Страница 3 из 93
Зажигалку у меня забрали, но я отыскал кем-то оставленный, почти полный коробок спичек и закурил. Табак возымел обычное действие — напряжение начало понемногу спадать.
Загремели засовы, дверь приоткрылась.
— Выходи на допрос!
Конвойный проводил меня на второй этаж в кабинет следователя. За письменным столом сидел немолодой капитан с усталыми глазами.
— Садись, — кивнул он на стул у стены. — Фамилия, имя, отчество, год, место рождения и жительства.
Когда формальности были соблюдены, капитан задал вопрос, на который мне совсем не хотелось отвечать:
— Ранее судим?
— Был осужден по семьдесят седьмой к пяти годам лишения свободы с содержанием в исправительно-трудовой колонии усиленного режима. В прошлом году откинулся.
— Вооруженный бандитизм?.. — Капитан с живым интересом взглянул на меня. — Молодой, да ранний… Мало дали. Трудоустроен?
— Месяц, как уволился. Работал инструктором по автоделу в седьмой школе.
— По автоделу… Не обжегся, случаем, запуская «Жигуль»? Покажи-ка пальчики.
Я не сдержал усмешки.
— Как понял, подозреваюсь в угоне? А доказательства? Свидетели? Руки мои в полном порядке — любуйтесь.
— Перчаточками воспользовался? Не зря баланду хлебал. Сколько всего за тобой угонов?
— Порожняковый базар, гражданин начальник. Свидетелей давайте.
— Будут. В свое время. Сейчас проводится экспертиза машины. Не наследил? Все одно хлебать тебе по новой баланду. Владелец «Жигуля» тебя видел. Выгоднее самому признаться, а не ждать, когда уликами припрут. Где находился с двенадцати до половины первого? Конечно, гулял, наслаждаясь осенней сыростью?
— Вы как в воду смотрите.
— Это штамп. И ты вот свеженького ничего не придумал.
Я прищурился.
— Желаете новенького? Пожалуйста: в двенадцать с мелочью я увел тачку со стоянки у ЦУМа. Довольны?
Следователь вскинул внимательно-настороженный взгляд, я ответил насмешливой улыбкой.
— Только не спешите заносить в протокол — не подпишу. А слова, как известно, показанием не являются.
— Железно подкован. Умный ты, но дурак. Так что запишем? Настаиваешь, что гулял? Догадываюсь, подтвердить твою версию никто не может…
Через четверть часа вернулся в камеру и поспел как раз к кормежке. В дверное окошечко получил алюминиевую миску борща, перловку и полбуханки хлеба. Одно хорошо в КПЗ — хлеб дают «вольный», из магазина, а не спецвыпечку тюремную, больше похожую на коричневый пластилин.
Еду разносили хмурые, видно, мучающиеся похмельем, пятнадцатисуточники — это вменялось им в обязанность.
Так. Теперь надо ждать опознания, — решил я, машинально проглотив обед. — Авось, пронесет. Хозяин тачки видел меня лишь мельком… Ребята, должно, все еще ждут в гараже. Мохнатый, ясно, рвет и мечет… Без санкции прокурора промаринуют не более трех суток. Если не опознают, прокурор добро на арест не даст…
Эти мысли меня успокоили. Кинув на нары куртку, лег, закрыл глаза.
Почему-то представилось сухое летнее утро, бесконечные поля пшеницы, рабски поникшей в поклоне знойному небу, в напрасном ожидании спасения — дождя.
За желтыми полями виднелись холмы, на которых расположился мой городок Верхняя Пышма. Родной дом… Я не был в нем уже несколько месяцев. После освобождения обосновался в Свердловске, — не было ни малейшего желания ловить на себе подозрительно-настороженные взгляды соседей. Водительские права второго класса, полученные еще в школе, помогли устроиться инструктором по автоделу.
С несколько запоздалым раскаянием подумал, что маму навещал до неприличия редко…
Защелкали замки, и в камеру вошел худощавый мужчина лет пятидесяти в темном твидовом костюме и лакированных туфлях без шнурков. В глаза бросался глубокий старый шрам на шее.
Новоприбывший коротко взглянул на меня прищуренными серо-голубыми холодными глазами и по-турецки устроился на нарах, аккуратно пристроив снятые туфли у стенки.
— Давно телевизор смотришь? — спросил он, закуривая папиросу.
Заметив мое удивление, ухмыльнулся.
— Из желторотых, что ли? Телевизор — это вон та лампочка за стеклом. Кликуха?
— Монах. Кстати, когда я сидел, у нас телевизором тумбочку с продуктами называли.
— Ну да. Это в тюряге. А я Церковник. Не слыхал?
— Не приходилось…
— Могешь просто Петровичем звать. Давно от Хозяина? По каким статьям горишь?
— Год, как откинулся. Сейчас угон шьют.
— Двести двенадцатая? Фуфло. А у меня букет: разбой и сопротивление при задержании. Чую, чертова дюжина строгача корячится. По ходу, в зоне отбрасывать копыта придется…
В коридоре что-то монотонно загудело.
— Вентилятор врубили, — в голосе Церковника сквозил сарказм. — Проветривают. Наше здоровье драгоценно для правосудия…
Он бережно свернул свой фасонистый пиджак и подложил под голову.
— Покемарю децал. День выпал суетливый.
Если не приду ночевать трое суток, хозяйка квартиры поднимет хипишь, — вдруг подумалось мне. — Хотя нет. Во-первых, менты у нее нарисуются наверняка, а во-вторых, не так уж редко, не предупредив, оставался на ночь в других местах.
В памяти всплыл день, когда познакомился с Леной.
Это произошло месяца полтора назад. Получив очередную зарплату в школе, уплатил хозяйке вперед за комнату и стол, так как испытывал после лагеря непреодолимую неприязнь к столовкам. Решил немного проветриться. Карман грел «полтинник», впереди целый июньский вечер и завтрашний выходной, в душе звучат песенки из игривого репертуара «Одесских хулиганов» — в общем, налицо все условия, чтобы с легким сердцем пуститься на поиски приключений.
План был прост: сходить в киношку, а затем, если не проклюнется что-то более заманчивое, — в кафе «Театральное» послушать музыку.
У кинотеатра «Совкино» любители французского эротического детектива образовали плотную извилистую цепочку. Бодро пристроившись за симпатичной девушкой в желтом плотно облегающем свитере, стал прикидывать свои шансы на знакомство.
Ближайший сеанс на электротабло погас. Девушка разочарованно пожала плечами и уже собиралась уйти, как я мягко тронул ее локоть.
— Секундочку. Сейчас билеты будут.
Не дав времени на возможные возражения, исчез в толпе, лихорадочно отыскивая глазами какого-нибудь спекулянта билетами. Кинотеатр посещал частенько и знал всю эту братию в лицо. Наконец, заметив в толпе знакомую кепку, устремился к ней.
— Привет торговому дому! — по-свойски ткнул кулаком молодого перекупщика меж ребер. — Почем нынче товар?
Паренек снял кепку, задумчиво полюбовался на нее и, вздохнув, решительно водрузил на место.
— Пустой. Все билеты толкнул.
— Кончай прибедняться. Сколько шкур сдерешь за парочку на этот сеанс?
— Гадом буду, расхватали вмиг… Есть два, но самому до зарезу. С телкой иду.
— Ну, как желаешь. Я думал, ты деловой…
Подающий большие надежды фарцовщик, явно прицениваясь, ощупал меня взглядом.
— За червонец, пожалуй, могу. Исключительно по дружбе…
— Ай-ай, — я укоризненно покачал головой. — Билет, помнится, котировался за рваный. Ну, шут с тобой, золотая рыбка. Держи пятерку и гони билеты. Да не жмись, как проститутка на выданье!
Паренек еще раз вздохнул и расстался со своим товаром.
Обладательница желтого свитера оказалась на месте.
— Все путем. Пошли, уже первый звонок был. — Я решительно увлек ее в кинозал.
Во время журнала мы познакомились. Ее звали Леной, работала она на кондитерской фабрике, но мечтала поступить в театральное училище.
Когда фильм начался, я про нее почти забыл, так как в кино всегда терял связь с окружающим, всецело уходя в сюжет. А картина была лихо закручена — с яростными погонями и страстной любовью между вспышками выстрелов.
Но после сеанса, когда мы вышли на расцвеченную неоном ночную улицу, оцепенение с меня спало и я стал галантно-учтивым, приятным кавалером.
Мы гуляли по историческому скверу, и я сам восхищался, слушая свой треп. Взгляд Лены понемногу теплел, а с лица сходило недоверчиво-настороженное выражение.