Чингисхан

Второй артефакт — это само место, с которым в то летнее утро я мог познакомиться собственными глазами, стоя на возвышенности над лагерем гээровв Биндере и чувствуя, как выветриваются пары водки, выпитой накануне вечером по случаю первенства мира по футболу.

Я стоял около небольшой кучи камней, построенной кем — то в честь духа этой горы. Быстрые воды Онона бойко журчали в тени по каменистым перекатам, их еще не коснулись лучи солнца, восходившего за моей спиной. В высоте, под голубым небом божественной глубины и прозрачности, запел жаворонок, потом прокуковали две кукушки, и больше не было слышно ничего. Ни звука не доносилось ни из раскинувшегося в излучине реки леса, ни с реки, ни с лугов, ни с озера и холма, который и составлял таинственный центр не разгаданной загадки.

Эту Злую горку мы проехали накануне. Она ничем не отличалась от множества подобных холмов, разбросанных по великой степи, но нам она все-таки запомнилась потому, что у ее подножия были навалены горы мусора. Два поколения тому назад Биндер лежал именно здесь. Коммунистические власти постановили перенести его в другое место. Целый го род перебрался на несколько километров в сторону от холма, и на его месте до сих пор видны остатки кирпичных фундаментов домов, навалены кучи искореженных кусков метал лических крыш. Со своего холма, с расстояния 4 километров, я мог разглядеть смутные очертания старого города. Борцы за охрану природы сказали бы, что это ужасно, но у степи свои собственные взгляды и правила. Степи безбрежны, там нет дорог, стада бродят куда им бог на душу поло жит — и никакого загрязнения окружающей среды. Так с какой же стати все это убирать?

Это место только с недавнего времени претендует называться подлинным местом рождения Чингиса. Мнение об этом укрепляется с каждым днем, и к тому есть веские исторические доводы, в обобщенном виде они изложены в брошюре, которая продается в туристском лагере, где установлены гээры, и которая написана профессором Сух-Баатаром из университета Чингисхана в Улан-Баторе. Накануне я услышал их от одного очень почтенного человека.

Мы ехали по незаметно взбирающейся по пологому подъему дороге, на горизонте маячили холмы, смотреть было не на что, пока в отдалении мы не различили маленький домик из потемневших бревен. Это походило на какую-то волшебную сказку, там было крылечко и одна комната. Миниатюрная сибирская дачаслужила, вероятно, летним домом одному из многочисленных друзей Баатара. На вопрос Баатара сморщенная как печеное яблоко дама махнула рукой вдоль едва приметной дороги. К этому моменту заморосил дождик. Через ветровое стекло машины мы увидели впереди странную фигуру, которая, когда мы притормозили ря дом, превратилась в необычайно красивого человека лет семидесяти, одетого в выцветшую рубашку. Он тянул маленькую четырехколесную тележку, рядом с ним бежала черно-белая собака, что-то вроде овчарки. Это был Батамдаш, филолог, историк, тридцать лет проработавший профессором Монгольского национального университета, а сейчас он вез металлический бидон с водой, которую только что набрал в ручейке неподалеку. На неожиданное появление Баатара он никак не среагировал, просто забрался в машину и взял вымокшую собаку на колени. Баатар погрузил воду и тележку в багажник. Я погладил собаку, она лизнула мне руку и заурчала от удовольствия. Такое было для меня совершенно в новинку. Собаки в степи предназначены для то го, чтобы отпугивать волков с ворами, поэтому в своем большинстве это злобные чудовища, не разбирающие, кто волк, кто преступник, а кто добропорядочный незнакомец с самыми добрыми намерениями. По своей природе монгольские собаки людоеды. Некоторые даже пытаются укусить проезжающую машину. Приближаясь кгээру, первым делом нужно с приличного расстояния крикнуть: «Уберите собак!» Никогда до этого в Монголии мне не попадались на глаза собаки размером чуть меньше пони, и, уж конечно, я не встречал среди них дружелюбных или пугливых.

Когда мы возвратились в однокомнатную дачу, Батамдаш рассказал мне о своих поисках места рождения Чингиса. С «Тайной историей» он, конечно, познакомился в детстве и знал, что Чингис «родился на Ононе».

— Когда я поехал в Дадал, то полагал, что Чингис, наверное, родился в такой прекраснейшей местности, посреди бескрайних степей. Но теперь я думаю по другому.

Батамдаш несколько раз проехал на лошади вверх и вниз по Онону. «Тайная история» утверждает, что ребенком Чингис ловил рыбу в Ононе, так что стоянка должна находиться вблизи реки. Место около Дадала расположено в 20 километрах от реки, а то, которое около Биндера, всего в пяти. Кроме того, Дадал — это очень замкнутое место. Там негде было бы расположиться военному лагерю, а отец Чингиса собирал армии. Батамдаш ни минуты не сомневался, что место слияния Онона и Хорха, равнина, которую я в то утро обозревал со своего наблюдательного пункта на вершине холма, и горы, обрамлявшие ее, — это и есть место, где родился Чингис.

Когда мальчику исполнилось восемь лет, Ейсуге отправился к родственникам Хулан договариваться о невесте для Темучина. Он тронулся в путь на восток и по дороге, еще не доб равшись до стоянки семьи Хулан, встретил пару из ее клана онгирадов. У них была дочь Буртэ, на год старше Темучина, и они были не против породниться. Ейсуге и Дей-Цецен — Мудрый Дей — договорились, произнеся положенную в таких случаях фразу, что у их детей «горят глаза и светятся лица». Это означало, что у них прекрасное будущее. Для закрепления договора Ейсуге оставил сына у будущих тестя и тещи, возможно, с тем, чтобы они увидели, что это за мальчик, а может быть, и для того, чтобы он отрабатывал будущее приданое Буртэ (очень щедрое, как мы увидим позже). Покидая стоянку Дея, Ейсуге попросил того заботиться о Темучине и особенно беречь его от собак, так как «мой сын боится собак, вы мои родственники, не пугайте моего сына собаками!».

Человек с Запада может в удивлении поднять брови. Будущий правитель всей Евразии боялся собак? Удивляться тут нечему. Это могло быть просто отражение сказанного мною о монгольских собаках. Монгольские собаки всегда славились свирепостью. Готов поспорить, что Чингис сам придумал эту пикантную деталь, которую автор «Тайной истории» использовал, чтобы подчеркнуть милую человеческую черту своего героя.

Возвращаясь домой, Ейсуге встретил группу пировавших татар; в соответствии со степными законами гостеприимства ему предложили поесть и выпить. К тому времени, когда он через три дня дотащился до своего стойбища, он был совершенно болен и находился буквально на краю могилы. Позже, после его смерти, наследники посчитали, что вино ваты татары. Очевидно, в этой группе татар находились люди, ставшие в свое время жертвами одного из набегов Ейсуге. Он их не узнал, так продолжали объяснять происшедшее, а они его запомнили, решили воспользоваться возможностью отомстить и подмешали яд в питье. Или, тоже возможно, он просто заболел. Во всяком случае, перед самой смертью он послал в стойбище Дея человека за Темучином.

Хулан осталась без защитника с шестью детьми в возрасте от трех до шести лет: четырьмя собственными и двумя от «малой жены», чье имя не называлось. Семья, даже братья Ейсуге, которые должны были, по обычаям, оказывать Хулан поддержку, ничем не помогали невестке. Неожиданно рухнуло все — их мир, надежды на военные успехи, гарантии от невзгод.

Но Хулан была сильной женщиной. У нее не осталось стада, которое она могла бы назвать своим, и она сделалась охотницей и собирательницей: «Тайная история» красочно описывает, как, подоткнув юбки и твердо закрепив на голове шляпку женщины благородных кровей, она с заостренной можжевеловой палкой в руке выкапывает корни и собирает плоды с деревьев и кустов в лесах по склонам Бурхан Халдуна и берегам Онона. Мальчики научились мастерить крючки и ловили рыбу сетью.