Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 84

— Пр, — Гэст остановил коня, повернулся в седле. — Довольно жрать! Проверьте, что там, за елями, — он указал на двоих ратэстов. Те спешились и неслышной побежкой, накладывая стреляя на тетивы, двинулись вперёд. Остальные развернулись в цепь и приготовились ждать…

Дробной рысью-иноходью выскочили из-за елей и стали спускаться к опушке трое хангарских всадников в латах. Очевидно, они не сразу заметили анласов… а потом стало поздно. Двое разведчиков, вскинув луки, метнули стрелы раньше, чем хангары дёрнулись. Один взмахнул руками и покатился с седла со стрелой между глаз. Второй конвульсивно дёрнулся и свесился на гриву, уронив руку — стрела торчала слева в груди.

Третий, гортанно крикнув, ударом колен развернул коня и погнал его вверх, к спасительным елям. Коротко свистнув, бронебойная стрела ударила его в шею сзади, пробив латный ворот — всадник кувыркнулся через круп. Ротбирт, улыбаясь, опустил лук. Он стрелял с седла, уперев лук в носок выставленной ноги.

— Метко, — похвалил кто-то. Ротбирт зыркнул, ответил насмешливо:

— Будешь хвалить, когда выстрелишь так же. До той поры — учись.

Говоривший, похоже, онемел. Остальные негромко, но одобрительно рассмеялись.

Разведчики вернулись быстро. Садясь в седло, старший сказал, указывая луком на ели:

— Там, дальше, большая долина. В лиге от склона крепость.

— Какая? — Гэст положил ладонь на шлем.

— Так… — разведчик поморщился. — Я бы не назвал её сильной. Земляной вал, в нём ворота. Ров, похоже, сухой, как моя глотка. Стража у ворот есть, четверо пеших.

— Сколько там на глаз может быть воинов? — выяснял Гэст.

— Не больше полусотни, — уверенно ответил разведчик.

Гэст задумался, став ещё больше похож на хищную птицу, чем обычно. Ратэсты притихли. Наконец пати вскинул голову и широко улыбнулся:

— Клянусь луком Вайу, что они тут давным-давно забыли, что такое бой! Слушайте! Пятеро из нас со мной во главе выманят из крепости часть воинов… скорее всего — большую и лучшую. Выманят под стрелы остальных, которые засядут за елями. Потом все — в сёдла и галопом на ворота. А дальше…

Он не договорил, но что будет дальше, не требовало объяснений.

Полдюжины стрел Ротбирт воткнул в землю перед собой. Пошевелил осторожно густые еловые лапы, открывая себе обзор, завёл одну за другую.

Всадники ехали шагом в сторону крепости. Отчётливо было видно, что они очень хотят проскользнуть мимо неё незамеченными. Очевидно, поняли это и хангары. Они обманули сами себя…

Из широко распахнутых ворот, словно клинок из ножен, выметнулись три десятка всадников в доспехах, на бронированных конях. Анласы, великолепно имитируя замешательство, закрутились на месте, потом помчались обратно. Кто-то из стрелков засмеялся тихо, видя, как "бегущие" старательно стягивают поводья, чтобы анласские звери не оставили хангарских коней ни с чем.

Ротбирт провёл пальцами по древкам стрел, по оперениям. Выбрал бронебойную стрелу, положил на кулак. И прищурился. Подпустить на две сотни шагов… даже ближе, на полтораста, чтобы не успели уйти из-под стрел.

Хангары начали стрелять на скаку — чёрточки стрел заштриховали воздух, видно было, как некоторые отскакивают от кольчуг анласов и застревают в кожаной конской броне. Вадомайр на своём Вихре скакал на левом фланге — Ротбирт видел недовольное лицо славянина и мысленно выругал друга за то, что тот не надел шлем. Едва он подумал об этом, как волосы Вадомайра подбросила стрела.

— Боги… — выдохнул Ротбирт, натягивая тетиву.

— Остынь, рано, — заметили слева.

Гэст вдруг резко отвернул вправо. Остальные — за ним, открывая фронт для стрельбы.

— Давай!

С привычным посвистом стрела сорвалась с тетивы. Взмахнув руками, покатился с седла один… Дальше Ротбирт уже ничего толком не замечал, кроме того, что — попадает, попадает!!!





Взметнулся и стих крик ужаса, только хрипела раненая лошадь, порываясь встать. Двое хангаров махом неслись прочь, метались кони с пустыми сёдлами, три или четыре лежали мёртвые, как и все хозяева лошадей. Кое в кого попали по нескольку стрел.

— Вай-ууууууу!!!

Две или три стрелы, пущенные вслед, стукнулись о латы хангаров. Стрелки бросились к коням, а отряд Гэста в полном составе уже с воем и выкриками мчался к крепости…

…Ох, хорош был Вихрь! Вадим вырвался вперёд и, клонясь с седла, как тренировался упорно все последние дни, целился пикой. Хангар оглядывался… оглядывался… Вадим отвёл локоть и ударил, целясь в бок. Рвануло, он сжал шенкеля и проскочил мимо хангара, который оставался в седле, но с каждым скоком лошади всё дальше и дальше кренился вбок. Убил, понял Вадим азартно. И удивился, что пика всё ещё в руке успел выдернуть…

Стрелки отстали на пару перестрелов — но у них кони были свежие, и на полпути к крепости обе группы соединились. Хангары пытались закрыть ворота, но те давно заржавели в петлях и прочно вросли в землю створками. Со стен стреляли из луков, но неметко. Ратэсты на скаку надевали шлемы, перебрасывали на руку щиты и сгибались в сёдлах.

Гэст, ухнув, метнул топор — наиболее упиравшийся на воротах открыл рот и сел наземь, топор торчал у него ниже левого плеча в груди. Анласы влетали в ворота, крохоча по мосткам. Вадим ударом пики пригвоздил к створке ворот воина, замахнувшегося на него саблей. Слева кто-то с визгом прыгнул на скачущего анласа, сшиб его с седла — покатились… Закрываясь щитом, на мальчишку бросился воин со своим странным оружием — копьём-не копьём. Вадим, качнувшись назад в седле, метнул в него выхваченный на скаку дротик, угодив в лицо — и заорал от восторга, чувствуя, как освобождается от чего-то, мешавшего… мешавшего… нет, он не мог подобрать слова.

Я пришёл сюда из-за дальних гор —

Ибо ныне я знаю, что делать с собой!

В шесть сторон кроплю,

Обхожу костёр,

Подношу к губам горьких трав настой…

Бог мой! Свастикой в небе орёл повис!

Под крылом кричат, умирают ветра… — Вадим поймал себя на том, что орёт калугинское "Восхождение".

В большом приземистом здании укрыться не успел никто — одного, добежавшего почти до порога, брошенный топор уложил в затылок, и он свалился на брёвна, дёргаясь и плюясь бурой пеной. Попытавшихся организовать оборону на валу сбили стрелами.

— Ничего не жечь! — скомандовал Гэст глухим из-под маски голосом. — Всё обыскать, живей!

Во дворе оставались только мёртвые враги и живые анласы — потерь у них не было, разве что поцарапанные, да в кожаной броне коней тут и там торчали стрелы. На растекавшуюся по двору кровь летели мухи.

Вадим соскочил наземь, закинул узду за брус. Впервые в жизни — настоящий бой… и как же это было здорово, с изумлением подумал мальчишка, стаскивая крылатый шлем. Пристроив его на луке седла, Вадим огляделся. Кто-то уже заглядывал в дом, кто-то искал своё оружие, кто-то методично рубил головы убитым и швырял их на вал, где ещё один воин выстраивал из них ряд.

Вадим сходил за дротиком и пикой. Удивился тому, с какой силой ударил того, у ворот — пика пробила насквозь тело в пластинчатой броне, расщепила бревно и застряла, Вадим еле-еле выдернул оружие, с трудом раскачав.

— В бою часто себя не помнят, — сказал Гэст. Оказалось, он подошёл и встал рядом. — А ты молодец, славянин. Силу же размерять ещё научишься.

— Поищу меч, — ответил Вадим, понимая, что — нет, хорошего оружия он тут не отыщет. Просто сказал, чтобы прогнать внезапное смущение от похвалы.

— Поищи… — спокойно согласился Гэст.

На самом деле Вадим отправился искать Ротбирта, которого не видел — оказалось, что дружок заглядывает во все уголки дома с типично анласским неуёмным любопытством… которое, надо сказать, стоило не одному анласу жизни.

В комнате, где стояли низкие ложа под кошмами, нестерпимо воняло кислятиной — оба парня отшатнулись с порога, словно получили в лоб палицей. При мысли, что там, наверное, есть и вши, у обоих — и Вадима, выросшего в мире ванн и душей, и Ротбирта, чистоплотного, как все анласы — появилось одновременно острое желание запалить эту конуру. Однако, приказ Гэсты был ясен — и они с парой других молодых ратэстов зашныряли по комнатам. В одной из них горела в небольшом золотом сосуде, стоявшем на низком резном столике, издававшая странный аромат палочка. Больше в маленькой комнатке ничего и никого не было. От запаха быстро начала мягко кружиться голова, в ушах послышался тихий тоненький звон.