, и они пошли в другую сторону.
Проводив старушку домой, Юст заспешил на станцию. Вокзал, семафоры и стрелки были затемнены, станция была узловой, на путях стояло много составов. Одни ожидали своей очереди на отправку в сторону Кавказа, другие – Ростова.
Взяв в дистанционной молоточек с длинной ручкой и фонарь с щелевой прорезью для синего света, Юст пошел между эшелонами, осматривая вагоны, постукивая по колесам и буксам.
5
Забрасывание Отто Бенцера в Керчь под видом красноармейца чуть не закончилось для него трагически. Пробыв в госпитале около месяца, он вышел здоровым и вновь годным для службы в абвере. Тот же полковник сказал ему, что если он не выполнит задание при повторной переброске, то может не только считать свою карьеру в абвере законченной, но и заслужит суровое наказание по законам военного времени. Бенцер отлично понимал, что это предупреждение не пустая угроза, и стал тщательно готовиться к предстоящей операции.
…Берег моря едва угадывался в темноте. Временами он растворялся в снежной метели, налетающей с севера. Катер с приглушенным мотором приближался к камышам. Лейтенант Отто Бенцер стоял в рубке рядом с капитаном и пытался что-либо рассмотреть в снежной круговерти.
Зашелестели, захрустели ломающиеся под корпусом судна камыши. В рубку вошла женщина. Она молча встала рядом с лейтенантом и тоже стала вглядываться в подминающую катером живую стену, ожидая команды к высадке. Это была агент гитлеровской разведки Эдита Риц. Двадцати пяти лет, стройная, привлекательной внешности, знающая безукоризненно русский язык, профессию медицинской сестры, обученная радиоделу.
Ей выдали удостоверение личности и другие документы на имя младшего лейтенанта медицинской службы Вероники Егоровны Рюминой, сопровождающей тяжело контуженного мужа капитана Петра Ильича Рюмина – Отто Бенцера – в тыловой госпиталь.
В пасмурный декабрьский день на станции Крымская появились капитан Рюмин и сопровождающая его жена младший лейтенант медслужбы Вероника Рюмина. Они устроились в углу переполненного пассажирами зала и принялись за еду, которую достала из вещевого мешка заботливая жена Вероника. Затем она пошла за кипятком, осматривая всех и все вокруг. Бенцер, казалось со стороны, был совершенно безучастен к окружающим, хотя прикрыв болезненно веки глаз, он внимательно осматривал пассажиров в душном зале.
Не найдя ничего интересного, он обратил внимание на тщедушного носильщика в брезентовом фартуке и с потускневшей бляшкой на груди. Тот стоял в двери и курил. Чем он привлек внимание Бенцера, сказать трудно, но в его голове зародился план. Когда Эдита принесла кипяток, Бенцер кивком головы указал ей на носильщика. Эдита поняла и стала пробираться к носильщику, переступая через ноги и вещи пассажиров.
Абверу было известно, что фондовые ценности Керченского музея проследовали через станцию Крымская. А вот куда их повезли дальше? В сторону Краснодара, Новороссийска или Ростова? Первоочередной задачей Бенцера-Риц было узнать, в каком направлении ушел музейный груз и когда.
Конечно, Бенцер мог обратиться к военному коменданту или начальнику станции и попытаться все выяснить, но на это он не решился. Его предупредили перед забрасыванием, что недавно в Крымской провалилась агентура, И теперь здесь проявляли повышенный интерес ко всем: и к здоровым и к контуженным. Поэтому он решил действовать очень осторожно, вынюхивать и расспрашивать у железнодорожников…
Тщедушный носильщик оказался словоохотливым человеком. Он выслушал вздохи и жалобы молодой медсестры и когда та попросила помочь ей уехать с раненым мужем ночным поездом в сторону Новороссийска, а за это она отблагодарит его фляжкой спирта и закуской, носильщик широко улыбнулся и с сочувствием спросил:
– А что, в Новороссийске будет продолжать лечиться?
– Да нет, нам бы лучше до Краснодара… – вздохнула Вероника. – Но деда в том, что в Новороссийск как будто эвакуирован брат мужа из Керченского музея. Вот он и хочет… А там, возможно, пароходом и на Кавказ.
– Э-э, так разве музей в Новороссийск поехал? – покачал головой носильщик. – Помню, ящиков много было… С Петром мы перетаскивали их к путям. Неужели в Новороссийск?.. – силился вспомнить он.
Вероника, затаив дыхание, ждала самого главного. Но железнодорожник махнул рукой и добавил: