Расколотое небо

— К какому выводу пришел? — спросил Сосновцев.

— Надо подумать. Поговорю со штабом округа, еще раз посоветуемся. Пока, — Кремнев наморщил лоб, — я на позициях Горегляда. А ты так думаешь?

— Я поддерживаю руководство полка.

— А что имел в виду Махов, когда называл фамилии Брызгалина и Васеева? Ну, позиции Брызгалина ясны, а как оказался Васеев на одной с ним ветке?

— Молодой, горячий… Больше от чувства, чем от разума. Клюнул, видно, на громкие слова. Как же: быстрее дать авиации новый истребитель…

— Похоже, — вздохнул Кремнев. — Оно и надо быстрее. Но какой ценой?..

4

Вернувшись из командировки, генерал Кремнев заслушал доклады своих заместителей и начальников служб о положении дел в дивизии. Махов с присущей ему твердостью в голосе и жестах доложил о ходе летной подготовки в частях дивизии, подчеркнув, что полк Горегляда с получением директивы из штаба округа работает по новому плану с учетом сокращения сроков испытаний на два месяца. Люди мобилизованы, нацелены, решение на месте поддержано. Товарищи Брызгалин, Васеев и другие, правильно оценив создавшуюся обстановку в полку и на заводе, активно высказались за сокращение сроков. Махов не раз упомянул эти две фамилии: ему важно было представить дело так, словно инициатива исходила от коллектива полка.

Кремнев слушал Махова озабоченно, часто бросал в его сторону короткие, спрашивающие взгляды, много записывал. После доклада Махова наступила непривычная тишина. Кремнев вчитывался в свои записи, другие офицеры выжидательно смотрели на командира дивизии. Наконец Кремнев поднял брови и негромко спросил:

— Сами-то вы каких позиций сейчас придерживаетесь?

Махов вскинул голову:

— Сокращение сроков — объективная необходимость!

— Необходимость? — тяжело обронил Сосновцев, — Необходимость, которая может пойти во вред делу.

— И вы уверены, что полк уложится в новые сроки? — жестко произнес Кремнев.

— Уверен, товарищ командир! — ответил Махов. — Люди выполнят поставленные задачи!

— Неоправданный оптимизм! — не удержался Сосновцев. — Только одна деталь: эскадрилья Редникова без дополнительной спарки не решит задач переучивания молодых летчиков.

— Спарку ждем со дня на день. Погода на маршруте плохая. — Кремнев посмотрел на Сосновцева и тут же, словно вспомнив что-то, перенес взгляд на Махова. — А Москва о переходе на новые сроки знает?

— Видимо, знает.

— Как отнесся Горегляд?

— А что Горегляд? Ему, конечно, легче держаться старых сроков. Что ему прикажут, то и должен делать.

— Горегляд — опытнейший командир, он у самого господа бога заместителем по авиации может работать! Я не считаю зазорным посоветоваться с ним. К этому вопросу мы еще вернемся.

После заместителей и офицеров различных служб выступил Сосновцев.

— Считаю необходимым для уточнения вопроса о сокращении сроков послушать Горегляда. И последнее. Во время вашего отсутствия произошла автомобильная авария, в результате которой капитан Васеев получил серьезную травму.

— Как его самочувствие? — обеспокоенный случившимся, глухо спросил Кремнев.

— Нога в гипсе. — Сосновцев снял очки. — Есть опасения, что полежать ему придется довольно долго.

— Куда же смотрел шофер МАЗа? Пьян был? Таких в тюрьму сажать надо! — Кремнев остановился посреди комнаты. — Какого летчика чуть не загубил! Кстати, а куда ездил Васеев?

— К шефам, — поспешил ответить Махов. — Надо, товарищ командир, подобные поездки ограничить. Меньше будут ездить — меньше аварий.

— Железная логика, — сказал Сосновцев. — Поставим машины на прикол, пусть пешком ходят. Медленно, но спокойно.

— Не иронизируйте, уважаемый Виктор Васильевич. — Махов повернулся к Сосновцеву. — Должен быть и в этом деле порядок. Да, порядок! А в полках и батальонах привыкли к другому: кто куда захотел, тот туда и катит. Надо каленым железом выжигать эту безалаберщину!

— Позволю себе заметить, Вадим Павлович, что разговоры о каленом железе уже изрядно надоели. К сожалению, недостатков в соблюдении уставного порядка еще не мало, не изжиты и происшествия. Но жизнь запретами не остановишь. А вы чуть что — запрет! Выпил солдат в городском отпуске — запрет на увольнение всего личного состава. Случилась неприятность на дороге — автомашины во всей дивизии под замок…

— У тебя все? — Кремнев посмотрел на Сосновцева.

— Все.

— Начальнику автослужбы проверить организацию контроля в частях и подразделениях за выходящими из парков автомашинами и тщательным инструктажем водителей. А о нарушениях правил движения я в ближайшее время проинформирую обком партии. — Достав платок, он вытер лицо. — Завтра летим к Горегляду. Вопросы есть? Махова и Сосновцева прошу остаться, остальным действовать по своим планам.

5

Назавтра утром в палату ворвалась Лида. Подбежала к кровати, обняла Геннадия, заплакала:

— Гена, родной! Господи! Как же так!

— Не надо, Лида! Не надо. Нога скоро заживет, — бормотал он, целуя ее маленькие крепкие руки. — Небольшая трещинка в кости, растяжение мышц. Экая беда…

Сосед-танкист вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Васеев приподнялся на кровати, обнял жену, замер.

— Ну, о чем говорить? Видишь: жив. Значит, все будет хорошо.

Оглушенная свалившимся несчастьем, Лида беззвучно плакала. Казалось, она постарела на несколько лет: вдрагивающие губы, безвольно опущенные уголки рта, напряженный, неверящий взгляд… Ну, как же это, как?.. Еще вчера он был здоров, играл вечером с детьми, утром бегал на зарядку, а сегодня — здесь, на госпитальной койке. «Трещинка… растяжение… Неправда ведь, сердцем чую — неправда. И сегодня, и завтра, и еще много дней тебя не выпустят отсюда…»

Геннадий спросил о детях. Лида не услышала: словно завороженная, смотрела на толстую гипсовую повязку.

— Ах, ты о ребятах, — спохватилась она. — Шалят, как всегда. Я им не сказала о тебе.

— Скажи. Ведь на самом деле ничего страшного не случилось.

— Хорошо, хорошо, — поспешила успокоить мужа Лида. — Не волнуйся. Поправляйся побыстрей — вот что главное. Врачей слушайся, что прикажут — все-все выполняй.

— Ладно, — согласился Геннадий, поглаживая руку Лиды. — Все выполню, лишь бы быстрее подняться.

Лида всхлипнула и отвернулась.

— Не сердись, больше не буду. Погоди, миленький, я за сумкой спущусь, я тебе там всякой снеди привезла.

— Не надо, — засмеялся он. — Лучше посиди… пока не вытурили. У нас тут знаешь какие сестрички строгие.

— Не вытурят, — слабо улыбнулась Лида. — Я ведь тоже медик. Как-нибудь договоримся. — И осторожно, как слепая, провела руками по его лицу.

После того как у Васеева сняли гипс, начальник отделения привел в палату невысокого коренастого мужчину. Госпитальный халат не сходился у гостя на мощной груди.

— Пришлось обратиться за помощью в спортобщество, — сказал начальник отделения. — Вот прислали товарища. В прошлом боксер — теперь массажист. Специалист экстракласса. Задача сложная, Валентин. Как можно быстрее поставьте капитана на ноги, а то меня звонками замучили: Горегляд из полка, Кремнев из дивизии….

— А он что, — массажист прищурил глаз, — позвонковый?

— Как?

— Позвонковый. По звонкам, значит. Ну со связями.

— Нет! — улыбнулся врач. — Летчик он. Какие в авиации связи! Летать ему надо. Ну, знакомьтесь, у меня еще дел невпроворот.

— Ну, летчик, — массажист протянул Геннадию руку, — давай знакомиться. Валентин.

— Геннадий.

— Договоримся так. Я буду ходить через день. Утром и вечером будешь массажировать сам. Как — покажу. Начнем?

Валентин, засучив рукава халата, вынул из чемоданчика баночку с тальком, потряс ею над порозовевшей, нежной кожей и принялся растирать распухшую ступню.

— Ой! — вскрикнул от резкой боли Геннадий. — Вы уж, Валентин, чуть потише — больно.

— Хорошо, Гена, учту.

Пальцы массажиста едва касались ноги, движения стали плавнее и мягче. Особенно осторожными они становились возле маленькой ранки у щиколотки.