Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 51



XIV. Ужасная ночь

   Как мы уже видели, ужас объял Мансура и его спутников, когда обрушились камни со свода, потрясенного взрывом.   Мансур опомнился первым, и к нему быстро вернулось его обычное присутствие духа.   Осмотрев разрушение, причиненное обвалом, он подумал, что можно будет при помощи дервишей разобрать камни, закрывавшие проход, и проложить дорогу на свободу.   Но он не знал всей величины опасности.   Он не видел, что весь проход был завален камнями, далеко превосходящими величиной те, которые лежали внутри пирамиды.   -- Надо приниматься за работу! -- сказал Мансур-эфенди, обращаясь к дервишам. -- Возьмите ломы и попытайтесь разобрать камни, завалившие выход.   В то время как дервиши и Лаццаро при свете двух ламп начали порученную им работу, сам Мансур, взяв третью лампу, направился в глубь пирамиды.   На том месте, где прежде был камень, падение которого вызвало обвал, зияло темное отверстие. Было очевидно, что дальше находились другие камеры пирамиды.   Мансур заглянул в отверстие и увидел, что там было довольно большое пространство, в котором стояли каменные саркофаги.   Не там ли были скрыты сокровища калифов? Мансур не сомневался, что он нашел путь к сокровищам, все поиски которого были до сих пор бесплодны, потому что никто или не решался взорвать стену, или эта мысль просто никому не приходила в голову.   Он мечтал уже о том, каких огромных успехов достигнет он в исполнении своих планов благодаря обладанию этими неизмеримыми богатствами.   Вдруг ему пришла в голову мысль -- что если Кадиджа и Лаццаро найдут смерть внутри пирамиды? Их помощь становилась теперь бесполезной, и в то же время они были опасны, так как знали о существовании сокровищ.   Но как этого достичь? Их не могли задавить камни, так как больше уже ничего не сыпалось со сводов и никакая сила на свете не могла принудить дервишей заложить новую мину.   В эту минуту к Мансуру подошел один из дервишей.   -- Пойди и взгляни сам, мудрый Баба-Мансур, -- сказал он, -- обломки камней засыпали весь проход, кажется, там все обрушилось!   Искаженное ужасом лицо дервиша показывало, какое отчаяние и страх овладели спутниками Мансура-эфенди.   -- Отчего ты дрожишь? -- спросил Мансур.   -- О, мудрый и могущественный Баба-Мансур, мы погибли! Ничто не может спасти нас!   -- Чего ты боишься? -- продолжал Мансур. -- Ты боишься смерти, маловерный?   -- Не гневайся на меня, великий шейх! Я боюсь не смерти, но жизни до смерти.   -- Что хочешь ты этим сказать?   -- Мы отделены от всего света, мудрый шейх, и даже твоя воля будет не в силах уничтожить завал, преграждающий нам путь к спасению. Мы обречены на медленную смерть от голода и жажды. Я не боюсь смерти, но дрожу при мысли о предсмертных мучениях, которые нам предстоят!   Мансур не ответил ни слова и, схватив свою лампу, пошел к заваленному проходу.   Там, около камней, неподвижно стояли дервиши, бросившие в отчаянии свою работу.   -- А! Это ты! -- вскричал в смертельном страхе Лаццаро, видя подходящего Мансура. -- Ты мудр, ты всемогущ! Покажи же нам теперь свое могущество, спаси нас из этой могилы, где мы похоронены заживо!   -- Да, помоги нам, спаси нас! -- кричала старая гадалка. -- Мы не хотим гибнуть здесь! Мы хотам жить!   -- Что значат эти безумные речи? -- суровым тоном спросил Мансур. -- Разве я не с вами?   -- Что нам за польза в том, что ты тоже похоронен с нами. Умирай! Но мы хотим, мы должны жить! -- кричала обезумевшая от страха Кадиджа и, выхватив лом из рук одного из дервишей, бросилась к груде камней с криком: "За мной! Помогайте! Надо вынуть эти камни! Сюда!"   Грек последовал примеру Кадиджи, но дервиши остались на своих местах, ожидая приказаний Шейха-уль-Ислама. Они не дошли еще до такого отчаяния, когда человек перестает быть человеком, и среди них сохранялась еще дисциплина.   Они пока готовы были повиноваться тому, кого они так долго считали своим верховным начальником.   Мансур все еще не представлял всей опасности, грозившей ему и его спутникам, он думал, что удастся легко расчистить выход. Поэтому все его мысли были сосредоточены на сокровищах, и он хотел во что бы то ни стало осмотреть всю внутренность пирамиды. Время показалось ему удобным для поисков, так как все его спутники думали сейчас только о спасении и можно было легко уйти от них незамеченным.   -- Ступайте, -- приказал он, -- возьмите ломы и старайтесь расчистить выход. Если каждый будет исполнять свой долг, мы скоро будем на свободе.   Дервиши бросились исполнять волю своего повелителя, а тот снова взял лампу и направился в глубь пирамиды, где находилось отверстие в стене.   Отверстие было довольно велико, так что Мансур без труда пролез в него.   Подняв над головой лампу, Мансур огляделся вокруг: так же, как и в первой камере, здесь стояли посередине два каменных гроба с мумиями.   Было очевидно, что сокровища, если только они скрыты в пирамиде, должны находиться именно здесь, так как ничто не указывало, что дальше есть еще камеры.   Но здесь не было ничего. Тогда взгляды Мансура упали на каменные гробы. Не в них ли скрыты сокровища Абассидов? Может быть, они находятся под мумиями?   Эта мысль мелькнула в голове Мансура, и, бросившись к гробам, он начал осматривать их с лихорадочной поспешностью.   Не довольствуясь осмотром, он принялся шарить руками в гробах, не обращая внимания на мумии. Вдруг ему бросился в глаза лежавший на дне гроба пожелтевший от времени лист бумаги.   Он поспешно схватил его и прочитал следующие слова, написанные на арабском языке:   "Ты ищешь напрасно, корыстолюбец! Сокровища калифов лежат не здесь. Уже многие искали их раньше тебя и заплатили жизнью за свою жадность! Беги!   Альманзор, последний потомок Абассидов".   Мансур стоял, как пораженный громом, и с ужасом, смешанным с изумлением, смотрел на письмо. Как!? Значит, старый толкователь Корана, которого он считал мертвым, еще жив? Он успел, значит, перенести сокровища в безопасное место!   Итак, Мансур и его спутники напрасно подвергались опасностям, все их труды и усилия были напрасны!   Но где же мог быть Альманзор? Где он скрывается?   Вдруг послышался крик ужаса и отчаяния, глухой стук, и затем все стихло.   Что случилось?   Бумага выпала из рук Мансура и, схватив лампу, он бросился назад в первую камеру пирамиды.   Там царила глубокая тишина, прерываемая только тихими стонами.   Дервиши больше не работали, а стояли молча, столпившись все вместе.   -- Что случилось? -- сурово спросил Мансур-эфенди.   -- Взгляни, мудрый и могущественный Баба-Мансур! -- ответил один из дервишей. -- Случилось ужасное несчастье! Со свода упал большой камень, ранил твоего слугу и убил старую гадалку!   В ту же минуту Мансуру бросилась в глаза Кадиджа, лежавшая в луже крови, почти совсем раздавленная каменной глыбой. Это был уже труп! Ее агония длилась всего несколько секунд.   Рядом с ней лежал, стеная, грек, но он был скорее испуган, чем ушиблен. Камень только слегка задел его при падении.   Часть желания Мансура исполнилась. На свете стало одним человеком меньше, знавшим о сокровищах, которые Мансур все еще надеялся отыскать, несмотря на найденную им бумагу.   Но в эту минуту близкая опасность заставила его забыть на время о сокровищах.   Только тут Мансур понял всю опасность, которая грозила ему и его спутникам.   Дервиши с отчаянием в голосе сообщили ему, что весь проход завален камнями, вытащить которые нет никакой возможности, так как едва пошевелят один, как сверху осыпается еще несколько.   -- Ты не ранен? -- спросил Мансур лежавшего без движения Лаццаро.   -- Я сам еще этого не знаю, господин! -- отвечал грек слабым голосом. -- Мы все погибли! Все, и ты тоже!   -- Вы говорите, что нельзя разобрать камни? -- сказал Мансур, обращаясь к дервишам.   -- Взгляни сам, мудрый Баба-Мансур! -- вскричали они. -- Камни лежат грудой и грозят убить каждого, кто осмелится их тронуть. Нет больше никакой надежды! Мы погибли!   -- Камни не могут падать вечно! -- сказал Мансур твердым голосом. -- Мы должны разбирать их, пока ничего больше не будет осыпаться.   -- Все напрасно! -- возразил один из дервишей. -- Даже если нам и удастся после долгих трудов и усилий вынуть некоторые камни, все-таки...   -- Ни слова больше! -- вскричал гневно Мансур. -- А что будет, если вы станете сидеть сложа руки? Знаете ли вы, что вам не избежать тогда голодной смерти!   -- И здесь смерть тоже неизбежна! -- мрачно сказал один из дервишей. -- Смотри, старая гадалка плавает в крови!   Мансур невольно вздрогнул. Он видел, что его послушные слуги, его рабы, переставали повиноваться ему и думали только о спасении своей жизни.   -- А, неверные собаки! -- вскричал он. -- Разве вы не знаете, что всегда должны быть готовы умереть без ропота, если на то будет моя воля!   -- Разве ты не мудрый Баба-Мансур? -- сказал один из дервишей, которому отчаяние и безысходность давали мужество смотреть без страха в лицо повелителя. -- Разве ты не могущественный Баба-Мансур? Если ты так мудр и могуч, то помоги нам и спаси нас от гибели!   -- Я приказываю вам взять снова ваши ломы! -- вскричал Мансур. -- Кто хочет спастись, пусть следует за мной!   С этими словами он схватил лом и бросился сам к груде камней, преграждавших выход.   Дервиши последовали его примеру, и даже Лаццаро присоединился к ним, убедившись, что он не ранен и даже не ушиблен.   Наконец после продолжительной и тяжелой работы удалось отодвинуть один большой камень, не вызвав нового обвала, затем другой, третий, но тут силы работавших истощились, а голод и жажда начали мучить их.   Мрачное отчаяние овладело спутниками Мансура. Они ясно видели, что работа им не по силам и что им не удастся расчистить весь проход. Усталость давала уже себя знать, и нечем было подкрепить упавшие силы, так как у них не было никакой пищи.   Прошел еще день, и лампы одна за другой потухли. Воцарился глубокий мрак, еще более усиливавший отчаяние заживо похороненных.   На третий день голод и жажда достигли высшей степени, так как кончилась вся вода, бывшая в дорожных фляжках дервишей.   Безумие овладело дервишами, дикие крики и вопля перемешивались с громкими молитвами. Выкрикивая все девяносто девять свойств Аллаха, они просили его даровать им хлеба и воды.   Наконец голод вынудил Лаццаро и некоторых дервишей переступить границу, отделяющую людей от зверей. Они решились утолить свой голод мясом мертвой Кадиджи.   Один Мансур не принимал участия в этом каннибальском пиршестве. Он страдал не менее других, но его железная воля давала ему силы молча выносить страдания. Кроме того, он нашел у себя в кармане несколько фиников, которыми мог отчасти утолить голод, но зато жажда стала мучить его все больше.   На шестой день, когда мучения от голода и жажды стали невыносимыми, Мансур созвал своих спутников.   -- Очень возможно, -- сказал он, -- что мулла в Дамиетте, который знает о нашей поездке, видя, что мы не возвращаемся, пошлет на поиски нас. Но кто знает, когда придет эта помощь! Я слышу ваши крики отчаяния, я сам чувствую, что если мы скоро не найдем пищи я питья, то все погибнем. Поэтому один из нас должен принести себя в жертву для спасения других. Его мясо и кровь сохранят нам жизнь!   -- Да, ты прав! Один из нас должен пожертвовать собой! -- закричали с дикой радостью спутники Мансура, в которых не было уже ничего человеческого: голод и жажда превратили их в диких зверей.   -- Вы все, значит, согласны, -- продолжал Мансур. -- Хорошо, здесь есть заряженный револьвер, тот, кому придется умереть, может при помощи его лишить себя жизни. Но теперь остается решить, кто должен принести себя в жертву?   -- Мы должны бросить жребий! -- закричали дервиши. -- Да, жребий! Пусть жребий решит это!   -- Мы не можем бросать жребий, -- возразил Мансур, -- здесь слишком темно. Я предлагаю другой способ. Один из нас пусть ловит других, и тот, кто по велению судьбы будет пойман, и будет убит.   -- Да, да! Ты прав, Баба-Мансур, пусть будет так, но никто не должен быть исключен, и ты, и грек должны тоже участвовать в этом.   -- Разве мы не здесь? Мы не можем никуда бежать: перед смертью все равны! Пусть сегодня Лаццаро будет отыскивать жертву!   Дервиши согласились с этим, и началась ужасная охота за людьми.   Воцарилась мертвая тишина: каждый боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего убежища. Слышны были только легкие шаги грека, отыскивавшего жертву.   План Мансура был хорошо продуман. Назначая Лаццаро, он знал, что тот подвергается такой же точно опасности, как и жертва, которую он схватит.   По всей вероятности, произойдет борьба, так как всякому дорога жизнь, и неизвестно, кто выйдет из нее победителем: схвативший или схваченный.   Мясо побежденного послужило бы пищей остальным, которые не стали бы разбирать, кто побежденный и кто победитель.   Прошло несколько томительных минут.   Вдруг Лаццаро начал приближаться к каменным гробам, на одном из которых сидел Шейх-уль-Ислам.   Несмотря на все свое хладнокровие, Мансур невольно почувствовал, что холодный пот выступил у него на лбу.   Но его опасения были напрасны. Не его схватили руки грека. Кто-то из дервишей, думая, что Лаццаро не посмеет схватить своего господина, стал вблизи последнего, рассчитывая таким образом быть в безопасности.   Во мраке началась отчаянная борьба не на жизнь, а на смерть. Пойманный дервиш прилагал все усилия, чтобы вырваться из цепких рук Лаццаро, державшего его, как железными щипцами.   Кто борется с греком? Кто победит? Кто послужит пищей обезумевшим от голода? Темнота скрывала все.