Страница 7 из 59
– Дай сниму, – выдохнул он.
– Что?
– Вот это, – молодой человек попытался развязать узел на поясе.
– По–русски это называется «халат», – страстно прошептала девушка непонятное слово, – от арабского «хилат». И переводится как «одежда».
– Какое восхитительное слово.
Узел, наконец, поддался. Дэвид распахнул хилат. Так и есть – одежда: другой на девушке просто не было. Она показалась ему еще прекраснее, чем там – в душевой. Юноша подхватил ее на руки и понес в спальню.
Когда спустя час, а может быть и больше, все завершилось, Элиз села на кровати и зажгла сигарету. Силуэт девушки четко вырисовывался на фоне окна. Давно уже стемнело, но площадь между отелями была ярко освещена. Казалось, что и нет никакой войны. Раздающиеся время от времени автоматные очереди – это всего лишь праздничный фейерверк, а далекий грохот канонады – раскаты грома.
– А зачем нужна была эта головоломка в записке? – спросил Дэвид.
– Хотела проверить твою сообразительность. Разве ты не знал, что русским девочкам нравятся умные мальчики. Иванов–дураков, сидящих на печках, у нас и своих хватает.
– Иваны–дураки, это ведь что–то из вашего фольклора? – предположил журналист, – сказочные персонажи?
– И сказочные тоже.
Элиз наблюдала за тем, как сигаретный дым сносит в сторону струей холодного воздуха из кондиционера.
– А откуда ты знаешь про Итон и Кембридж?
– Смекалистость, смотрю, накатывает на тебя волнами. Вечером прилив, ночью отлив, – улыбнулась девушка, – навела справки, конечно же: книга регистрации постояльцев за стойкой, затем запрос в интернете. О тебе там, кстати, немного. Наверное, недавно работаешь в газете, и это твоя первая поездка в Ирак?
– Меня и в штат–то взяли только за сутки до вылета сюда. А так я был стажером.
– Как любопытно. И сразу попал на войну?
– А я не должен был ехать. Наш военкор свалился с лестницы и теперь пару месяцев будет передвигаться в инвалидном кресле. Ты, кстати, тоже не выглядишь матерой журналисткой.
– И, тем не менее, у меня, в отличие от тебя, хватило ума раздобыть видео с камер наблюдения в музее.
– Как?! – подпрыгнул на кровати молодой человек, – то есть, откуда ты вообще узнала о том, что я занимаюсь темой ограбления музея?
– Я и не знала, пока не увидела тебя на записи. Ты попал в объектив той камеры, что была направлена на ворота.
– Бедный охранник, – произнес Дэвид, – там же погиб и еще один человек. Совсем еще мальчик.
Журналист коротко пересказал девушке все, что произошло сначала возле музея, а затем рядом с мечетью. Пока он говорил, смутное сомнение стало закрадываться в его сознание.
– Если ты видела меня на записи, – завершил он свой рассказ, – то, получается, что именно поэтому и позвала сюда. Чисто профессиональное любопытство?
– Не чисто... – ответила Элиз, – и не любопытство.
Она нежно провела рукой по груди юноши.
– Кажется, я начинаю влюбляться.
– Да ну? – девушка бросила недокуренную сигарету в пепельницу.
– А ты не знала, что мужчинам, по статистике для этого достаточно всего лишь восемь секунд.
– Нет. Но я знаю, что Всемирная организация здравоохранения внесла любовь в официальный перечень серьезных заболеваний. Такие, как ты, в этом реестре соседствуют с маньяками–поджигателями, алкоголиками и игроманами. Любовь строго научно и есть заболевание психики: навязчивые мысли об объекте желания, сопровождающиеся жалостью к себе, бессонницей и перепадами настроения. Люди, страдающие этим, могут совершать импульсивные, необдуманные поступки. У них часто скачет артериальное давление, и обостряются аллергические реакции. Не боишься всего этого?
– Напротив, желаю всего этого, – Дэвид перевернулся с живота на спину и потянул к себе Элиз. Девушка села на него верхом и стала целовать его сначала в губы, а затем в грудь, живот. На изогнутой спине выступили капельки пота, и молодые люди вновь погрузились в царство наслаждения.
– Как тебя вообще занесло в музей? – спросил юноша, когда они немного перевели дух.
– Прочитала в сводках агентств о нападении на него и отправилась посмотреть. Ход войны предрешен. Здесь уже не будет происходить ничего интересного, а разграбление крупнейшего на Ближнем Востоке хранилища древнейших ценностей — тема десятилетия, если не больше.
– Так, что там еще было на этих видеозаписях?
– Хочешь посмотреть? – Элиз кокетливо провела пальцами по животу Дэвида.
– А это возможно? – удивился журналист.
– Запомни, когда я рядом с тобой, возможно вообще все, – она поцеловала Дэвида в подбородок и потянулась к креслу, – я все скопировала.
Она взяла ноутбук, и уже через несколько мгновений молодые люди сидели бок о бок и пристально вглядывались в экран. Кадры были смонтированы с нескольких камер.
– Вот смотри, – поясняла Элиз, – как раз в тот момент, когда толпа выломала ворота, этот парень, как его...
– Латиф.
– Да, Латиф. Вот он – на втором этаже возле комнаты охраны. Все остальные разбежались. Видишь, он нажимает кнопки на пульте.
– Отключает сигнализацию, – предположил Дэвид.
– А вот здесь – еще через сорок секунд, когда мародеры врываются на первый этаж, он – уже на лестнице, ведущей в подвал к хранилищу номер… Сейчас, погоди, у меня тут записано… Двенадцать. Хранилище номер двенадцать. Он пробыл там менее четырех минут, затем поднялся наверх и вышел через боковой, пожарный выход, используя, наверняка, известный ему код.
– Все остальное я видел уже своими глазами. Где теперь только искать этого седого из пикапа.
– У тебя есть какие–нибудь идеи на тот счет? – спросила девушка.
– Никаких абсолютно.
– Тогда я в душ. До утра можешь остаться у меня, если хочешь, конечно.
Элиз вышла из комнаты, а Дэвид растянулся на кровати и мечтательно уставился в потолок. Вдруг во входную дверь постучали. Журналист подошел к ней. В ванне, где находилась девушка, вовсю хлестала вода. Он открыл дверь. Коридор был пуст, но на пороге лежала портативная рация. Репортер взял ее в руки. К устройству была прикреплена бумажка с надписью – «включить». Он повернул рычажок в верхней части устройства, и спустя мгновение динамик ожил.
– Дункан? – раздалось из него.
Низкий голос отдавал хрипотцой.
– Слушаю, – ответил репортер.
– Меня зовут Барзани, и мне известны детали того, что произошло в музее.
– Если вы обладаете какой–то информацией, то давайте встретимся, – чуть помедлив, произнес Дэвид.
– Именно это я и предлагаю сделать. Спускайтесь вниз и, как выйдете из отеля, поверните налево. Метрах в пятидесяти увидите дорожку, ведущую к реке. Встретимся на набережной. Рацию захватите с собой. Только заклинаю вас — никому ни слова. Приходите, как можно скорее, и приходите один.
На том конце дали отбой. Репортер подергал ручку ванной. Заперто. Медлить было нельзя. Вернется и все расскажет. Он быстро оделся и спустился вниз.
На освещенной набережной было безлюдно. Откуда–то снизу посигналили фонариком. Дэвид подошел к самому краю парапета. Вниз к реке спускалась мраморная лестница.
– Сюда, – произнесли снизу с сильным арабским акцентом.
Журналист сделал несколько шагов по ступеням и увидел направленное в его сторону дуло автомата.
Глава V. Объект хранения № 1255
А помните забавы у запруды —
Обилье вин, и сладкой пищи груды,
И гладь кристальная речного лона —
Как будто во дворце у Соломона?
Я помню свежесть этих тихих вод,
Я помню звонких чаш круговорот…
Ибн Зайдун, «Ни адха и ни праздник разговенья...»,
пер. Ю. Хазанова
Внизу, возле лодки стояли два здоровенных араба в камуфляже. Один представился Абдуллой и заявил, что Дэвиду придется поехать с ними. Второй не произнес ни слова. Был еще и третий, щуплый, одетый в гражданское, он колдовал над мотором в утлом суденышке.