Страница 39 из 40
— Чаша моего миролюбия иссякла, а надежды на твое благоразумие занесло песком. Поэтому скажу прямо: ты не достоин держать в руках даже ржавый нож, ибо, спрятавшись за каменными стенами родового стойбища, ты бросил поводья скакуна своей судьбы и дал заржаветь сабле своего духа. Оглянись, две трети Над-гез уже под моей кошмой, а ты до сих пор… э-э-э…
— Продолжай, это даже интересно! — оскалился Бервер.
— …до сих пор… не слез со своего ложа…
— Там написано 'до сих пор ублажаешь своих жен и наложниц…'!
— …старательно не вспоминая о тех, кто держит твою саблю! А ведь багатуры, не испугавшиеся моих терменов, достойны большего, чем твое забвение! Эта земля — моя! А люди, которые ее населяют — еще нет. И если тебе дороги их жизни — верни им клятвы и прикажи открыть ворота каменных стойбищ…
— Красиво излагает! — хмыкнула леди Даржина.
Граф Орассар кивнул, но читать не перестал:
— Сроку на все это — три дня. А начиная с четвертого я начну предавать огню все, что увижу…
— О чем задумался? — почувствовав, что мое настроение стремительно ухудшается, спросила Илзе и тем самым выдернула меня в настоящее.
— О том, что срок уже вышел… — буркнул я, а потом озвучил мысль, которая мучила меня последние двое суток. — И что письмо Алван-берза — со вторым дном!
— В каком смысле? — заинтересовалась моя супруга.
— Мне кажется, что Гогнар Подкова, диктовавший это письмо писцам, намеренно выставил его величество безвольным трусом. И почти уверен, что его копии в ближайшие дни объявятся в большинстве крупных городов королевства…
Илзе задумалась. А через какое-то время нехорошо прищурилась:
— Хм… С зрения Алвана эта война выглядит несколько… странной!
Я кивнул:
— А начавшиеся зверства ерзидов — следствием нерешительности короля…
— Деревни отстроим! — затараторила она. — Большинство жителей королевства уже за стенами городов, а наши воины продолжают рвать ерзидские термены…
Я устало потер лицо руками невидящим взглядом уставился в снежную круговерть:
— Для обывателя их действия кажутся комариными укусами, а крайне стесненные условия, страх за свою жизнь и отсутствие надежд на будущее не лучшим образом сказываются на патриотизме. Говоря иными словами, если в ближайшие дни мы не изменим стиль ведения войны, то население начнет роптать…
Илзе замолчала. Минуты на две. А затем снова подъехала почти вплотную и требовательно потянула меня за штанину:
— Ты нашел какой-то выход?
Я сглотнул, затем уставился в ее глаза и горько усмехнулся:
— Пока только намек на его существование…
— Расскажешь?
…За следующие полтора часа, потребовавшиеся нам, чтобы добраться до избушки лесника, затерянной в чаще китцского леса, Илзе не произнесла ни слова. А когда отряд, наконец, выехал на поляну и остановился, первой слетела с коня, взбежала на крыльцо и, с трудом дождавшись, пока подсуетившийся Клайд откроет входную дверь, приказала тащить к ней мои переметные сумки.
Сумки принес я. Сам. Сам же растопил очаг, застелил ложе одеялом и соорудил какое-то подобие стола. После чего был усажен на первое попавшееся на глаза полено и занялся очинкой перьев.
Илзе тоже не бездельничала — сначала протерла 'стол' какой-то тряпкой, затем застелила его чистым полотенцем, вытащила из сумок свечи и стопку пергамента, развела в воде сухие чернила и, устроившись поудобнее, зачем-то попросила продиктовать ей те вопросы, которые я собирался задать пленным.
Я продиктовал. Первых штук восемь. А потом заметил, что на пергамент легло раза в полтора больше.
Заинтересовался. Обошел стол так, чтобы видеть рождающийся текст и удивленно хмыкнул: она записывала совсем не то, что я говорю!
— Илзе, если ты устала, давай, ты ляжешь спать, а я допрошу их сам? Или вообще перенесу допрос на завтра… — спросил я, присев рядом с ней и ласково пригладив волосы, распушившиеся от мороза.
Она грустно улыбнулась:
— Милый, ты тактичен до безобразия…
— Понимаешь, я…
— …забыл, что твоя жена — Видящая!
— Что поделать, если твоя красота лишает меня способности связно мыслить? — пытаясь хоть на мгновение отвлечь ее от мыслей о моем будущем, пошутил я.
Илзе шутку не поддержала — дописала очередное предложение, отложила в сторону перо и опустила голову так, чтобы ее волосы закрыли глаза:
— Я уже делала нечто подобное. И намного лучше, чем ты, представляю, что для этого требуется…
Для того, чтобы почувствовать, что творится в ее душе, хватило одного слуха — я аккуратно взял ее за подбородок, заставил поднять лицо и с болью уставился в глаза, за какой-то миг наполнившиеся слезами:
— Я должен, понимаешь?
— Понимаю. И помогу, чем смогу… — сглотнув, сказала она. Потом порывисто прикоснулась к моей щеке кончиками пальцев и… словно замерзла: — Можешь идти…
— Куда? — растерялся я.
— Наружу…
— Прости?
— Одних ответов будет маловато… — буркнула она, вытащила из-под стопки пергамента палочку ушеры и поднесла ее пламени свечи: — Потребуются еще и личины. А их, как ты понимаешь, придется создавать мне…
Примечание
Берз — вождь вождей.
Барабан кам-ча — ударный инструмент, рокот которого возвещает о приближении к стойбищу вождя, возвращающегося из удачного набега.
Лоор-ойтэ — дословно 'стойбище тех, кто с саблей'. Военный лагерь.
Шири — тысячник. Касым-шири — правая рука Алвана.
Скакать впереди табуна и не бояться степных волков — аналог нашего 'не бояться проявлять инициативу'.
Эрдэше — стойбище, в котором проживают старейшины и шаманы ерзидов.
Степняки считают Гогнара, сына Алоя сыном бога воинского счастья.
Термен — тысяча воинов.
Алван, сын Давтала — выходец из рода Надзир.
Над-гез — 'страна лесов', ерзидское название Элиреи.
Сайка-ойтэ — 'стойбище кузнецов'. Ерзидское название Вирента.
Скачет за мной следом — следует моему примеру.
Коме-тии — 'черная грязь'. Ерзидское название Фриата.
Адгеш-юли — красавица из сказок, никогда не видевшая солнца.
Лайш-ири — северянка.
Кеите-иринэ — богиня любви и плодородия.
Айнур — кусок ткани, используемый вместо стола.
У Алвана три жены. Дайана — наложница.
По законам ерзидов, вождь вождей может иметь несколько жен и несколько наложниц. Из ряда вон выделяются лишь старшая — у Алвана это внучка орс-алуга по имени Жальиз — и любимая.
Вайрам — торжественная трапеза.
Сонтэ-лоор — дословно 'дар того, кто с саблей' — жертвоприношение Субэдэ-бали перед началом войны. Обычно приносилось каждым родом по отдельности.
Лесть ерзиды не уважают. Поэтому благодарственные речи у них занимают совсем немого времени.
Полная рука — десять человек.
Описано в третьей книге.
Юлдуз-итире — Кобылица Рассвета, одно из самых красивых созвездий северного полушария. Появляется на небосводе в начале второго ночи.
Зигги Клещ — глава Серого клана Делирии.
Отдарок — благодарности за помощь.
Око — дыра в стене для скрытого наблюдения.
Описано в первой книге.
Палочки ушеры — благовония на основе местных наркотиков. Вызывают расслабление 'пациента' и упрощают воздействие на его психику.
Шакалы — одно из созвездий северного полушария. Завершают 'путь' по ночному небу перед самым рассветом.
Назир-аши — личные слуги берза.
Эрдэгэ — советник берза. Имеется ввиду Гогнар, сын Алоя.
Один из видов казни у кочевников — виновного закатывали в ковер, а затем соединяли пятки с затылком.
Удири-бали — бог солнца. Тучи на небе — признак его гнева: ерзиды считают, что когда бог не в настроении, он скрывает свой лик за тучами.
Алуг — шаман. Орс-алуг — верховный шаман.
Барабаны кам-сонтэ — жертвенные барабаны, чей рокот, по представлениям ерзидов, привлекает внимание богов.
Юлдуз-итире — Кобылица Рассвета, одно из самых красивых созвездий северного полушария.