Страница 60 из 152
Упорство защитников веси, отвечавших руганью на каждое предложение «не продлевать бессмысленное сопротивление, прекратить кровопролитие и сложить оружие» до такой степени пришлось по душе горцам, что у Стахора дружинника, заикнувшегося о прорыве из окружения в горы, избили. При всём при том эти люди засыпали на позициях в перерывах между атаками, по каждому поводу ругались друг с другом, ели пальцами и мочились там, где спали. Страх, брезгливость, стыд, мечты — всё это притупилось и стёрлось.
Но сражаться… О, сражаться они не переставали! Это только и оставалось, и люди с соннными глазами дебилов стреляли, без промаха и ходили в контратаки, снова и снова отбрасывая врага… В веси не было бетонных колпаков, пушек, минных полей и противотанковых комплексов… даже гранат к РПГ почти не осталось! Были только люди. Мужественные, как герои былин, непоколебимые, как воины древности, упорные, как… люди. Этого вполне хватало и те, кто командовал операцией, давно бы отступились от этой проклятой веси, под которой уже легло тысячи полторы солдат… Но их тоже гнал приказ — и они передавали его своим солдатам, которые отказывались ходить в атаки и в тылу у которых приходилось ставить пулемёты…
…— Вольг, просыпайся, — Богдан толкнул землянина и, плюхнувшись в грязь на его месте, уснул раньше, чем понял, куда лёг.
Олег сел, закрыв глаза и покачиваясь. Он уже уснул снова — сидя, — но толчок страха разбудил его.
В серой пелене дождя вдоль позиций двигались какие-то тени. Они нагибались к земле, выпрямлялись, раскачивались… Олег ещё не вполне проснулся и ему вдруг представилось, что это мары плывут над землёй, забирая мёртвых:… Надо было встать, чтобы его не приняли за мертвеца тоже… Подошедшая совсем близко тень сказала голосом Резана:
— Вольг, ты ли?
«Неужели я так изменился?»— подумал мальчик. И ответил:
— Да.
— Они убиты или спят? — Резан (или мара с лицом Резана) наклонился.
— Спят, не забирай их, — Олег прикрыл друзей рукой. — Убирайся прочь.
— Он спит, — сказала вторая мара голосом Гоймира. — То знал я, что не выдержит он, соснёт.
— Смотрит да и спит, — голос Резана. — Зря лаешь, он и не первый… Вольг, проснись!
— Я не сплю, — громко сказал Олег. И… проснулся… Гоймир уже уходил, а Резан смотрел на него, Олега.
— Одно не спи. Часом пойдут наново. Не спи, — Резан тряхнул его за плечо и пошёл дальше.
— Я не сплю, — сказал вслед Олег. — Надо лечь на бруствер и… — он мысленно покачал головой и зашарил по карманам. Шарил долго, закрывая глаза и с усилием их разлепляя. Достал зажигалку и, чиркнув ею, поднёс огонёк к запястью.
Резкая боль проволочной щёткой разом продрала мозги. Застонав, Олег вжал обожжённое место в мокрую грязь. Потом оскалил зубы и длинно, мерзко выругался.
Снаряд попал в окопы сотней саженей правее. Олег пнул Йерикку:
— Вставай.
— Да, — Йерикка сел. Глаза у него были бешеные и красные. Он сплюнул и сказал: — Я тебя убить хотел. Когда ты меня толкнул, я тебя хотел застрелить.
— И без тебя пристрелят. Буди Твердислава.
Йерикка потряс раненого за плечо. Тот молчал и не просыпался. Олег бросил другу зажигалку:
— Держи.
— Радикальное средство, — Йерикка спокойно поднёс язычок пламени к плечу Твердислава, где в прорехе виднелось тело.
Мальчишка хлопнул себя по плечу левой ладонью, зарычал от боли и проснулся. Через повязку опять цедилась кровь.
— Сдохну, — сказал Твердислав, сев. — С-сдохну…
— Пошёл ты, — буднично послал его Олег, пряча зажигалку, перекинутую обратно Йериккой. — Богдана не трогайте, он минут двадцать, как лёг.
Впереди разорвался ещё один снаряд. В пригнувшихся мальчишек ударило грязью, перемешанной со стылой слизью трупных внутренностей.
— Гадость, — Йерикка сбросил сизые петли со спины, — опять в трупешники всадили.
— Лучше в них, чем в нас, — философски ответил Олег. — Твердислав, тебе что снилось?
— Насмехаешься? — криво улыбнулся тот, ставя перед собой гранатную сумку. — О-от, пара выстрелов — и край… Лады. Застрелиться, что ли, а?
— Давай, — буркнул Олег, — только быстрее, вон они идут, помешают… Богдан!
— Повременю, — решил Твердислав, — часом, и так убьют…
— Восемь машин, до пяти сотен пехоты, — уже привычно подсчитал Йерикка. — Вольг, прополку.
— Да вставай ты, скотина! — Олег пнул Богдана в пах и полез наверх со снайперкой. Танковый снаряд ударил в землю перед клуней, резко взлетел вверх снова и на рикошете разорвался над домами околицы.
— Йа! — выкрикнул Йерикка, выгибаясь назад. Бежавший от веси мальчишка закувыркался на земле, взрывая грязь каблуками ботинок.
— Готов, — отметил Твердислав. — Ты что, Йерикка?
— Ранили, — прохрипел тот. — Посмотри…
Твердислав задрал на нём куртку. Осколок угодил точно в шрам раны, полученной Йериккой в начале лета в бою около тела Ломка — и сидел под самой кожей. Твердислав извлёк его пальцами.
— То и добро.
Мальчишка неподалёку всё ещё дёргался, но уже по-неживому. Сверху съехал Олег, поставил винтовку, взял автомат, отщёлкнув предохранитель на автоматический огонь:
— Всё, пошли. Богдан, сука!
— Всё-всё-всё, я уж не сплю, — Богдан сел с закрытыми глазами, взял свой АКМ и кассету с оставшимися выстрелами к подствольнику.
— А глаза закрыты, чтоб не так страшно было, — пояснил Твердислав. — Тридесять восьмая…
— Тридцать шестая, — возразил Олег и был послан у него же перенятым матом:
— Пошёл на…!
— Кусай за…! — буднично ответил он.
— Вельботы! — Йерикка, зашипев от боли, перевернулся на спину и, уперев приклад ДП в землю, начал долбить в пару короткокрылых «корытец», заходивших на удар от солнца. Под плоскими белёсыми брюхами вспухли облачка — и в нескольких местах веси поднялся дым. К вельботам потянулись трассы крупнокалиберных пулемётов, они заходились, но бронированные лохани, быстро маневрируя, дали ещё пуск, а потом, поливая всё и вся из ливневых установок, ушли прочь.
— Ракету бы сейчас! — зло сказал Йерикка и, меняя магазин, повернулся на живот. Куртка у него на спине вымокла от крови. — Ну, идите, идите сюда!
С этим призывом все были согласны. По крайней мере, в бою не засыпаешь.
Горные стрелки были уже шагах в ста пятидесяти. Так близко они ещё никогда не подходили! Два танка горели, но остальные ломились напролом, давя трупы своих же и почти непрерывно стреляя из всего бортового оружия. Пехотинцы группировались за ними.
— Не могу достать! Не могу достать! — орал Олег, поливая ближний танк струями пуль из АК103, словно водой из брандспойта. Отчаянье заставило его разрядить подствольник, но тромблон танковую броню не взял, конечно. — Твердислав, сожги его! Ну же!
— Годи… годи… годи… — Твердислав возил окровавленной рукой по рукояти РПГ7. — Два-то всего счётом и осталось, знаешь ведь…
Бамм! Танковый снаряд, зарывшись в землю, поднял на дыбы здоровенный кусман земли. Олега присыпало (не первый раз за эти дни) и, пока он отрывался (точнее — откапывался, чтобы оторваться), танк с пехотой, группировавшейся за ним, подошёл совсем близко. Он перевалил линию обороны, и было видно, как его жирно блестящие гусеницы выхлёстывают из-под себя ошмётки того, что только-только было живыми людьми.
Пятнадцать саженей. «Тандем» ПГ7ВМ на расстоянии в полтораста саженей пробивает пятидесятисантиметровую броню вместе с добавочной защитой навесного экрана.
— Пригнись! — свистнуло пламя, Олег вжался в землю, успев увидеть, как в солнечной вспышке разлетаются осколками куски брони, штопором свиваются, срываясь с креплений, плитки навесных экранов… — Хвостом в рот, в тык, по голове! Богдан, выстрел, шевелись! Идёт, сука-а!!!
Танк с развороченным у носа правым бортом, изрыгая жидкое пламя и снежно-белую пену, продолжал идти. Оба его пулемёта стреляли. Йерикка стрелял тоже — по пехоте, бегущей следом. Богдан с очень спокойным лицом заряжал лежащий на плече Твердислава РПГ последней гранатой.