Верный меч (ЛП)

— …он послал за Эдгитой, — закончил я за него. Ее слова, сказанные тогда ночью в церкви Уилтуна, вернулись ко мне сейчас, и я понял, что она имела в виду. Она была там после битвы, так она сказала. И она видела растерзанное тело мужа. — Верно, не так ли?

Гилфорд кивнул, его взгляд оставался напряженным.

— Они договорились, что если она опознает тело, взамен ей будет сказано, где он похоронен.

— Вот какое обещание дал ей Мале, — пробормотал я. Мое сердце забилось быстрее; наконец все обрело смысл. — И она выполнила свою часть договора?

— Да, — сказал он. — Она смогла узнать его по определенным знакам на теле, отметинам, о которых может знать только жена. Хотя, когда она указала на него, нам всем стало очевидным сходство. Его голова была отделена и лежала в стороне от тела, так же как и нога, отрубленная до самого бедра. Но тем не менее, это был он.

— Ты видел тело своими глазами? — спросил я. — Ты был там?

Для капеллана не было странным путешествовать везде со своим лордом, даже отправляться с ним на войну, но я не думал, что Гилфорд имеет склонность к кровопролитию.

— Да, был, — ответил он с оттенком нетерпения. — И я был там на вашей стороне, как и сейчас.

— Может быть, — я еще не был готов поверить ему полностью. — А что случилось с телом Гарольда потом?

— Герцог доверил его лорду Гийому. Ему велели похоронить Гарольда тайно.

— Значит, он не сдержал своего слова, — сказал Уэйс. — Он не указал Эдгите место могилы, иначе она не просила бы его об этом в письме.

— Тогда где же он? — спросил Эдо.

Он все еще держал меч в руке, но уже отвел его от священника.

— Я не могу сказать, — ответил Гилфорд. — Оно было скрыто последние два года. Никто не знает, где оно находится, за исключением самого виконта.

— Скрыто? — удивился Уэйс. — Что ты имеешь в виду?

— Неужели вы не понимаете? — священник поднялся на ноги, оглядывая нас по очереди. — Множество людей до сих пор готово поддержать Гарольда, даже после его смерти; многие считают его мучеником. Если место его захоронения станет известно, оно может стать местом поклонения, объединяющим фактором восстания. Король не может этого допустить. Поэтому никто не узнает, где покоится тело, даже Эдгита.

Я понял, что священник был прав. Очень, очень многие англичане хотели сбросить нас с этих берегов. Я подумал об армии, которая напала на нас в Дунхольме и которая сейчас осаждала Эофервик — обо всех этих тысячах людей. О скольких еще может зайти речь, если англичанам позволят открыто чтить узурпатора?

— А ты знаешь? — потребовал я от Гилфорда.

— Нет, — решительно ответил он. — Я уже сказал вам. Знает один виконт. Даже мне он не доверил эту тайну.

Это вряд ли могло удивить меня, но я промолчал. Конечно, после всего, что случилось за время нашего путешествия, я тоже опасался бы ему довериться. Хотя Мале был готов, по крайней мере, дать ему письмо. Но опять же, в нем не содержалось ни малейшего намека, даже для тех, кто знал, о чем идет речь.

И вдруг все части головоломки выстроились в моей голове.

— Вот что он имел в виду, — сказал я, обращаясь к Эдо и Уэйсу. — Он не мог рисковать, доверяя ей тайну, поэтому сказал только то, что было допустимо. Tutus est. «Оно в безопасности»!

— Откуда ты узнал? — возмутился Гилфорд.

Гнев вспыхнул на его лице, когда он повернулся, чтобы посмотреть на меня.

Я открыл рот, но мне нечего было ответить. Я молча проклинал себя за то, что проговорился.

— Виконт узнает об этом, — я уже не в первый раз слышал эти слова. — Ты же дал ему клятву!

— Мы думали, что он в заговоре с Эдгитой против короля, — как всегда, Уэйс был краток.

Капеллан сурово уставился на него.

— И поэтому вы предали его доверие? Вы просто глупцы, все вы. Вы решили, что понимаете, что делаете, хотя просто вмешались в дела, которые находятся выше вашего разумения. Лорд Гийом не предатель и никогда им не был.

Я молчал. Рядом со мной Эдо вложил меч в ножны.

— А что насчет остальных троих? — спросил Гилфорд. — Они тоже участвовали в этом?

— Нет, — ответил я. — Они не замешаны.

— Может быть, — вздохнул капеллан. — Я рассказал вам все, что знаю. Вы получили, что хотели. Теперь оставьте меня, пожалуйста.

Он закрыл глаза, словно в молитве. Этот снова был тот самый человек, который столько сделал для меня после ранения в Дунхольме. Что случилось с нашей дружбой, что так быстро разрушило ее — какое недоверие, какая вражда?

Я кивнул Эдо и Уэйсу, и мы вышли, закрыв за собой дверь, пока он сидел на кровати, опустив голову и сложив руки перед собой. Он был прав, мы получили то, зачем пришли, и теперь могли вернуться в Эофервик с чистой совестью. Теперь мы могла доверять лорду Мале.

И все-таки я испытывал некоторую неловкость, хотя не мог сказать, почему. Может быть, меня что-то насторожило в словах священника? Я уже не знал, что и думать. Пока все мои подозрения были неуместны. Мы припугнули Гилфорда мечом и получили от него все, что он знал. Что еще там могло быть скрыто?

В любом случае, сейчас у нас были другие проблемы. В Эофервике нас ждали мятежники, и чтобы драться за Мале, за Нормандию или за лорда Роберта, нам было нужно оказаться там. Армия короля Гийома уже была на марше, и я надеялся оказаться с ним, когда он ударит по нортумбрийцам.

На следующее утро мы собрались на конюшне, чтобы оседлать лошадей. Гилфорда не было видно, из чего я сделал вывод, что он с нами не едет. По правде говоря, я был рад этому, потому что на прошлой неделе я общался с ним больше, чем хотел, и мое терпение было на исходе.

Каждый из нас взял двух лошадей. Вигод отдал нам трех из конюшни Мале, а еще трех докупил, пока мы отсутствовали. У него был хороший глаз на лошадок, все они оказались в отличном состоянии, сильные и выносливые, какими и должны быть рыцарские кони. Как командир нашего маленького отряда, я получил право выбирать первым — высокий гнедой с мощным крупом и белой звездочкой во лбу — оставив рыцарей разбираться между собой самостоятельно.

Однако, я понимал, что пока мы доберемся на этих лошадях до Эофервика, они будут слишком усталыми для сражения, поэтому мы оседлали тех кабысдохов, которых купили в Сафереби: тех самых, которые уже доставили нас в Уилтун и обратно. Это значило, что у нас появится в два раза больше работы, потому что мы ехали без обоза и без конюхов, которые обычно заботились о животных, но выбора у нас не было.

Я вел своих лошадей во двор, когда увидел Беатрис, наблюдающую за нами из окна галереи. Это был первый случай, когда я видел одну из дам после возвращения из Уилтуна. Наши глаза встретились, и она подала мне знак, или мне так показалось, но только на мгновение, потому что она повернулась и ушла.

— Я должен пойти сказать дамам, что мы уезжаем, — сказал я остальным, передавая им лошадей.

— Не задерживайся, — напомнил Уэйс. — Надо выехать до света.

В зале не было никого. Я знал, что Вигод с Осриком были на кухне, собирали нам провизию в дорогу. Я почти не видел управляющего сегодня утром, он не говорил со мной и, казалось, всячески меня избегал. Я не мог винить его за это.

— Твой господин хороший человек, — заверил я его, когда встретил во дворе чуть раньше. — Теперь я это знаю.

Я не считал, что должен рассказать Вигоду все, что мы узнали ночью. Было слишком рано, и сомнения все еще бродили у меня в голове. Я был уверен, что Гилфорд что-то скрыл от нас, хотя и не мог понять, что именно меня беспокоит.

— Всему есть объяснение, — сказал я управляющему. — И я обязательно найду его.

— Я надеюсь, что так и случится, — торжественно ответил он, и заторопился дальше.

Я решился подняться наверх к семейным покоям, которые находились в дальнем конце галереи. Дверь была оснащена прочным железным замком, а на концах притолоки вырезаны цветы с широкими лепестками.

Я постучал, открыла Беатрис. Ее лицо было слишком усталым, словно она плохо спала. Волосы свободно падали на плечи, и это застало меня врасплох. Но, с другой стороны, она была в своем доме, в собственной комнате, где у нее не было необходимости покрывать голову платком.