Страница 23 из 51
XXVII. Женщина с головой, как у мертвеца
Жители Константинополя спокойно приняли весть о дворцовом перевороте. Сообщение Шейха-уль-Ислама произвело сильное впечатление. Повсюду в мечетях произносились фанатичные проповеди против нарушителей законов Корана, против государей, которые осмеливаются щадить врагов ислама. Набожные мусульмане оделяли бедных единоверцев деньгами, и все надеялись, что наступили лучшие времена. Утром следующего дня слуги доложили принцессе Рошане, что ее хочет видеть нищий дервиш, который говорит, что принес важную весть. Рошана тотчас велела впустить дервиша, который был не кто иной, как Лаццаро. Ей хотелось поскорее узнать подробности событий прошедшей ночи. -- Что скажешь ты теперь, принцесса? -- спросил грек, когда Рошана выслала слуг, и они остались одни. -- Что это была за ночь! -- Знаешь ли ты все достоверно? Все подробности? -- Конечно, ваше величество. Грек поспешил рассказать события прошедшей ночи, которые нам уже известны из предыдущей главы. Он не скрыл также, что душой всего заговора был Мансур-эфенди. -- Я устроил все, что ты хотела, принцесса, -- сказал он наконец. -- Твое желание исполнено: Сади-паша разлучен с прекрасной Рецией. -- Разлучен? Что же с ним случилось? Я думала, что он стоит во главе заговорщиков. -- Нет, ваше величество! Сади-паша не принимал участия в заговоре. Он заключен теперь в башню сераскириата. -- Сади заключен? -- Главное то, что он разлучен с прекрасной Рецией, и это все моих рук дело! Счастье кончилось! Дворец, в котором живет Реция, занят войсками! Ее глаза, я думаю, уже покраснели от слез, но слезы ей ничем не помогут! Голова благородного Сади-паши, наверное, не останется на плечах! Мансур-эфенди не найдет более удобного случая отомстить ему и Гассану-бею за те усилия, которые они прилагали, чтобы свергнуть его! Черкесскому палачу будет немало работы при таких обстоятельствах! -- Ты говоришь, что он в башне сераскириата? -- Да, ваше величество, в отдельной комнате. Жаль, что ты не в ладах с Мансуром-эфенди, а то тебе легко было бы проникнуть к пленнику. Рошана молчала. Казалось, она принимала какое-то решение. -- Ее высочество султаншу Валиде сегодня утром отвезли в старый сераль, -- продолжал Лаццаро, -- точно так же и принца Юссуфа, и великого шейха Гассана. Теперь все переменилось, и новый султан скоро решит судьбу принца. Если бы было сделано, как хотел Гуссейн-паша, то с принцем покончили бы еще ночью, но Мидхат-паша воспротивился этому и отговорил остальных министров. Я исполнил все, что ты мне поручала, не прикажешь ли еще что-нибудь, принцесса? Догадавшись, что Лаццаро ожидает платы, Рошана вынула несколько золотых монет и бросила ему. -- Благодарю, повелительница, ты знаешь, что нужно бедному слуге, который должен дорого платить за каждый кусок хлеба, за каждый глоток воды. Принцесса отпустила Лаццаро и, поспешно одевшись и закутав лицо покрывалом, вышла в сопровождении нескольких слуг из дворца. Сев в великолепный каик, она велела везти себя к сераскириату, который находился на самом берегу моря. По всему берегу и на ступенях мечетей виднелись группы турок. Одни читали прокламацию Шейха-уль-Ислама, другие говорили о перемене на престоле и военных новостях. Но всюду царило полнейшее спокойствие. Народ, как и все народы, надеялся, что перемена повлечет за собой улучшение. Через несколько минут великолепный каик принцессы достиг берега, на котором возвышалась старая башня сераскириата. Комнаты главной башни уже давно служили тюрьмой для важных преступников. В окружающих строениях помещалось военное министерство, военное казначейство и жили солдаты, которые несли караулы в здании. Высадившись на берег, принцесса послала вперед слугу, чтобы предупредить караул, кто делает сераскириату честь своим посещением. Но только приказание министра могло открыть ворота, и принцессе пришлось, как и всем прочим, ждать разрешения. Министра не было в сераскириате, но Редиф-паша, узнав о посещении принцессы, поспешил выйти ей навстречу и ввести ее в сераскириат, уверяя, что считает за особую честь оказать услугу принцессе. -- Можешь ты отвести меня к Сади-паше? -- спросила его Рошана, входя в обширный двор сераскириата. -- Ваше высочество желает видеть Сади-пашу? -- Да, по одному очень важному делу! Комендант отлично знал, какие отношения существовали между принцессой и Сади-пашой. -- Я не могу колебаться ни одной минуты в исполнении желания вашего высочества, -- поспешно ответил он. -- Благодарю тебя за твою готовность к услугам, но я должна заметить еще, что я хочу переговорить с Сади-пашой наедине, без свидетелей. -- И это желание вашего высочества будет исполнено. -- Тогда веди меня к пленнику! Редиф-паша тотчас же приказал отпереть дверь башни и повел принцессу по ступеням старой каменной лестницы. На втором этаже также находился караул, несмотря на то, что дверь башни постоянно была заперта. Поднявшись сюда, Редиф-паша велел отпереть комнату Сади. Принцесса знаком поблагодарила услужливого коменданта и вошла. Сади-паша стоял у окна, заделанного решеткой, и смoтpeл на город, расстилавшийся у его ног. Стук открывшейся двери заставил его обернуться. По роскошному платью и гордой походке неожиданной посетительницы он узнал в ней принцессу. Рошана пришла к нему в тюрьму? Уж не была ли и она в числе заговорщиков? -- Где я нахожу тебя, Сади-паша! -- сказала Рошана, подходя к заключенному. -- Арест нисколько не тяжел для меня, принцесса, -- отвечал спокойно Сади. -- Только сознающий себя виновным может дрожать, я же не знаю за собой никакой вины и не боюсь суда. -- Ты и теперь сохранил то спокойствие и гордость, которые с самого начала поражали меня в тебе, -- продолжала принцесса. -- Я пришла сюда, чтобы попытаться помириться! Я не хотела тебя больше видеть, я хотела ненавидеть и презирать тебя, но не могу! Какая-то неодолимая сила влечет меня к тебе! Я не могу жить без тебя, Сади! Я должна соединиться с тобой, или ты погибнешь! Страстные слова принцессы изумили Сади, он менее всего ждал этого. -- Мой выбор уже сделан, принцесса, -- отвечал он, -- я женат! -- Разве это может помешать тебе протянуть мне руку? Твоя первая жена может быть прислужницей в твоем гареме. -- Остановись, принцесса! Этого никогда не будет. -- Не спеши с решением, Сади! Еще раз повторяю, все зависит от тебя! Новое счастье, новые почести предстоят тебе, если ты будешь мужем принцессы. Я не колеблюсь сказать тебе это, так как в эту минуту решается судьба моего счастья. Если оно будет разрушено, то, клянусь тебе, та же участь ждет и тебя! Я освобожу тебя отсюда! Я снова возведу тебя на ступени трона султана, если ты согласишься быть моим -- обещаю тебе свободу и... -- Не обещай мне ничего! Я не хочу получить освобождение благодаря тебе, такой ценой! -- прервал Сади. -- Ты знаешь меня! Моя правота должна дать мне свободу, а не милость других, не твое заступничество! -- Может случиться, что правда не восторжествует. -- О, тогда я буду искать способ заставить признать мою правоту, но никогда не соглашусь быть обязанным тебе! -- Ты отказываешься от моей помощи, Сади! Отказываешься ли ты также и от моей руки? -- вскричала Рошана дрожащим голосом. -- Должен ли я оставить Рецию и принадлежать только тебе? Или я должен принадлежать вам обеим? Этого я не могу! Я проклинаю многоженство как причину всех несчастий в нашей стране! И какая судьба ожидала бы тогда Рецию? Ты показала мне это уже однажды, когда... -- Когда она была моей невольницей, -- сказала Рошана со злобой и ненавистью. С этими словами она гордо выпрямилась и при этом нечаянно задела головой за свисавшую с потолка лампу. Покрывало, закрывавшее ее лицо, упало, и Сади в первый раз увидел лицо Рошаны. Это было лицо, как у мертвеца! Выдающиеся вперед скулы, беззубый рот и глубоко ввалившиеся глаза делали сходство поразительным. В эту минуту гнева и возбуждения принцесса не обратила внимания на то, что ее лицо гак неожиданно открылось, хотя обыкновенно она старалась, чтобы никто даже из ее близких слуг не видел ее без покрывала. Сади невольно отступил в ужасе. -- Так знай же, чью участь решаешь ты в эту минуту! -- продолжала Рошана беззвучным голосом. -- Последний раз протягиваю я тебе свою руку для союза и мира. От твоего ответа зависит жизнь и смерть твоего ребенка! -- Моего ребенка? Значит... -- Твое дитя в моей власти, да! Сади вздрогнул. Эта неожиданная весть поразила его как гром. Ему предстоял ужасный выбор: или пожертвовать Рецией, или лишиться ребенка. -- Выбирай! Говори! -- вскричала принцесса в лихорадочном нетерпении. -- Оставь меня! Того нельзя назвать человеком, кто может предлагать такой выбор! Кто может полюбить женщину, говорящую такие слова? Выслушай мое последнее слово, принцесса! Я останусь навсегда вереи Реции. Не говоря ни слова, принцесса закутала снова голову покрывалом и, отворив дверь, вышла. Начальник караула встретил ее у дверей. -- Исполняй свою обязанность! -- приказала принцесса повелительным голосом, указывая на дверь комнаты Сади. -- Ты отвечаешь за пленника! С этими словами она поспешно вышла из башни. Сади долго не мог опомниться от изумления и ужаса. -- Была ли принцесса человеческим существом? -- невольно спрашивал он себя. -- Было ли у нее сердце такое же, как у других женщин? Его дитя, сокровище Реции, находится в ее руках! Это больше всего ужасало Сади. И он был пленником! Он не мог ей помешать, защитить, спасти своего ребенка! Никто, кроме него, не знал, где тот находится, и не мог поспешить ему на помощь! Нечего было и думать, что принцесса отступит перед убийством! Судьба Реции также очень беспокоила его, так как он знал, что и она тоже осталась одна и беззащитна, а между тем ей грозила опасность, потому что у нее был неумолимый и жестокий враг в лице принцессы Рошаны. Между тем Реция все еще оставалась во дворце великого визиря, в котором она так недолго наслаждалась счастьем. Со страхом прислушивалась она к малейшему шуму в доме. Она еще не могла найти объяснения случившемуся. Она знала только, что у нее отняли ее Сади, благороднейшего человека в стране. Но что предстояло ей еще? Слуги все покинули ее, она оставалась одна в великолепных залах дворца, который казался теперь печальным и пустым. Вдруг уже поздно вечером ей послышалось, будто кто-то позвал ее по имени. Она оглянулась и увидела, что на пороге зала стоит Черный гном, которой удалось пробраться во дворец, несмотря на расставленные около него караулы. -- Как! Это ты? -- вскричала Реция, счастливая, что есть хоть одна душа, которая сочувствует ей, которой она может высказать свое горе. -- Я знаю все! -- сказала Сирра. -- Оттого и пришла сюда. Ты одна? -- Да, одна! Слуги покинули меня! -- Презренные! Но ты ничего от этого не потеряла, моя бедная, милая Реция, возьми меня вместо них, я буду тебе верна! Часовые пропустили меня к тебе! -- Часовые? -- спросила, бледнея, Реция. -- О, не пугайся! Они только оберегают бумаги, которые здесь хранятся. -- Мне страшно с тех пор, как нет здесь моего Сади! -- Ты знаешь, куда его отвезли? -- Нет, я ничего еще не узнала, но я должна во что бы то ни стало узнать, где он! Я должна быть с ним! -- Это будет трудно сделать, моя бедная Реция! -- отвечала Сирра. -- Заговорщики, которые боялись Сади, отвезли его ночью в тюрьму, где его теперь строго караулят. -- Ты, значит, все уже знаешь? -- Да, он в башне сераскириата. Там в одной из комнат наверху находится твой муж, твой Сади! Но мужайся, знаешь, что я хочу предложить тебе, Реция? -- Я уже решилась! Я хочу идти в башню сераскириата. Я хочу разделить горе моего Сади! -- Я думаю, это было бы напрасным трудом. Тебя ни за что не пустят к Сади. Нет, я хочу предложить тебе нечто другое! Мы должны освободить Сади. -- Освободить! Да, Сирра, ты права! Аллах поможет нам! Мы должны освободить Сади! -- Тише! -- шепнула Сирра, приложив палец к губам. -- Никто не должен слышать нас! Я боюсь, что если твоему Сади не удастся вскоре бежать, то в благодарность за все услуги, оказанные им стране, его осудят на вечное заключение может быть, даже на смерть! Поэтому мы должны приступить к делу, не теряя ни минуты! Здесь нам нечего больше делать, Реция! Прежде всего надо оставить этот дом. Потом мы обдумаем наш план, и я говорю тебе, что ои нам удастся! Ты снова будешь вместе с Сади! -- Идем! -- шепнула Реция и, набросив на себя темное покрывало, вышла из дворца в сопровождении Сирры. Часовые, расставленные повсюду, свободно пропустили их.