Шагающий магазин игрушек

— Давайте все сюда! — помахал он рукой. — Все принадлежит народу, и будь я проклят, если упущу его опять из-за отсутствия телеги!

Кое-как втиснувшись в машину, они помчались, а хозяин «хилмана», распивавший пиво в соседней пивной, еще долго ничего не знал о пропаже. Они свернули в узкую боковую улочку. Из-под колес веером летели брызги, заливая кирпичные стены, заклеенные афишами. В свете фар капли дождя сверкали серебряными иглами.

Вскоре дорога расширилась, и они увидели Шермана, с бешеной скоростью крутящего педали и время от времени оглядывающегося через плечо. Когда они подъехали ближе, фары на мгновение высветили его вытаращенные глаза и кроличьи зубы.

Поровнявшись, Фэн крикнул:

— Слушайте, Шерман, если вы не остановитесь, я загоню вас на тротуар и прижму к дому.

Не успел он это сказать, как Шерман резко свернул и… исчез. Это показалось им чудом, потому что они не сразу поняли, что он повернул на узкую глинистую тропинку слева.

Фэн затормозил, затем поспешно и нервно дал задний ход, но проезд был слишком узким, чтобы можно было ехать на машине. Бросив «хилман» на произвол судьбы, они выскочили и побежали, шлепая по лужам, промокнув до нитки, туда, где сиял свет, пахло керосином и хрипло звучала музыка.

Но только Виола поняла, что они попали в тупик. В конце его находилась ярмарка и другого выхода, кроме того, через который они вошли, не было. Пробегая мимо паровой машины, которая пыхтела, пуская пар, под хлещущим дождем, они увидели велосипед Шермана, валяющийся на земле у входа в большой, крытый полосатым тентом балаган.

Оставив Хоскинса и Кадогэна караулить вход, Фэн с Виолой и Уилксом ворвался внутрь. В первый момент свет и грохот музыки ослепил и оглушил их. Народу было мало, погода не слишком подходила для ярмарочных развлечений. Справа от них был тир, у которого напомаженный молодой человек доказывал девушке свою доблесть. Слева — мишени для метания дротиков, кегли, хироманты. В дальнем конце начинала набирать обороты тяжелая карусель, хотя на ней было всего два пассажира. Пустые колясочки, мотоциклы, лошадки бесцельно кружились. Из включенных на полную мощность громкоговорителей неслась джазовая танцевальная музыка.

«Бэ-э… би-и, — пело радио голосом великана, — не говори мне «нет», о, бэ-э… би-и…»

По мере того, как скорость увеличивалась, словно поезд метро, механизм карусели скрежетал и стучал все громче. На ней была надпись: «У этой карусели нет предела скорости». В одном месте крыша тента прохудилась, по сухой, утрамбованной глине растеклась лужа. Стайка юных девушек в беретах и дешевых шерстяных пальто, с ярко накрашенными губами стояла, глядя на игру в лошадки — разновидность рулетки, или на красиво разложенные призы — куклы, коробки конфет, канарейки, золотые рыбки, пачки сигарет, которые являли собой великолепие пролетарской окраины.

Горячий, пахнущий паром, керосином и мокрым брезентом воздух был наполнен оглушительной музыкой. «Как сцена из романа Грэма Грина», — подумал Кадогэн. Но у них не было времени вглядываться в детали. Неожиданно из-за одной загородки выскочил Шерман и, пригнувшись, побежал к задней стенке брезента, пытаясь нащупать выход. Но выхода не было.

Он обернулся, оскалившись как зверь, и Фэн быстро оттолкнул Виолу, убирая ее с линии огня. Шерман рванулся вперед. В безумной панике он подбежал к быстро вращающейся карусели и, невзирая на крики служителя, схватился за одну из подпорок, когда она пролетала мимо. Рывком, едва не оторвавшим ему руку, он очутился на карусели. Ни на секунду не задумываясь, Фэн бросился за ним. Какая-то женщина закричала, и служитель, теперь уже не на шутку встревоженный, попытался удержать его, но упал. Фэн тоже упал, споткнувшись, вскочил, пробрался к самому краю платформы и невзирая на страшную боль в руках вцепился изо всех сил в деревянный мотоцикл с бархатным сиденьем. Борясь с центробежной силой, он старался сохранить равновесие. Неподалеку от него вцепившийся в лошадку Шерман пытался достать револьвер.

— Вот сволочи, — сказал служитель Кадогэну, который только что вошел вместе с Хоскинсом и присоединился к Виоле и Уилксу. — Они что, самоубийцы?

Огни на карусели, достигшей своей нормальной скорости, внезапно потускнели. Механик, сидящий посредине, спокойно взирал на происходящее.

— Остановите эту штуку, — резко выкрикнул Кадогэн. — Человек, который вскочил первым — убийца. Он вооружен и очень опасен. Остановите ее, ради бога!

Служитель уставился на него:

— Какого черта?..

— Это чистая правда, — с неожиданной твердостью сказал Уилкс. — Виола, идите звонить в полицию, а потом отправляйтесь на вокзал и приведите всех сюда.

Побледневшая Виола молча кивнула и выбежала. Вокруг начал собираться народ, интересуясь, в чем дело.

— О, боже мой! — произнес служитель, наконец поверив им.— Эй, Берт, останови ее! Быстро! — крикнул он человеку в центре карусели.

Его слова утонули в свисте ветра и скрежете карусели. Человек в центре круга делал вопросительные жесты руками. Шерман достал револьвер, прицелился и выстрелил. Механик открыл рог, зашатался и упал.

— Ублюдок! — завопил охваченный внезапной яростью служитель. — Этот ублюдок застрелил его!

К ним подбежали владельцы тиров и других заведений ярмарки, а потерявшая управление карусель продолжала набирать скорость, ужасающе вибрируя и сотрясая весь балаган. Нелепая музыка продолжала трубить: «Милая, любимая, я плачу о луне…» Лица присутствующих исказились от страха. Один из двоих кружащихся на карусели людей издал полный ужаса пронзительный вопль.

— Ложитесь! — закричал служитель. — Ложитесь и прижмитесь к подпоркам! Боже мой… — добавил он тихо, — если кто-нибудь из них вылетит, когда она крутится на полную железку, ему не придется рассказывать об этом.

А скорость все нарастала.

Крутом все стихло. Все увеселения были забыты. Стоящие около карусели все больше ощущали яростное завихрение воздуха…

— Мы не сможем ее остановить, — пробормотал служитель. — Мы не сможем теперь… Пока не кончится пар.

— То есть, как это, черт вас побери? — Кадогэна охватил ужас.

— Машина и пульт управления там, в центре… Туда теперь никак не добраться. Если вы при такой скорости попробуете это сделать, вы сломаете свою дурацкую шею, поняли?

— А сколько же это будет еще продолжаться?

Служитель пожал плечами.

— Полчаса, — мрачно ответил он, — если она до этого не своротит к чертовой матери весь балаган.

— О, господи, — произнес Кадогэн, чувствуя, что ему делается дурно. — Нельзя ли взять одно из ружей и подстрелить его?

— Если вы попытаетесь стрелять, то попадете во что угодно, но только не в него!

Карусель крутилась все быстрей.

— Я знаю, что делать! — воскликнул Кадогэн. — Если мы выломаем доску, огораживающую карусель, то сможем пролезть в центр снизу, да?

Служитель вздрогнул.

— Можно бы, — ответил он, — но там до чертовой матери всяких механизмов, и, прежде чем вы доберетесь до центра, скорее всего вам оторвет башку.

— Все равно, надо попробовать, — сказал Кадогэн, — хотя бы ради этих двух несчастных. Они оба в панике и в любой момент могут сорваться.

Служитель недолго колебался.

— Я пойду с вами! Фил, дай мой инструмент!

Пробовали ли вы, равнодушный читатель, висеть, вцепившись в перила карусели, вращающейся с бешеной скоростью? Если ваши ноги прочно упираются во что-нибудь, вы можете отклониться внутрь под углом шестьдесят градусов и не потерять равновесия. Собственно говоря, только таким способом и можно удержаться. Сидите прямо — вам понадобится вся ваша сила, чтобы не быть вышвырнутым, как булавка, положенная на вертящийся диск патефона. Во всяком случае карусель не слишком подходящее место для ловли отъявленного злодея, хотя следует отметить, что трудности равны для обеих сторон. Надо добавить, что при этом все ощущения смещаются. Спустя некоторое время только стремящаяся сбросить вас с круга сила говорит вам о том, что вы вращаетесь. Все остальное, включая зрение, создает иллюзию, что вы поднимаетесь и поднимаетесь по бесконечному отвесному склону, который по мере возрастания скорости становится все круче. В дальнейшем вы воображаете несуществующее притяжение, тянущее вас вниз, и начинаете бороться с ним.