Страница 55 из 89
Потом пришла Нина-буфетчица звать меня к обеду, и я пожалел, что ничем не могу угостить краба. Мне было известно, что гостю и жить осталось немного, но старался не думать об этом: хотелось, чтобы краб побыл у меня до конца рейса. Когда-нибудь познакомлю его с Люськой, расскажу ей, какие интересные беседы были у меня с крабом в море. Ведь сестра была единственным человеком, с которым мог поделиться сокровенным. Не было у меня существа ее дороже, хотя и виделись мы редко, и понимал я, что у Люськи семейные заботы занимают и то время, которое она хотела бы мне уделить. Но спускаясь в кают-компанию, понял, что никому, и даже Люське, об этих разговорах не скажу. Никто не сумеет влезть в мою капитанскую шкуру, и всякий подумает: рехнулся Игорь Волков.
Весь день хорошее настроение не оставляло меня. Перед ужином в дверь постучали, и вошел помполит.
— Хочу поговорить, Игорь Васильевич, — сказал он. — Тревожный сигнал получил.
— Что еще? — спросил я помполита.
— Амуры, Игорь Васильевич, у третьего штурмана с буфетчицей, амуры…
Был помполит лет на пятнадцать меня постарше. Моря он совсем не знал, раньше служил при аэродроме, к месту и не к месту вспоминал об этом. Как-то намекнул ему, что не стоило б так часто — молодые парни в команде ревниво следят, морской ли у них помполит, — но тот меня не понял, обиделся, и разговора у нас не получилось.
Сейчас я внутренне поморщился, но к сообщению помполита отнесся серьезно.
— Амуры, говорите? — переспросил его. — И далеко зашло?
— Точно не установлено, — ответил помощник, — но факт неслужебных отношений налицо. Считаю своим непосредственным долгом поставить в известность.
— Спасибо, что сказали, — через силу любезно сказал я ему поднимаясь. — Обязательно разберусь.
— Надеюсь, все пресечется, — от двери сказал помощник, и мне показалось, что недоверчивая улыбка мелькнула на его лице: знаем, мол, как разберешься, слишком либерален ты у нас по интимной части.
Проводив помполита, я повернулся к крабу.
— Видел?
«Видел, — ответил краб. — И что же ты станешь делать?»
— Не знаю еще, — ответил ему.
С вечера вновь потянул восточный. Он принес туман, снежные заряды вперемежку с дождем. Лед исчез начисто. До наступления темноты мы успели сделать пару добрых тралений и снова завалились рыбой.
— До обеда хватит с лихвою, — сказал за ужином старпом, искоса поглядывая на технолога.
— До обеда уберем, — спокойно возразил тот и потянулся за кружкой с компотом.
«Нептун» лежал в дрейфе. Крутилась антенна локатора, обшаривая лучами горизонт, временами сотрясали корпус удары пресса в утильцехе, где сбивали в брикеты рыбную муку, судно окутывал густой запах рыбьего жира, в салоне в «надцатый» раз крутили «Кавказскую пленницу», все было знакомым и до одури будничным.
Я обошел судно, поднялся на мостик и сказал третьему штурману, чтоб повнимательнее смотрел в локатор на предмет айсбергов. Усмехнулся, чувствуя, как напрягся штурман и про себя явно чертыхается, ожидая, когда уберется мастер и можно будет снова ощущать себя главным на «Нептуне», повернулся к двери и шагнул в каюту.
В каюте включил приемник, нащупал станцию с музыкой и сел к столу заканчивать письмо Люське.
Долго сидел, покусывая ручку, думал о разном, а нужные слова не приходили. Краб шевельнулся в стакане, я улыбнулся ему и принялся рассказывать сестренке, какого забавного чертушку принес вместе с рыбой трал.
Третий штурман сдавал вахту, когда закончил письмо. Я открыл дверь, ведущую на мостик, и поманил его.
— Присядь, парень.
Показал рукой на диван, и третий нерешительно опустился на край, явно дивясь в душе необычному по времени приглашению.
— Вот, — так начал с ним этот «задушевный» разговор, — доволен тобой, дело знаешь, буду писать по приходу бумагу на повышение. Не знаю, как там решат кадры, а вторым, думаю, годишься, созрел…
Штурман вспыхнул.
— Спасибо, — начал он, — конечно, я…
— Погоди… Дело ты знаешь, но это не все. Смотри, как там другие твои статьи проглядывают, чтоб ажур был во всем и порядок. Ты понял?
— Понял вас, Игорь Васильевич, — сказал штурман. — Только у меня… Понимаете…
— Все понимаю, — снова перебил я его: не хотелось копаться в таких делах. — Ты, в общем, иди. Иди и помни…
Штурман встал и попятился к двери.
— Учту, Игорь Васильевич, — сказал он.
— Вот-вот, учти, — сказал строго ему, и штурман вышел.
«Макаренко! Браво! — подначивал из стакана краб. — Перевоспитал штурмана! Браво!»
— Ладно, не издевайся, — добродушно возразил крабу. — А что ему говорить еще буду? Он и так понимает. Если серьезно у них — никакой властью не запретишь, а баловство какое — так сигнал от меня получил…
Утром пришел в каюту стармех. Он долго мялся, бубнил под нос и вдруг объявил, что пропускает втулка, надо приподнять, а то вода в картер проходит, и посмотреть где чего — словом, машину часика на два хочет раскидать и будет ли на это разрешение капитана.
— Ты что ж это, дед, — недовольным тоном сказал я ему. По традиции звали механика «дедом», хотя было тому едва за тридцать. — А всю ночь что думал?
Дед промолчал, чего тут оправдываться, лучше помалкивать, но из каюты не пошел. Значит, решил я, дело серьезное.
Мы пригласили технолога, оказалось, что рыбы много, до вечера хватит. Поговорил я и со старпомом, затем вышел на мостик. Крутили снежные заряды, но локатор показывал чистое море, даже льды унесло… Группа судов осталась южнее, мы никому здесь не мешали, приходилось дать стармеху «добро».
Двигатель быстренько разбросали, и тогда ворвался ко мне третий штурман и объявил, задыхаясь, что судно несет на айсберг.
Небо разом очистилось от зарядов, и синяя скала возникла перед «Нептуном».
Я проглотил забивший горло комок и повернулся к штурману.
— Не было его, не было! — закричал штурман. — Минуту назад смотрел!
— Прикинь дрейф, — приказал я штурману.
Я знал, что такое бывает редко, но бывает. Лучи радара не отражаются от ледяной горы, когда особая у нее поверхность, и отметка на экране не возникает. Случай редкий, да и что толку орать на штурмана сейчас.
Машинально рванул рукоятку машинного телеграфа к слову «Готовься!», но снизу обиженно — шутите, что ли, — дернули стрелку в прежнее положение. И тогда у меня подогнулись колени.
— Стармеха на мостик!
Прибежал позеленевший дед, заикаясь сказал: часа через три приготовят машину.
— Ты любишь салат из крабов? — зловещим голосом спросил я его. — Так вот, через три часа крабы салат из тебя приготовят…
Стармех умчался в машину, на мостике собрались мои штурманы, молча смотрели на неотвратимую гору длиною полмили и ростом в пять таких «Нептунов».
«Вот и пришло мое время, — подумал я. — А так вроде наладилось все…»
Умирать мне было не страшно, как-то и не думал об этом и за себя не боялся. Лишь бы вот люди, о них беспокоиться надо. И я думал только о них, когда радист соединял меня с флагманом группы.
Флагман был из моих ровесников, раньше плавал на «Нептуне» капитаном, мужик башковитый и деловой.
Когда на аварийной волне его позвали для разговора, он весело приветствовал меня и спросил, что у нас стряслось.
Я коротко доложил.
Флагман молчал. Да и что мог он сказать? Выругаться разве, да не принято в эфире. Этим и хорошо в море: начальство есть, приказывать оно может, а разнести по-кабинетному не моги, сдерживаться надо, не только свои слушают, да и не улыбается начальству обнаруживать собственную слабость криком перед всеми.
— Далеко, наверно, а? — сказал флагман. — Зря паникуешь, капитан…
— Да нет, Виктор Петрович, — спокойно ответил ему. — Понимаешь, близко уже… Нужна помощь.
Спокойный голос мой внушил флагману тревогу. Он поднял на ноги всех, и через десять минут на мостике знали, что к нам идут два траулера с юга, а с севера в ледяных полях пробивается спасатель «Стерегущий».
Айсберг приближался. Океанская зыбь мерно поднимала и опускала траулер. Я закрутил головой и зажмурился, представив, что будет с «Нептуном», когда волна бросит его на ледяную стену.