Страница 25 из 48
— Что ж, передавайте, коли просили, — разрешил Агарков и в свою очередь поинтересовался: — Сами-то кто будете?
— Старший оперуполномоченный уголовного розыска, — представился Бородин. — Мы можем поговорить наедине?
— Ого-о!.. — протянул кто-то.
А кто-то даже присвистнул. И только Агарков не изменился в лице, невозмутимо спокойном и слегка ироничном.
— Такого гостя у нас еще не было! — радостно воскликнул «разночинец» и, подойдя вплотную к Бородину, спросил с неподдельным радушием: — Хотите чаю?
— Спасибо, не надо, — Бородин выжидательно и требовательно смотрел на Агаркова.
— Уважьте хозяина! — не трогаясь с места, попросил тот Бородина. — Чай превосходный, цейлонский. Участковому очень нравится, он сюда частенько заглядывает.
— По какому поводу? — спросил Бородин, принимая стакан с чаем.
— Дом надо сносить, а я не выселяюсь! — словоохотливо пояснил «разночинец». Электричество уже отключили, воду, канализацию. А теперь участковый за меня взялся. Но я тут законно живу, у меня ордер. Хотите, покажу?
— Ладно, Витя, успокойся. Разговор этот бесполезный, — сказал Агарков и спросил у Бородина: — Кухня устроит?
В кухне не на что было присесть. Агарков вернулся в комнату и принес оттуда табуретки.
— От кого привет? — поинтересовался он.
— От Зверевой Раисы Алексеевны, — сказал Бородин.
— Вот как!.. — озадаченно произнес Агарков. Вытянув из пачки сигарету, он предложил закурить и Бородину, но тот помотал головой. — Чего это она к вам обратилась? На розыск, что ли, подала?
— Вы не могли бы сказать, где были днем семнадцатого ноября? — спросил Бородин.
Агарков нахмурился.
— Что-то случилось?
Бородин молча, со значением кивнул.
— Надеюсь, жива-здорова? — снова спросил Агарков.
— Жива-здорова, — сказал Бородин. — Но вы мне не ответили, а уже столько вопросов задали.
— Да… Где же это я был в тот день? — задумался Агарков и громко позвал: — Витя! — а когда тот нарисовался в проеме кухонной двери, спросил у него: — Вить, не помнишь, где я был и что делал семнадцатого ноября?
— Ну, сразу-то… — хозяин квартиры почесал затылок. — Это какой день был?
— Среда, — подсказал Бородин.
— Так-так… Постойте… — И вдруг встрепенулся: — Презентация ж была! Новую экспозицию открывали!
— А, ну да! — вспомнил и Агарков. — Презентация, — и пояснил Бородину: — Это мы так, между собой называем. Просто состоялось открытие выставки наших молодых художников. В фойе Дома работников культуры. Там у нас постоянно действующая, так сказать, картинная галерея…
— В котором часу открылась выставка? — спросил Бородин.
— В пять вечера.
— А где вы были в три часа дня?
— Да там же! — сказал Витя. — Надо ж было все подготовить, каждой картине найти подходящее место.
— Кто-нибудь еще мог бы подтвердить, что вы были там в это время? — спросил Бородин у Агаркова.
— Ну, там постоянно находится Лида. — Так сказать, хозяйка галереи. — Можете у нее спросить. Еще были художники… — Агарков назвал несколько фамилий.
— Хорошо, — кивнул Бородин и, записав фамилию Лиды и художников, а также телефон Дома работников культуры, сказал Агаркову: — Больше к вам нет вопросов.
— А что все-таки случилось? — спросил тот.
Бородин прищурился на него одним глазом:
— Лучше спросите у нее сами. Или больше не намерены встречаться?
— Вообще-то нет… — Агарков вдохнул. — Не по пути нам, — он кивнул в сторону комнаты: — Вы ж видите, как я живу. Все имущество в одном чемодане. Ну еще работы.
Витя по-свойски похлопал его по плечу и сказал Бородину:
— Жаль, здесь нет его работ. Но можно съездить посмотреть, — и он вопросительно глянул на Агаркова: — Как ты на это смотришь, Слава?
Тот покачал головой:
— Они же упакованы.
— Да и я спешу, — сказал Бородин. — Давайте уж в другой раз?
— Это будет нескоро, — сказал Витя. — Он ведь на днях в Париж улетает!
— В Париж? — не поверил Бородин.
— На международную выставку, — пояснил Витя. — У него в кармане заграничный паспорт! Слава, покажи!
— Да будет тебе! — смущенно отмахнулся Агарков.
— Это правда? — спросил Бородин у Агаркова.
— Да, пригласили, — нехотя ответил тот и достал из кармана куртки заграничный паспорт.
Бородин с интересом полистал его, посмотрел на фотографию. Возвращая паспорт, поинтересовался:
— Вы кто по специальности?
— Свободный художник, — улыбнулся Агарков. — А вообще-то по образованию юрист. И папа был юристом.
Бородин понятливо улыбнулся на шутку.
— Сейчас не работаете по специальности?
— Смотря что понимать под работой, — Агарков едва заметно передернул плечами. — Но это долгий разговор, а вы торопитесь.
— Да, к сожалению, надо бежать, — покивал Бородин и спросил, со значением поглядев Агаркову в глаза: — Нашей общей знакомой привет не передавать?
— Полагаюсь на вашу проницательность, — улыбнулся Агарков.
— Все понял! А вы, Витя, держитесь до упора, вам обязаны предоставить взамен жилплощадь, — и, пожав им на прощание руки, Бородин покинул гостеприимный дом.
Итак, одна версия отпала.
4
Улица Каляева по своей конфигурации напоминает клюшку хоккеиста, длинная часть которой тянется параллельно улице Бебеля, а загнутый конец врезается в нее почти перпендикулярно. На завороте, широко раскинув корпуса-крылья, стоит девятиэтажный дом под номером 27. А следующий, тоже девятиэтажный и тоже угловой, одним крылом значится по Каляева, 31, а другим по Бебеля, 128. У этих двух больших домов общий, замкнутый с трех сторон корпусами-крыльями двор, довольно просторный, вмещающий два подземных гаража и детский комбинат с игровой площадкой, обнесенной высокой металлической оградой.
Так вот, квартира Зверевой находится в доме по Каляева, 27. А похищенные вещи были занесены в один из подъездов на Бебеля, 128. Предположительно, в одну из квартир на третьем, четвертом или пятом этажах.
Бородин вошел в подъезд около семи часов вечера. В нескольких квартирах никого не оказалось дома (впрочем, не исключено, что кто-то, поглядев в глазок, не захотел или побоялся обнаружить свое присутствие).
И тем не менее уже в самом начале обхода, в квартире на третьем этаже он получил интересную информацию от пятнадцатилетней девчушки, которая именно семнадцатого ноября встретила на лестнице незнакомого мужчину с двумя большими сумками в руках.
Девчушка бежала вниз, а он поднимался навстречу. К сожалению, она не обратила внимания на его лицо. Зато посмотрела на сумки. Одна была синего цвета, другая коричневая. Обе сумки были чем-то туго набиты и застегнуты на «молнии».
— Лифт, что ли, не работал? — спросил Бородин.
— Нет, почему? Наверное, работал.
— Тогда почему ты спускалась по лестнице?
— Потому что быстрее! Пока этот лифт придет… — ответила девчушка, задрав кверху обсыпанный конопушками нос и с нескрываемым любопытством разглядывая сыщика золотисто-карими, по-взрослому серьезными и умными глазами.
Глаза у девчушки были взрослые, а ростом и комплекцией сошла бы за двенадцати-тринадцатилетнюю. Густые огненно-рыжие волосы были подстрижены коротко, под мальчика. Люба Пермякова. Матери нет, умерла. Живет со старшим братом, который работает шофером на междугородних перевозках. Сейчас он в рейсе.
— На какой этаж поднялся тот мужчина, не обратила внимания? — спросил Бородин.
Люба помотала головой, подумала и сказала:
— Когда я выходила из подъезда, он еще топал.
— А встретились на каком этаже?
— Между третьим и вторым.
— Быстро он шел или медленно?
— Торопился. Через две ступеньки шагал.
«Мог и до шестого этажа дойти, если не выше», — подумал Бородин.
— Ты точно помнишь, что это было семнадцатого ноября?
— Точно! — уверенно ответила Люба.
Это был ее день рождения, и брат дал ей десять тысяч на подарок. Вот она и побежала в «комок».