Чингисхан

Мы, наверное, не ошибемся, если скажем, что теперь амбиции Темучина были под стать его аристократическим предкам. Не теряя времени, он принялся использовать свой новый статус женатого человека и главы семьи. Он посылает Бельгутея, покорного ему сводного брата, разыскать Борчу, чтобы тот стал его правой рукой. Он уже мог рассчитывать на свою семью, двух названых братьев и еще один монгольский клан, родственников Буртэ и Хулан, онгирадов. Ему по надобится еще помощь, он это понимал и знал, к кому обратиться. До рождения Темучина его отец стал названым бра том Тогрула, вождя кераитов, который в этот момент был настолько силен, что мог собрать два раза по десять тысяч воинов, т. е. две современные дивизии. Его влияние распространялось на области, начиная с Центральной Монголии — его улус находился на реке Тула, где сейчас находятся пригороды Улан-Батора, — и продолжалось до границы с Китаем к югу от Гоби. Это был человек с реальной политической и военной властью.

Говоря себе, будто названый брат отца был «ему почти как отец», Темучин, захватив с собой своего брата Касара и сводного брата Бельгутея, отправился уговаривать Тогрула стать его союзником. Но что, если Тогрул не согласится? У Темучина было кое-что такое, что могло оказаться весьма убеди тельным аргументом: приданое Буртэ, черная соболья шуба.

Расчет Темучина оказался верным. Тогрул и виду не пока зал, что у него были какие-то связи с отцом Темучина, но подарок свое дело сделал. «В обмен на соболью шубу, — сказал Тогрул, — я соберу твой разбредшийся народ».

Вскоре после этого разговора, вероятно в 1184 году, когда Темучину было около двадцати лет, приключилась еще одна беда, а за ней пришла удача. Слух, что Темучин входит в силу, дошел до живших в лесах меркитов. Хулан, мать Темучина, была отнята у Чиледу, брата их вождя, умершего вскоре по сле этого события. Теперь, пока Темучин еще не вошел в силу, наступил подходящий момент для мести. Осуществление этого плана требовало организации целого рейда, для чего нужно было недели на две-три оторвать многих скотоводов от их отар и табунов, поскольку улус меркитов находился километрах в трехстах к северу от улуса Темучина, на берегу Селенги, по ту сторону границы, которая нынче разделяет Россию и Монголию.

Налет состоялся на рассвете — клан Темучина разбил лагерь в широкой долине неподалеку от верховьев Керулена, единственной, выходящей на Бурхан Халдун, она спускается с покрытых лесами склонов, и пастбища постепенно переходят в густой ивняк на берегах реки; в этой долине лежит дорога, которой сегодня не миновать любому, желающему добраться до горы. Первой услышала топот копыт старуха — служанка и подняла тревогу. Хулан схватила пятилетнюю Темулун и вместе с остальными бежит вверх по реке, перебирается через хребет, соединявший две невысокие горы, и дальше по окраине подстилающего Халдун леса. Хребет, который называют Порогом, не сочли достойным упоминания в «Тайной истории», так как его без особого труда можно пре одолеть на лошадях, хотя на телеге (или на машине, как мы увидим ниже) этого сделать не выйдет. Лошадей не хватило Буртэ и Когчин, старой служанке. Когчин сажает Буртэ в крытый фургон, запряженный волами, и трогается, очевидно, в сторону Порога. К ней подлетают меркиты и требуют Темучина. Вон его юрта, говорит она, а где Темучин, она не знает. Она здесь только помогает стричь овец и едет домой. Очень может быть, что ей удалось бы провести меркитов, если бы на неровной дороге не лопнула деревянная ось телеги. Тут же к телеге направляются меркиты посмотреть, что в ней. Овечья шерсть? Вряд ли. Давайте, парни, посмотрим. Они слезают с лошадей, поднимают полог и видят трофей — «кто-то сидит там, вроде бы женщина». Двое мужчин велят ей выходить, потом перекидывают ее на круп одной из лошадей и догоняют остальных, разыскивающих Темучина в окрестностях стойбища, на неприветливых склонах Бурхан Халдуна, болотистых берегах реки и в густом лесу. Наконец им надоедает непролазная грязь и непроходимая чаща, и они, прихватив пленников, решают прекратить погоню. «Все, мы отомстили», — говорят они друг другу и пускаются в недельный переход к дому. Вернувшись на свое стойбище, они отдают Буртэ младшему брату Чиледу по имени Чилгер.

Тем временем Темучин прячется в лесу, уходит по знакомым с детства оленьим тропам, спит в шалаше из ивовых веток, что нарезал у реки. На четвертое утро, когда опасность миновала, Темучин перестает прятаться и чувствует прилив благодарности за спасение. По крайней мере, вот как он позже рассказывает о пережитом. Он мог рассказывать то, что хотел. Никого другого, кто мог бы передать события тех дней по-другому, рядом с ним в то приключение не было.

Хотя священными считаются все горы, эта гора, конечно же, из всех гор заслуживает особого внимания. Он дает обет всегда почитать ее как место своего спасения, упоминая каждый день в своих молитвах: «Семя моего семени будет это блю сти». Обратившись лицом к восходящему солнцу, он обвертывает шею своим поясом, почтительно снимает шапку, бьет себя в грудь, совершает ритуальный девятикратный поклон в сторону солнца и, встав на колени, умащивает землю животным жиром иараком.

Возможно, что ничего подобного не имело места. Возможно, после того, как он создал империю, Чингис решил создать вокруг своего спасения особую атмосферу и тем самым подчеркнуть богоданность своего права на правление, точно так же, как китайские императоры притязали на божественное происхождение своего права на трон. Только китайский император предъявлял «мандат Неба» после того, как его династия пришла к власти. Чингис же перещеголял их, претендуя на то, что такой мандат был у него всегда, еще до того как он добился успеха, тогда, когда он был еще вошь на склоне горы. Для своих притязаний он не мог выбрать лучшего антуража. Гора от века была своеобразным кафедральным собором монголов. Совершенно естественно, что Чингис как правитель должен был желать, чтобы в нем виде ли еще и высшее духовное лицо, и представить себя в молодости в этой роли.

Это была далеко не только политическая тактика. Думаю, он был уверен в этом до глубины души. Как и почему это должно быть так, он не мог охватить, неразгаданная загадка стала частью его личности, и это очень своеобразно сказывалось на его отношении к религиям, с которыми ему приходилось сталкиваться, и на тех, кто до сих пор его почитает. Это создало в нем странную двойственность. С одной стороны, надменность и заносчивость человека, на ком лежит предначертание объединять, вести и побеждать и кто имеет безоговорочное оправдание для применения любых средств ради достижения божественной цели. С другой — смирение простого человека, благоговеющего перед необъяснимой природой предначертания. Вот что лежало в основе того парадоксального сочетания разрушительного и созидательного начал, свирепости и тороватости, которые составляли характер Чингиса.

Судя по простому и незамысловатому повествованию «Тайной истории», его народ безоговорочно воспринимал историю о его спасении на Бурхан Халдуне за чистую монету. Первое же предложение, открывающее «Тайную историю», провозглашает, что он был «рожден с предначертанной свыше судьбой». Вот та вера, которая создавала его харизму и вдохновляла его соратников, семью, его военачальников и подданных.

Следующей задачей Темучина было вызволить Буртэ. Он обратился к человеку, которого называл «отцом», Тогрулу, и не был разочарован. Разве Тогрул не обещал помочь Чингису объединить монголов? Теперь

3

Моя версия относительно предпоследней строки, поскольку она допускает разные толкования. Онон и Дамдинсурен переводят как «ласточка», кливс — «кузнечик». По-монгольски они звучат похоже («харацаа» и «царцаа»). «Кузнечик», образ насекомого, как в начале «вошь», кажется пра вильным переводом, но разве ласточка не свободный дух, но плохая мета фора? Нет, для монголов (указала Гойо) ласточка — это добыча ястребов, т. е. жертва. Мне помогли свериться с оригиналом. Первый знак по-китай ски не «ц», а «х» и рифмуется с Халдун, с которого начинается предыдущая строка. Это «ласточка». (Прим. авт.)