Воля павших

– Парлэ ву франсэ, нэ спа, Вольг?[39]

– Жэ парль[40]… – машинально ответил Олег и вдруг рассердился: – Какого черта ты взялся читать мне «Тристана и Изольду»?! Мы их проходили в школе год назад!

– Значит, прошли мимо,[41] – негромко ответил Йерикка и оживленно-беспечным голосом продолжил: – Ну вот, скоро уже будем на месте! Сами доехали – и Бранку довезли в целости, как Гоймир просил.

Ярмарочная долина до странности напомнила Олегу тамбовский рынок в среду или воскресенье. Площадью побольше, но народу тут кучковалось примерно столько же. Солнце уже подходило к горизонту, чтобы почти сразу начать новое восхождение на небо, четче обозначились звезды и нависло Око Ночи. Но ярмарка не утихала – ее шум слышался еще до того, как обозы Рысей и Коней выбрались на гребень холма, за которым начинался спуск. Ряды телег, балаганы, сотни людей – все это придавало долине внизу еще и вид цыганского табора.

Здесь, на перевале, в ряд стояли врытые в землю статуи славянских божеств – словно шеренга воинов-часовых, охраняющих спуск.

Обозы остановились. Всадники спешились, те, кто сидел на телегах, соскочили наземь. Вместе со всеми Олег уже привычно вскинул руку в приветствии. Следовало подождать, пока старшие поговорят с могучими родичами живущих на земле людей.

Олег уже знал всех этих богов. Даже тех, о которых не упоминалось в школьном курсе истории – а может, их просто и не было у славян Земли.

Щитоносец Дажьбог с восьмиконечным ломаным крестом-свастикой на щите.

Среброволосый, золотобородый Перун, опершийся на свой грозный тупик, украшенный восьмиконечной звездой-перуникой.

Охранительница ряда и кона Лада, прижимающая к груди четверочастно рассеченный ромб.

Грузная Макошь, подательница благ природы.

Юный красавец Ярила с венком на голове и черепом у широкого пояса.

Суровый, грозный Прав. Бог закона и порядка, справедливого воздаяния за обман и нарушение заветов Рода.

Безобразный и добрый Огонь, живущий среди людей Бог – четвероконечный ломаный крест.

Мудрый Числобог, властитель знаний, со своим знаком из четырех букв Т.

Безликая Среча с такой же Несречей – все одинаковые, только платки золотой и черный; богини счастья и несчастья.

Прекрасная Лель – покровительница чистой любви.

Гордая Купава в платье с узорами-волнами – властительница вод и одновременно – хранительница женского начала природы.

Змей-Велес – бог скотий, царь лесного зверья, стихий, покровитель охотников.

Расправивший могучие крылья пес – Семаргл-Переплут, без которого не расти в Мире ни придорожной муравке, ни золотистому хлебу.

Супруги Озем и Сумерла – хранители подземных богатств, кладов, рудных жил и пещерных глубин.

Бесстрастная Морана в платье без вышивки, с распущенными волосами. Как удивился Олег, когда узнал, что и ее тоже чтут – богиню Смерти! Ему объяснили, что в Моране нет человеческого зла, как нет его в сосущем болоте, в насквозь вымороженном зимнем лесу, в горном камнепаде, что убивают без ненависти, без злобы, без разума…

Настоящее Зло – Чернобог-Кащей. И его тут нет. Не может быть.

Олег смотрел в лица богов, смотрел на небо, вниз, в долину, на лес по склонам, на пики гор – и понимал, что все это и есть – храм. Без крыши, без стен, без запаха ладана, без коленопреклоненных молящихся – настоящий храм для свободных людей, куда несут беду, счастье, клятву, как несут их к старшим и сильным родным – отцу, старшему брату. Они все поймут, все примут, во всем помогут. Перед ними нет нужды вставать на колени, их незачем бояться.

Он услышал заключительные слова, произнесенные бойрами:

– …А коли замыслю нечестие – да будет мне стыдно.

Обозы поползли в долину.

…– Здесь они, – с неудовольствием сказал Йерикка. Намеренно или случайно, но он пустил своего коня между конями Бранки и Олега. Олег не знал злиться ему за это или благодарить изо всех сил. Поэтому спросил:

– Кто?

– Смотри. – Йерикка вытянул руку. – Стяг видишь? Весь алый, а на нем по центру – черная птица падает? Это Орлы. А во-он, левее, наискось черно-золотой, а на черном – серый медведь на золотом коловрате? Это и есть Серые Медведи… А наши?

– Вон Снежные Ястребы, – показала Бранка, – тебя выслепило, что ли, Йерикка?

– А, да! – Йерикка указал Олегу черный стяг с падающей белой птицей, удивительно похожей, как и символ Орлов, на знак украинского РУХа или «трезубец» киевских князей. – А вот Вепрей что-то нет.

– А это чей? – Олег показал на белое полотнище, на котором были алая свастика и изогнувшаяся над нею рыба.

– Касатки, – пояснил Йерикка. – А вон там, где без флагов, горожане и лесовики стоят – добрались все-таки…

– А вон анласы! – возбужденно выпалила Бранка. – Кой год не было!

– Где? – заинтересовался Олег таинственными родичами Йерикки.

– Вон баннорт анла-тайар, вон – анла-коом, – непонятно сказал Йерикка, засмеялся и перевел: – Баннорт – это стяг. Только они не такие, как у нас. Смотри же, вон!

Олег увидел похожие на значки римских легионов баннорты: Т-образная перекладина, с которой свисали цветные ленты, а на ней стояла фигура. Один баннорт был сине-белый со вздыбленным конем, другой – коричневый с быком, роющим землю рогами.

– Эти анласы сдавна за горами на закат живут, – пояснила Бранка. – Одно до Беды перебрались. Разно было – бились, роднились, на выжлоков хангарских заодно хаживали, набегали… А в наше время они всем народом в загорные земли перебираться начали. Новости послушаем, как у них на родине-то. Жаль мне их – слов нету. Каково это – с родной земли уходить, страха такого врагу не пожелаешь…

– Сегодня купить уже ничего не успеем, – оценил Йерикка ярмарку. – Вот разве что зерном ночь напролет торговать будут, да прочим таким. А нам не погулять.

– Скомрахи должны быть, – возразила Бранка, – их глянем. Одно видел скомрахов, Вольг? Бывает – живот сорвешь, как хохочешь. А бывает – в плач кинет. Вот глянешь.

– Заворачивай! Заворачивай! – зычно прокричал Боривой своим. – А вон наше место!

Обоз пополз среди многочисленных телег, костров, людей, коней и неумолкающего гула, который тут, очевидно, длится всю ночь. Олег заметил в отдалении большие стальные фургоны, ярко расписанные данванским линейным алфавитом, изумленно спросил Йерикку:

– Данваны?!

– Где?! – тот вскинулся, но тут же обмяк. – Шутки у тебя… Горожане. Фургоны на конной тяге, кони не в пример нашим, тяжеловозы. Машинами в эти места не доберешься. А надписи – чтоб в пути не придрались. Они ж сюда тайком добирались.

– Смелые, – оценил Олег.

Йерикка кивнул:

– Большинство – правда смелые, наши хорошие друзья, вот познакомишься… Но есть и данванские агенты. Кто с дурью, кто с непотребщиной разной, а кто просто шныряет, высматривает… Пять лет назад вот на такой ярмарке несколько сот людей насмерть отравились южным вином. А семь лет назад – данваны высадили десант и устроили побоище. С тех пор всегда берем с собой огнестрельное оружие.

Обоз неспешно продвигался вперед. И Йерикка спросил так, словно не было только что слов о прошлых жертвах, об опасностях и врагах:

– Ну скомрахов-то пойдешь смотреть?

– А когда? – оживился Олег.

– А вот устроимся – и пойдем, что еще делать-то? – пожал плечами рыжий горец.

Около скомрашьего балагана собралась шумная толпа в сотню, не меньше, человек. Все перекликались, посмеивались, спорили. Горцы разных племен перемешались, как жидкости в коктейле – жаль, что тут никто не знал этого точного сравнения.

Йерикка с Олегом протолкались в первый ряд – их пропускали неохотно, однако у Йерикки был слишком уверенный вид.

39

Ты ведь говоришь по-французски, Вольг?

40

Говорю (франц.).

41

Полюбивший жену короля Марка рыцарь Тристан погиб вместе со своей возлюбленной. Их имена в средневековой европейской традиции – символ трагической и несчастной любви.