Страница 6 из 41
Просьба его была выполнена. Блэквуд так же бережно записал и этот адрес.
Автомобиль, нанятый Блэквуд на целый день, ждал у подъезда. Вскоре иностранец и переводчик оказались на тихой улице возле старенького поникшего домика, в котором жил пресвитер местных евангелистов.
Грошенков - не столько старый, сколько иссохший, с бледным лицом больного хронической язвой желудка - особого энтузиазма во время встречи с единоверцем не обнаружил. Но на вопросы отвечал обстоятельно и откровенно, честно признаваясь, что в секту входят только старики, молодежи там почти совсем нет, да и вообще количество верующих из года в год уменьшается. Грошенков говорил, глядя не на Блэквуда, а на Диму, как жаловался. С лица его не сходило кислое выражение, и Дима подумал, что все евангелистские дела, пожалуй, осточертели Грошенкову и пресвитер занимается ими лишь в силу многолетней привычки.
Когда вышли от Грошенкова, Блэквуд небрежно взглянул на часы и сказал:
- Знаете что, время еще есть, давайте заедем к этому, как его… - раскрыл записную книжечку, - Силаев…
…Силаев отличался от Грошенков как внешним видом, так и поведением. Это был мужчина лет сорока, совершенно лысый, с женской тучной фигурой, гладкими щеками и круглыми свинцовыми глазками под морщинистым мясистым лбом. Он производил впечатление человека неумного, но хитрого. Разговаривая, смотрел только на Блэквуда и вообще вел себя так, будто переводчик был неживой вещью, машиной, которая автоматически выполняет возложенные на нее функции.
- Скажите ему, - начал Блэквуд, - что я представляю Лигу сектантов и знакомлюсь с положением верующих в вашей стране.
Дима перевел.
- Что ж, положение, - голос у Силаева невыразительный, глухой. - Всякое положение…
Дима ждал, что он скажет дальше, но Силаев, как видно, считал свой ответ достаточно исчерпывающей и молчал.
- Много верующих посещает молитвенный дом "слуг седьмого дня"? - спросил Блэквуд.
- Посещают, как же, посещают, - ответил Силаев.
После нескольких вопросов и "дипломатических" ответов стало ясно: Силаев юлит, откровенно говорить не хочет.
Первым понял это переводчик, за ним - Блэквуд. Иностранец заметил с легким раздражением:
- Здесь моя беседа менее интересна, чем у мистера Грошенкова. Ну что ж… каждый поступает, как считает нужным. Я не имею претензий.
Прощаясь, Силаев руки переводчику не подал. В его взгляде, обращенном к Блэквуда, Дима уловил заискивание. "Если бы не было меня, непременно попросил бы денег", с отвращением подумал он.
Когда выходили из комнаты, произошла небольшая заминка. В дверях первым пропустили Диму. Силаев жестом показал Блэквуду, чтобы он шел следом. Но Блэквуд покачал головой и вежливо посторонился, давая дорогу хозяину. Тот с улыбкой сделал шаг назад. Тогда Блэквуд ласково взял его за талию и легонько подтолкнул вперед. В этот момент Силаев почувствовал, что в карман его пиджака проскользнул пакет. Потрясенный, Силаев чуть не вскрикнул, но гость сжал его руку и бросил на него такой красноречивый взгляд, что руководитель секты на несколько секунд потерял дар речи.
Проведя посетителей к крыльцу, Силаев долго смотрел вслед машине, пока она не скрылась за поворотом…
- В гостиницу, - сказал Блэквуд, когда отъехали от дома Силаева. - Благодарю вас за услуги, мой молодой друг.
- Я вам еще сегодня нужен? - спросил Дима.
- Мой деловой день кончился. К вечеру я сделаю небольшую прогулку для моциона, в одиночестве, я так привык.
Мистер Блэквуд сказал правду. Вернувшись в отель после бесед с руководителями сект, он немного отдохнул, затем, сменив дневной, спортивного покроя костюм на менее заметный, обычного темного цвета, спустился в ресторан. Ужинал долго, уставившись в тарелку, не поднимая глаз.
Когда совсем стемнело, Блэквуд расплатился и разваливающейся походкой человека, хорошо поевшего, вышел из ресторана. Не торопясь прошел один квартал, второй, третий, сворачивая то вправо, то влево. Казалось, он прогуливается без определенной цели.
Подойдя к многоэтажному дому на малолюдной улице, Блэквуд остановился у подъезда, достал сигарету. Закурил. Пристально огляделся. Юркнул в дверь.
Быстро поднялся по лестнице, перешагивая через ступеньку. Между четвертым и пятым этажами снова остановился. Никого нет. Тихо.
То, что произошло дальше, заняло несколько секунд. Блэквуд сорвал с себя пиджак, вывернул его на другую сторону и надел. Теперь на нем была грубая, поношенная куртка. Такие же простые синие штаны он вынул из-за пазухи и натянул поверх своих. Мягкую шляпу спрятал в карман, достал кепку, надвинул на лоб.
Из дома вышел человек, одеждой похож на рабочего-портовика, матроса торгового флота. С этого момента мистер Блэквуд стал Павлюком.
Он шел быстро, уверенно, как человек, который хорошо знает, куда ему надо попасть и для чего именно. Полчаса быстрой ходьбы - и Павлюк оказался у дома Силаева. Постучал тихо, отрывисто.
Загремел засов, дверь открылась.
- Один в доме? - спросил Павлюк в Силаева.
- Один.
- Тогда поговорим здесь.
- Как вам угодно, - Силаев был немного ошеломлен преобразованием мистера Блэквуда, но придерживался прежней выжидательной тактики - пусть посетитель сам скажет, что ему надо.
- Начнем с основного. Вот, - Павлюк вынул толстую пачку кредиток, протянул Силаеву.
Круглые глазки руководителя загорелись хищной жадностью. Павлюк понял, первый ход сделан правильно, добавил:
- Закончим дело - получите еще.
- А какое дело? Какое? - забормотал Силаев. Намек, что деньги даны недаром, немного испугал его. Однако он уже не мог преодолеть алчности и дрожащими руками засовывал пачку во внутренний карман, от волнения не попадая в него.
- Вы прочитали письмо, знаете, от кого он, знаете, что мне надо безоговорочно повиноваться?
- Знаю, ваша милость.
Павлюк уловил в голосе Силаева нотки неуверенности, сомнения. Пожав плечом, неожиданно сказал:
- Я тоже кое-что знаю. До войны вы сидели в тюрьме за мошенничество. Вышли, когда город заняли немцы.
Силаев не ответил.
- В годы оккупации служили чиновником городской управы. Сейчас живете под чужой фамилией… Как видите, нам с вами лучше ладить.
- Да я что? Разве я против…
- То-то… Мне надо поездить по стране, чтобы без всяких переводчиков и лишних свидетелей узнать о положении сектантов в Советском Союзе. Ничего страшного в этом нет, я не разведчик, не диверсант. Помогая мне, вы почти ничем не рискуете… Вам нужно сохранить некоторые вещи, которые я у вас оставлю, и перепрятать меня на время, пока утихнет шумиха в связи с моим исчезновением и меня перестанут охранять на выездах из города.
- Это так, это нужно, - подтвердил Силаев.
- И потом, когда вернусь, вы дадите мне убежище.
- Трудно, ох трудно, - забормотал Силаев. - Человек не иголка, где ее спрячешь? У меня здесь нельзя - верующие ко мне изо дня в день ходят, как бы не увидели. К кому бы другому повести…
- Нет! - Резко перебил Павлюк. - О моем приезде никто не должен знать.
- Да, я то и говорю… В молитвенный дом нельзя… Не понимаю, хоть в яму вас сажай…
- В какую яму?
Силаев махнул рукой.
- Здесь… один есть. Подвиг принять хочет. Как схимник, так сказать. На участке, где молитвенный дом наш, флигелек стоит. В флигельке подвал. Так он хочет в подвал сесть и три года там просидеть - богу на славу, себе на подвиг.
Павлюк пожал плечом.
- Интересно. А как же власти такую штуку позволяют?
- У властей, ваша милость, без того хлопот теперь достаточно: город немцы разрушили, жить людям негде, воды нет, трамвая нет… И потом, по закону, с ним ничего не сделаешь, порядка он не нарушает. Антирелигиозной пропаганде свобода и религии свобода. Здесь только убеждением можно, - пояснил Силаев.
- Хорошо, - сказал Павлюк. - Сразу придумать трудно. Завтра я с переводчиком посещу ваш молитвенный дом. Незаметно передам вам записку, там сказано, что делать.