Чингисхан

На протяжении 150 лет после смерти Чингиса его разбросанные по империи потомки соединяли Восток и Запад, участвуя в обмене товарами, дипломатами и экспертами. В 1280-х годах китайский монах-несторианец Раббан бар Саума посетил папу и встречался с королем Англии в Гаскони. В ответ папа направил несколько своих послов-монахов в Монголию и Китай. Китайские архитекторы руководили ирригационными проектами в Ираке. Китайские общины были в Новгороде и Москве, китайские торговцы в Камбодже. Использование бумаги для изготовления книг и денег распространилось на запад, сначала в Самарканд, а оттуда в Европу, где это изобретение подхватили, развили, и оно легло в основу изобретения книгопечатания.[12]

Но монголов никогда не любили. Они давно уже не были кочевниками, но подлинными китайцами не стали. Новые властелины презирали и боялись своих подданных, запрещали им владеть оружием, не допускали в государственный аппарат. Марко Поло был губернатором города, министра финансов пригласили из Ташкента, Юнанью правил мусульманин с сыном. Монгольская власть держалась на силе, а сила имеет тенденцию ослабевать. Многие монгольские вожди перенимали придворные привычки, становились льстецами, начинали пресмыкаться перед вышестоящими, брали взятки, забыли про простоту и аскетизм основателя их нации. Другие же помнили, и это порождало взаимное недоверие и подозрительность. Ненависть с одной стороны и разложение на другой не могли не вести к попыткам положить этому конец, и появлялись мятежные головы, одной из которых удалось добиться своей цели. В 1368 году бывший монах Чжу Юаньчжан сбросил с трона последнего монгольского императора Тогхона Темура, и тот удалился назад в монгольские степи.

О Золотом веке остались воспоминания, сохранилась память о громкой славе, о живших в те дни гигантах. И волшебство не умирало, распространяясь по Евразии и через столетия. Каждый правитель хотел иметь горстку золотой пыли Чингиса. Еще долго после русской победы над Золотой Ордой в 1480 году, вплоть до XIX века, члены Золотого Родства продолжали пользоваться высоким статусом. Ужасный Тамерлан, Темурленг, тиран из Узбекистана, утверждал, что он Чингисид, кем он не был (потомком Чингиса была его жена).

Вот почему потомок Тамерлана Бабур назвал себя Моголом, когда в начале XVI века захватил власть в Индии и основал династию, прекратившуюся только в 1857 году с лишением англичанами власти последнего Могола. Звали его, между прочим, Бахадур, отдаленное эхо монгольского баатар, герой, вторая часть названия монгольской столицы Улан-Батор (Красный Герой), и эпитет, которым наградили отца Чингиса. Даже сегодня мы помним, что в свое время «моголом» называли богатого индийца, затем богатого англо-индийца, а теперь газетного магната. Для этимолога Руперт Мердок это Чингисхан таблоидов.

Итак, несмотря на медленное, но верное, естественно идущее забвение прошлого, облачка дыма, витающие в воз духе после великого взрыва, сохранили свидетельства своего происхождения. Для русских «татарское иго» остается самым ужасным периодом в их истории, они обвиняют монголов во многих бедах, включая отрицательные черты национального характера — поскреби русского, и найдешь татарина. Западная Европа с облегчением выдохнула: «Уф!» — и вернулась к прерванным делам. Вся Европа, но не Венгрия, где недолгое, но страшное вторжение напомнило народу, в совсем недавнем прошлом кочевому, о преимуществах оседлого образа жизни. Венгерские дети узнают в школе, что битва при Мохи была определяющим моментом в их истории, факт, который наконец вспомнили и увековечили мемориалом, построенным в 1992 году к 750-летию битвы. Этот холм высотой 10 метров, с торчащими во все стороны крестами, подобен огромному телу с воткнутыми в него мечами. Скоро мемориал станет привлекать внимание водите лей автомобилей на строящемся сейчас отрезке скоростной дороги через Великую равнину.

Часть IV Воскрешение

15 Создание полубога

К востоку от Иньчуаня и Желтой реки мы въехали в Ордос и очутились в мертвом царстве заводов и голубых грузовиков, окутанных облаками химических выбросов, беспорядочно го нагромождения скал и жесткой травы. Мы с Джоригтом были в надежных руках. Наш водитель был мускулист, как борец, с шеей толщиной с анаконду и зловещий вид, который он производил, дополнялся щегольскими шортами и теплыми ковровыми тапочками. Особенно обнадеживающе выглядели ковровые тапочки. Они никак не сгодились бы, сломайся мы в облаке токсичных газов или посреди выжженной степи в сердце Ордоса, где не увидишь живой души. У нас не оставалось никаких сомнений относительно уверенности шофера Чога в собственном мастерстве и надежности его машины. Для этого были веские причины. Да же когда дорога исчезала и мы начинали крутиться между набитыми углем трейлерами, надвигавшимися на нас сквозь поднятую ими же тучу пыли, и объезжать похожий на мертвого диплодока труп чудовища с вывернутыми наружу и рассыпавшимися по пустыне перегруженными внутренностями, даже тогда я ни секунды не сомневался, что водитель Чог с его ковровыми тапочками и шеей-анакондой пробьется. Мы направлялись в район, где, по некоторым легендам, действительно был похоронен Чингисхан. Или мог бы быть похоронен, что зависело от того, с кем ты разговариваешь, причем никто не мог сказать, где точно. Так или иначе, забудьте в этой главе о горах Монголии. Сейчас мы имеем дело с совершенно иной традицией, которая берет за исходную точку легенду о том, как «повозка духа» Чингиса застряла в грязи. По одной версии, сопровождавшие ее вспомнили другой случай, когда Чингису когда-то очень понравилось это самое место, и он сказал, что «пожилой человек может мечтать о таком месте упокоения». Возможно, именно потому и застряла повозка, ведь он сам выбрал это место для своей могилы. Эта мысль пустила корни и породила новые версии в новых декорациях, и все они рисовали романтический портрет человека, пораженного красотой луга, на котором только и гулять золотому оленю, гнездиться удодам и престарелым находить для себя вечный покой.

А вот другая версия той же темы, объясняющая, почему никому не известно точно, где находится место захоронения.

Как-то раз Повелитель пришел на прекрасное пастбище в районе Ордоса, к югу от великого изгиба Желтой реки. Оно было настолько красивым, что он промолвил: «Вот где я хочу быть похоронен, когда умру». Так оно было. И те, кто похоронили его там, не хотели, чтобы его останки тревожили. Но вместе с тем они хотели запомнить это место. Как они это сделали? Они знали, что у верблюдихи отличная память. Они нашли верблюдиху с верблюжонком, которого она кормила молоком. Они убили верблюжонка и закопали рядом с могилой Повелителя. И потом каждую весну они выпускали мать-верблюдиху, и она возвращалась к месту, где был закопан ее детеныш. Так было каждый год, пока верблюдиха не состарилась и не умерла, и тогда уже никто не мог знать, где похоронен Повелитель.

Но высокий Ордос — это иссеченное оврагами и покрытое редкими скудными лугами плато. Неужели монголы мог ли считать его таким красивым?

— Условия меняются, — сказал Джоригт. — Когда вы сего дня едете автобусом из Хух-Хота к монгольской границе, то вокруг один песок. А ведь десять лет назад тут было очень хорошо, — продолжал он, показав на серый пейзаж. — Кроме того, это же высокий Ордос. Никто не говорит, что его похоронили здесь.

Благодаря водителю Чогу мы смогли отметить свое спасение бульоном из бараньих ножек, сидя в цементном подобии гээра, отдаленно напоминавшем о временах, когда все вокруг было монгольским, пока сюда не пришли китайские поселенцы. Мы спустились из полупустыни к Дуншэну, столице Ордоса, и направились на юг через саванну, поросшую одинокими деревьями и лугами. Через час мы увидели стену, огораживавшую ельник, сквозь деревья виднелись красно — голубые купола с небольшими колоннами наверху, напоминавшими соски необычных татуированных грудей. Дорога проходила через небольшой городок, по выезде из которого мы свернули налево и, миновав ворота, оказались в гигантском дворе с рядами одноэтажных строений по сторонам. Длинный лестничный пролет вел через тройную арку на вершину холма, где возвышались разноцветные купола.

12

Идея наборной печати распространилась благодаря монгольскому правлению, но пока никому не удалось найти данных об ее распространении. Гутенберг сделал свое изобретение без всякой помощи с Востока. Об этом можно прочитать в моей книге «Революция Гутенберга», вышедшей в Лондоне в 2002 году (в американском издании она называется «Гутенберг»). (Прим. авт.)