Ушаков

Спиридов, как известно, позднее получил назначение на эскадру, направляющуюся в Средиземное море, но на первом этапе энергично участвовал в делах Южного флота. Сенявин же столкнулся с запустением, ветхостью, неподготовленностью верфей, с отсутствием карт Дона и побережья, лоцманов на реке. Не было леса, железа, полотна и, главное, строителей. Адмиралтейств-коллегия срочно посылала на юг инженеров, корабельных мастеров, офицеров, топографов и приходила «в рассуждение за всем своим старанием» к неутешительным выводам о том, что Дон почти непреодолим для больших кораблей по причине мелководности мест, протянувшихся поперек кос, незаметных отмелей. Тогда и решено было «изобрести» новые плоскодонные суда с малым количеством пушек. Придя к такому решению, Коллегия повелела: в январе 1769 года «Новоизобретенных по приложенной ведомости судов... приказано построить на сто тысяч рублей, а сколько какой величины числом — оное имеет Коллегии определить по своему рассуждению, смотря на пользу и выгодность их».

Так стали строиться первые 12 «новоизобретенных» судов, так стал воссоздаваться Азовский, а впоследствии Черноморский флот России.

Загоняя лошадей в зимнюю январскую стужу, мчался из Петербурга в Воронеж в январе 1769 года контр-адмирал Сенявин. В Москве он накричал на чиновников, требуя согласно распоряжению Адмиралтейства отправить немедленно работников, рекрутов, плотников в Воронеж. В губернском городе он не задержался и помчался в Тавров. Было ясно, что ничего для создания флота не готово. Хваткий контр-адмирал, обнаружив недостроенные прамы, собрал артель плотников и бросил ее на их достройку, сам же ринулся в Таганрог.

Генерал-губернатор Маслов отговаривал его от этой небезопасной затеи — степь бороздят отряды турок и татар.

— Мне флот строить надобно, а не ждать, пока война кончится, — бросил ему из кибитки Сенявин.

Проскакав по вьюжной степи с небольшим конвоем, Сенявин утром 14 февраля был в Таганроге и сразу же приступил к промерам в гавани. Для «новоизобретенных» судов она годилась, для других нет. Поэтому пока он решил строить корабли в Павловске и Искорецке, Таврове и Новохоперске. Екатерина II интересуется, как идут дела, способны ли создать все-таки флот там, в степях. В мае она пишет Сенявину:

«Алексей Наумович! Посылаю вам гостинцы — которые до тамошних мест принадлежат: 1) разные виды берегов Черного моря, даже до Царьграда; 2) Азовское море; 3) корабль на Воронеже деланный и на воду там же опущенный. Оные, как я думаю, будут вам приятны и, я думаю, может быть, сверх того и полезны. Пожалуй, дайте мне знать, ловко ли по реке Миусу плыть лесу в Троицкое, что на Таганроге, и ваше о том рассуждение, также есть ли по Миусу годные леса к корабельному строению? Я чаще с вами в мыслях, нежли к вам пишу. Пожалуй, дайте мне знать, каковы выдуманные суда по вашему мнению могут быть на воде, и сколько надобно, например, времени, чтоб на море выходить могли».

Сенявин внимательно рассмотрел чертежи и с горечью сказал Селиванову:

— Великое б мое было счастье, если б я не только таковой величины корабли, как в этом чертеже обозначены, но хотя бы до 32 с большим калибром пушек судов до 10 иметь мог, коим... не только доказал бы мою службу, но и не помрачил бы славы русского оружия.

Сенявин понимал, что на Дону надо строить основной костяк судна, а довооружать его в Таганроге, иначе оно не пройдет по Дону, да, кроме того, одними «новоизобретенными» кораблями не поможешь в овладении Крымом, им нужно подкрепление галер, и в таком случае «не одна восточная часть, но и весь Крым долженствует, содрогнувшись, передать себя в монаршье покровительство, где известны три места: Еникаль, Керчь и Кефа будут служить к строению больших кораблей».

Это уже была программа дальновидного политика и стратега, не сомневающегося в том, что русский флот прочно выходит на Азовское и Черное моря.

Строительство развернулось вблизи Воронежа в Павловске, Таврове, в Выкорце и в Новохоперское, куда прибыл получивший первые офицерские погоны лейтенанта двадцатипятилетний Федор Ушаков. Новохоперская крепость такого нашествия чужих людей давно не видела. Оборонительного значения особого она уже давно не имела, верфи, да, собственно, не верфи, а мастерские, навесы пришлось строить заново. Флотский капитан Илья Иванович Ханыков, получивший назначение в несуществующую Азовскую флотилию в одно время с Ушаковым, писал в своих записках, что на вновь строящиеся корабли «были посланы по партиям в 1-й лейт. Мальцев, 2-й — лейтенант Разводов, в 3-й — Констанель Обернибесов, в 4-й лейт. Ушаков, в 5-й Ханыков и все пришли в Хопер в 3 недели и меньше». «У Хопер-реки, по которой и названа Ново-Хоперская крепость строения старинного и земляной вал невысок сделан, и пушек ни одной в исправности нет, тут комендант Иван Петрович Подлецкой, родом поляк и чин имеет полковничий. Есть небольшое дело у купечества, полк казаков, ротмистр Капустин. Гарнизону один батальон или меньше. На месте стоит хорошем и привольном, народ веселый и доброхотный, и достаточный. Кругом его так как и кругом Святого Дмитрия Таганрога и поблизости Азова населены малороссияне слободами и хуторами...»

Развернулись и воронежские купцы Аносовы, Молоцкие, Поповы, поставляли Адмиралтейству веревки, доски, съестные припасы. Вино и водку вез в достаточном количестве остроговский купец Корнев Тимофей. Прибыль получали отменную.

Здесь приступила к делу и знаменитая семья корабельных мастеров Афанасьевых, Иван Афанасьевич и Семен Афанасьевич, во всю силу заработали подмастерья корабельные Осип Матвеевич Матвеев, Петр Иванович Пешев, Василий Петрович Петров. Однако не хватало леса подходящего. Коллегия предписывала «осмотреть» Борисоглебские, Шиповые леса, не могут ли там отыскаться подходящие деревья для мачт, обшивки, днища «новоизобретенных» кораблей. В экспедиции посылались офицеры, корабельные подмастерья, купцы.

«Все на наших старых донских верфях приходилось вновь переделывать и перестраивать... для всех новых судов приходилось свозить отовсюду строительный материал и всевозможные их принадлежности и строить вновь для них шлюпки и собирать артиллерию...» (История Севастополя).

По Дону на праме

Для северян такое жаркое мартовское солнце было в диковинку, грелись как мухи, размаривало, даже сидевшие на веслах пытались дремать.

— Гляде-еть вперед! — все покрикивал командир Ушаков. Да, то было первое, подчиненное ему судно, — прам № 5. Он на нем уже плавал под началом Апраксина, стоял под началом капитана 1-го ранга Пущина в устье Дона, оберегая Азов от турок. Но вот командует, капитанствует впервые.

Прам ткнулся носом в песок, солдаты, что ныне в морских служителей превращались, попадали: кто на скамьи, кто на борт привалился, а стоящий у кормы и, наверное, задремавший часовой вывалился в воду и закричал благим матом. Хороша командочка. Ушаков, чтобы привести в чувство, объединить, резко и пронзительно скомандовал:

— Якорь отдать! Весла сушить! Кормовой, брось конец утопающему, а то захлебнется в луже.

Еще две-три команды, и кутерьма на праме как-то улеглась, все успокоились. Якорь плюхнулся в песок, небольшой трапик лег почти у берега, и Ушаков, опустившись на берег, приказал боцману:

— Раскладывать невдалеке костры, — благо несколько бревен выловили по дороге, — готовить пищу.

Он же пошел доложиться прибывшему в Новопавловск вице-адмиралу. Небольшую шлюпочку командующего несуществующим флотом хорошо знали в Таврове, Павловске и в Икорце, да и по всему Дону, ибо она появлялась без предупреждения там, где стопорилось дело, не хватало леса, рабочих, не могли разобраться в чертежах, не хватало продовольствия, ссорились между собой военные и морские начальники, кричали друг на друга строители. Тут-то и появлялся Алексей Наумович. Быстро всех мирил, передвигая сроки, конечно, в сторону уменьшения, наказывая нерадивых, поощряя старательных и всех заражая целью — построить южный флот России.