Чингисхан

Это еще не все. В походе войско всегда кормилось тем, что можно было взять по пути, грабежами и мародерством. Это был единственный способ расплачиваться с солдатами и военачальниками. Но предшествующие армии, кочевые или городские, умели только воевать. Кочевники в походе были высшего класса специалистами своего боевого дела и, когда доходило до обращения с побежденными, не знали ничего другого, кроме как брать в плен умелых ремесленников, мужчин убивать, женщин насиловать и вместе с детьми обращать в рабство. За пленными и рабами нужен был надзор, что, при значительном количестве побежденных, подрывало обеспечивавшую победу гибкость армии. Вот почему традиционные кочевнические войска приходили, побеждали и уходили. Армии из земледельцев и горожан, напротив, были орудиямидля захвата территории и других земледельцев и городов и, соответственно, были заинтересованы не допускать полного уничтожения того, что будет им принадлежать.

Эта монгольская армия шла с новыми задачами, ставить которые научилась в Китае, подсказавшие эту смертельную комбинацию кочевнической тактики и военной техники. Теперь пленных использовали в следующих трех целях: как искусную рабскую рабочую силу, как солдат в некочевнических контингентах и, что особенно отвратительно, в качестве пушечного мяса, когда гражданских пленных гнали впереди войска, чтобы завалить ими крепостные рвы, подставить под полную силу удара обороняющихся, а случалось, и для того, чтобы заставить обороняющихся сложить оружие, потому что они не могли убивать близких им людей, свою плоть и кровь.

Так что то, что двигалось на запад в 1219 году, было настоящим Джаггернаутом, ведомой своей конницей ужасаю щей машиной войны. Обремененная телегами и осадными машинами, она была громоздким зверем, который требовал прокладки дорог и строительства мостов, особенно на Алтае и Тянь-Шане. Но эта армия была не только громоздкой, не только самодостаточной, но еще и непрерывно росла. Выученные кавалерийские отряды не потеряли своей маневренности. С каждым взятым городом некочевнические отряды усиливались, становились богаче, многочисленнее и лучше вооружены. Достаточно первого успеха, и машина войны слепо и неумолимо покатится вперед, и остановить ее или замедлить ход могут только непреодолимые географические препятствия, невыносимый климат или планы ее верховного главнокомандующего.

Увидеть все это в то время или предусмотреть последствия не мог никто. У верховного главнокомандующего не было никакого конечного плана, кроме как покарать зло, рас платиться с войсками и обеспечить безопасность своей империи. Он не мог заранее предугадать, что начинает нечто великое, что не имеет естественных пределов, ибо какой правитель, особенно побывавший в шкуре изгоя, скажет, что не хочет больше увеличивать свое богатство или не беспокоиться о своей безопасности?

Когда войска Чингиса подошли к границам Хорезма, им противостояли потенциально намного более мощные силы. Но шах не пользовался любовью подданных и не мог рисковать созданием единой структуры командования во главе с военачальником, который в любой момент может просто повернуть против него. Поэтому, когда монголы окружили Отрар, шахские войска оказались рассредоточенными по главным городам Хорезма. Все это Чингис знал от недовольных Мухаммедом мусульманских чиновников, перебежавших к монголам. Он искусно воспользовался этими разногласиями, рассылая своих купцов-мусульман успокаивать местное население и предлагая городам и крепостям мирно сдаваться на условиях, что они не будут отданы на разграбление монгольским войскам.

Другое дело узлы обороны. Отрар, чей наместник высек искру, из которой разгорелась эта кровавая война, был особой целью Чингиса, и его штурм запомнился в Центральной Азии как Отрарская катастрофа. Чингис хотел заполучить наместника живым, чтобы устроить ему достойную публичную казнь. Осада, запечатленная искусной диорамой в алматинском Историческом музее, длилась пять месяцев, пока комендант крепости не попытался бежать через потайной ход. Его действия ускорили конец и его собственный — он был схвачен монголами и казнен за предательство, — и города. Монголы проникли в город по тому же потайному ходу, которым воспользовался уносивший ноги комендант. Объект их охоты, «Маленький господин» Инальчук с несколькими сотнями защитников, забаррикадировался во внутренней цитадели. Так как монголы получили приказ взять его живым, то не спешили и еще месяц методично вели осаду. Поняв, что они обречены, защитники стали устраивать самоубийственные вылазки, по пятьдесят человек за один раз, пока Инальчук с горсткой оставшихся с ним воинов не были загнаны на верхний этаж башни, где они выламывали из стен кирпичи и швыряли в нападающих. Дело кончилось тем, что Инальчука в цепях вывели на площадь для казни, которая, по словам одного источника, была выполнена весьма изощренным способом: глаза и уши ему залили расплавленным серебром. Мне кажется, такой конец для него был излишне дорогим и маловероятным, наверное, с ним разделались как-нибудь попроще. Сам город сровняли с землей, от него остались только горы мусора, которые только недавно, почти 800 лет спустя, обнаружили археологи.

Чингис же разделил свою армию, послав Джочи на север, чтобы широким обходным маневром отрезать северные области Хорезма. В январе 1220 года Чингис выслал вторую армию расправиться с Отраром, а сам повел другую в обход Бухары, через пустыню Кызылкум, по вымерзшим пескам, по крытым редкими кочками жесткой травы. Переходя замерзшую Сырдарью, он вышел к маленькому городу Зарну, где ясно продемонстрировал свою политику: сопротивляйся — и смерть, сдавайся — и жизнь. Жители Зарнука, недолго раздумывая, встали на путь мудрости и выживания. Цитадель разрушили, молодых мужчин забрали в армию, а всем остальным разрешили разойтись по домам. Второй город, Нурата, известный в те времена как Hyp, тоже недолго раздумывал и принял такое же решение.

В феврале или марте 1220 года монгольская армия была на подступах к Бухаре, и ее 20-тысячный гарнизон, предприняв опережающий удар, потерпел сокрушающее поражение на берегах Амударьи. Остатки бухарского войска быстро отступили в цитадель, Арк, горожане же, не имевшие никакого желания расставаться с жизнью во имя ненавистного шаха, открыли ворота. Чингис въехал в город и поскакал дальше по узким, застроенным деревянными домами улицам, где жили простолюдины, миновал дворец из кирпича-сырца, оказался во внутреннем городе, Шахристане, у самого большого здания Бухары, и, таким образом, впервые в жизни увидел своими глазами город настолько богатый во всех отношениях:, что он, наверное, и подозревать не мог.

Цивилизация, которая лежала сейчас у ног Чингиса, по своему блеску могла сравниться с Китаем, хотя и была намного моложе. Ее основали 500 лет до этого, когда вдохновленные основателем ислама Мухаммедом арабы овладели Персией, Сирией, Ираком, Египтом, Северной Африкой, Центральной Азией, даже Испанией, и на короткий период им стала под властна территория от Пиренеев до Западного Китая.

Некоторое время эта империя была объединена ее новой религией и священной книгой ислама Кораном, который, подобно тому, что сделала для Англии Библия короля Якова, очистил арабский язык и стимулировал его развитие в самый критический момент его истории. Мусульмане ссылаются на него как на истинное доказательство существования Аллаха. На этой основе вырос еще один источник доктрины ислама — сунна, рассказывающая о делах и высказываниях пророка и его преемников. Взятые вместе, эти две составные доктрины пропитывают каждый аспект ислама — управление, законы, знания, поведение, творческую деятельность мусульман, поскольку ислам не проводит четкой грани между церковью и государством, священным и мирским — священным должно быть все. Ислам был «братством верующих».

Одно дело построить империю, совсем другое — управлять ею. Отдельные области и секты старались оставлять богатства и власть за собой. Шииты претендовали на право строить управление по-своему, основываясь на взглядах «Шиат Али», Али, зятя Мухаммеда. Другая, поддерживавшая Аббаса, дядю Мухаммеда, возникла на окраине империи, прежде всего в Ираке. При Аббасидах центр тяжести империи переместился на Восток, в Багдад. К тысячному году исламский мир, созданный как единая имперская река, растекся на пять главных и десятки менее значительных рукавов могучей дельты. Тем не менее некоторого рода единство сохранилось. Мусульманские богословы от Гиндукуша до Испании поклонялись одному и тому же богу, почитали одного и того же пророка, говорили на арабском, этом «лингва франка», и унаследовали одно и то же культурное богатство. Экономическая мощь ислама черпалась из торговли, соединявшей Северную Африку, Европу, Русь, Средний Восток, Индию и Китай. Ислам признавал порабощение немусульман, все зарабатывали на торговле рабами — африканцами, тюрками, индийцами или славянами. Арабские монеты были найдены в Финляндии, мусульманские купцы выписывали чеки, которые принимались банками в главных городах от Кордовы до Самарканда. Один торговец имел склады на Волге, другой около Бухары и третий в Гуджарате.