Страница 19 из 151
спиной жёлтым рюкзаком, но, судя по отзвуку, там не было чем запить чужестранную пилюлю. —
Что ж, надо валить отсюда.
Он выбрал направление и твёрдо зашагал сквозь толпу ультрафиолетовыми кроссовками с
красными треугольниками, пока не упёрся в стену, на которой светилась стрелочка с надписью
«выход». Следуя указателю, он двинулся направо и вскоре заметил в стене проём. С выдохом
облегчения Слипер вывалился из помещения и оказался сразу на улице. Задрав голову вверх, он
увидел странного лилового цвета небо, прорезаемое яркими всполохами. Вокруг был город. Мимо
Слипера проносились машины, но было совершенно непонятно, куда ехать. Он сел на
ограждающий дорогу бортик и решил просто проветрить мысли и понаблюдать за окружающим.
Примерно через двадцать минут его окликнули сзади:
— Эй, чувак!
Братец обернулся и узнал сходу ту самую мамзель, которая его познакомила с очкастым
гагаринцем.
— Втыкаешь?
— Ага, — на всякий случай согласился с ней Слипер, хотя абсолютно не понял, что она имеет в
виду. Ничто в обозримом им пространстве не желало быть чем-то утыканным, да и чем тыкнуть в
него — тоже не отыскалось.
— Ну и как?
— Красиво! — неопределённо кивнул братец, уёживаясь слегка то ли от зябкости вечерней, то
ли с пилюльки, которая начала радостно и быстро расфуфыриваться у него внутрях.
— Быстро тебя взяло. А ты куда сейчас вообще?
— Туда и сюда.
— Хе, енто ж нам по пути! Поехали!
Девица выбежала на дорогу и подняла руку. Какая-то машина послушно подрулила к ней.
«Магия! — подумал Слипер. — Бытовая магия! Чур меня, чур!»
— Садись, поехали! — Девица залезла в машину и призывно помахала рукой.
Слипер поднялся и послушно полез за ней внутрь машины. Плюхнувшись на сиденье, он снял
кроссовки со внезапно ставших тяжёлыми ног и расслабился.
51
— Айда в Грибыч! — предложила девица.
— А это возможно? Интересно, я никогда не был внутри Загрибуки!
Девица захохотала всеми расцветистыми своими тряпочками и гремелками в одежде.
— Загрибуки-и-и-и… Ой, не могу! А ты прикольный! Тебя как звать-то?
— Слипер.
— А меня Нагваля Хуана Хасановна! Ну что, ёу-брат-Слипер, понеслась?
— Ну, алга, коли так.
Машина сорвалась с места.
Новоявленный ёу-брат качался на заднем сиденье, вполуха слушал непрерывающуюся
болтовню Нагвали Хуаны Хасановны и чувствовал, как нечто пробирается в сознание и мутит его.
— Ты чего, Слипер? — встрепенулась Хасановна. — Тебе что, плохо?
— Да я чё-то… Я чё-то… Уж не знаю и чё! — Слипер внезапно ясно представил себя на месте
приунывшего от качки Червячка-Мозгоеда. И всё стало вокруг голубым и зелёным. Зелёным в
особенности.
— Погоди, я сейчас, — Нагваля Хуана Хасановна полезла в свою сумку. — Тебе воды надо!
Или чайку несладкого!
— Что-то у меня пред глазами всё плывёт…
— Потерпи… Я сейчас… Я сейчас…
— А — Я — ЩЩЩЩАЗ! — взвизгнули тормоза, кроссовки подпрыгнули, и всё погрузилось в
непролазную тьму Гримпенских трясин, окружавших вымазанный зубной пастой пионерский
лагерь «Лотос» совхоза «ДАО — Средний Путь».
Башкирскому Коту и Загрибуке совместно снились в это время разные и совершенно
неописуемые вещи. В этих снах рыбы в пенсне читали лекции по навигации перед аудиторией
бравых балтийских моряков. Взрывались фейерверком банки с килькой в томате. Ёп-штейн вместе
с дядей Кацманом и его другом Боцманом сидели в трусах на облаке и пели старую песню про
еврейскую девушку Любовь Как-сон. Священник в форме швейцара совал в рот своей пастве
вместо облаток градусники. А сама паства, состоявшая сплошь из отутюженных балерин и
вымазанных в нефти шахтёров, переругивалась в очереди за облатками чудовищной смесью из
отрывков Бадлера и простого пуэрториканского мата.
— Почём рыба? Что дают-то вообще? — заорал прибывший очередной шахтёр, распахивая
яловым сапогом дверь магазина «Леноблпродукт», где и происходило причастие.
— То да сё! — отвечали проносящиеся под облаками Марксоны и Энгельсоны. Они кидались
сверху в прихожан сомнительной свежести студнем и злобно косились на праздных дядей Ёп-
штейна. В общем, было весело и разгульно. Башкирский Кот и Загрибука всё это время сидели в
Жёлтой Подводной Лодке, устоявшейся на пьедестале посреди площади, и ошалевшими глазами
наблюдали разухабистое светопреставление, перемежая увиденное восклицаниями типа «Якорный
52
бобёр! Отстрадамус верно усё подметил!» и «Шоб моей бабушке век шпроты не видать! Ты глянь,
яки маяется планете всея!»
Когда ж над Жёлтой Подводной Лодкой ихней пронёсся Бом-бам-дировщик «Бэ-52»,
разбрызгивая ликёр «Бейлис», громкоговоритель на площади заорал на чистом башкирском, мол-
де:
— Снимайте обувь! Помывочный день, а попросту Чистилище, объявляется раскрытым!
Байрам мэнэн! Всем кумыску накатить! Срочно!
Загрибука заикал и весь пошёл пупырышками. Точнее, пупырышки сами пошли по нему в
круго-загрибукинский поход. Башкирский Кот, стараясь сохранять самообладание, сощурил
грозно свои японо-корейские глаза цвета расцветающей сакуры и повернулся к приятелю:
— Сдаётся мне, угодили мы под самый карррнавал в город Хера-Сима.
— К-к-к-куда? — трясущимися губами спросил Загрибука.
— Это древняя история с двумя попрыгайскими хвостами. Если пойти по одному хвосту до
самой кисточки, то имеется документация прокуратуры, что некий слепой даосский старец Хера-
Сим и его верный тибетский пёс Му…
— Му?
— Вот именно, Загрибука. Ты не ошибся. Он нёс гордое тибетское имя Му, которым древние
Мастера родом из Нижнего не то Тагила, не то Тибета именовали поле с нулевым содержанием
информации. То бишь был он никем и звать его никак.
— Это к-к-к-как?! Это когда совсем пусто?
— Пусто, мой научный дррруг, — это тоже какая-никакая, но таки идея. Пустота есть
информационно наполненная концепция ума. А Му — это отсутствие любой информации. И
никаких тебе там воображений! — Кот упялился в иллюминатор с хмурным выражением усов.
— Ничто?
— Нет. Ничто — тоже концепция. Му — это отсутствие даже всяких концепций!
— Полный апгрейд! Кюнте! — закончил Загрибука внезапно на башкирском, родном коту,
языке и свесил уши по щекам. Они, конечно, до щёк не достали вовсе, ибо коротки были. Бурая
шерсть от нервов и вовсе тронулась сединушкой.
— Вы очень точно описали данный феномен, коллега! — щёлкнул пилорамной пастью кот. —
Именно. Но так как невежественные собаководы-любители не обладали знанием ни об
информационных полях, ни об отсутствии таковых, то они всё время переспрашивали у Хера-
Сима имя его собаки. Примерррно так… — Башкирский Кот скривил глумливую физиономию: —
«Эй, Хераська, как там зовут твоего пса? Му?»
— А Хераська чт-т-т-т-то? — Зубки у Загрибуки стучали от страху и неведомости.
— А Хераська им и отвечал: «Му! Му!» Так и стали они — Херасим и его Му-му, то бишь
Дважды-Му. И в честь этого великого даоса представители народа Встречающих Солнце, али
попросту народа ёп-понского, назвали свой город Херасима-таун. Со временем приставка «таун»
как-то сама собой отпала, как и хвост у нашего четвероногого тибетского друга, когда он съел
53
недозрелый мухомор. А вскоре после этого такой же мухомор, только куда как более огромный и
ужасный, вырос над городом в небе голубом и все его жители натурально поотбрасывали хвосты
вместе с копытами.
— Чт-т-т-т-то?
— Ласты склеили! Конец всему дайвингу! — Башкирский Кот стал ковырять механизмы на
потолке, пытаясь выбраться. Удалось отшкрябать замок. Наморщив усы, кто натужно вытолкал