Страница 62 из 76
— Он беш минут, он беш минут! Пятнадцать минут!
Он продает свои пятнадцать минут воды.
Два подсевших к нему декханина ожесточенно торгуются за воду.
Какой-то декханин отмеряет на поле халата свою долю воды и засекает топором на ткани ее ширину.
Залезший в арык почти до пояса, он полой халата отмеряет ширину приобретенной доли арыка.
Мираб — делящий воду — вставляет ножи, разделяя ими поток воды.
Купивший на последние гроши воду жадно глядит на нее, мочит в ней руки и лицо, целует воду.
В центре группы толстяк. Стражник сдерживает рвущихся к нему бедняков. Это должники, просящие ростовщика об отсрочке.
Другие несут ему последнее добро — маленькие коврики, дешевые серебряные украшения, кольца, серьги — в уплату за долги.
Толстяк небрежно взвешивает на руке старинные свадебные украшения «золотые брови» и кричит мирабу:
— Беш минут! — показывает пять пальцев.
Отдавший украшение, возмущенный жадностью ростовщика, кричит ему:
— Мало даешь! Мало даешь!
— Есть у нас старый ханский закон, — говорит толстяк, обернувшись к русскому стражнику, равнодушно глядящему на суету у арыка. — Давай крестьянину воды не много не мало; сытый — он тебя завоюет, голодный — обокрадет и только полуголодный будет всегда покорен.
— Не перехватить бы, Аминджан-ака, — говорит стражник.
— Я знаю, сколько может проголодать узбек! — хитро отвечает толстяк.
Расталкивая плачущую и голосящую бедноту, к толстяку подходит Тохтасын.
— Почему закрыта моя вода? — говорит он.
— Налог за тебя кто заплатил? Я. Хлеб кто давал? Я. Остаток воды отпустил еще поутру. Хватит! — говорит толстяк Тохтасыну.
Тохтасын оторопел. Его душит ярость.
Русский стражник, охраняющий толстяка, качает головой, наблюдая невиданный рынок.
— Ваше благородие, Аминджан-ака, дайте мне воды хоть полхалата, девку себе, что ли, куплю, — мечтательно произносит он.
— Это прямо ж непостижимо, до чего тут жизнь дешевая, — говорит он завистливо, обращаясь уже к молодому практиканту.
Резким движением поворачивает к себе толстяка Тохтасын. Он высок и страшен на фоне оборванной и измученной бедноты.
Тохтасын кричит:
— Даешь нам хлеба на день, воды забираешь на год! Платишь налоги за год, рабами делаешь на всю жизнь! В коране этого нет!
Толпа поддерживает Тохтасына.
— Кто держит воду — тот всему хозяин! — говорит лениво толстяк, добавляя: — А я тебе покажу, что есть, чего нет в коране! Ты у меня коран выучишь!
Не сдерживая более гнева, кричит Тохтасын:
— Открывай воду!
И крик его подхватывает десяток яростных голосов.
Толстяк отступает за спину стражника, но, сбивая все на своем пути, уже бегут бедняки, размахивая кетменями, к запруде.
Тот, кто только что продавал воду, врывается в толпу, потрясая будильником.
Мерявший воду халатом, скинув халат, размахивает кетменем.
Враз ударяя кетменями, разносят бедняки запруду.
Не выдерживает плотина, и вода с ревом устремляется из главного арыка на посевы.
— Люди! Берите воду! Берите воду все! — исступленно кричит Тохтасын.
Доламывая плотину, мчится вода.
Жены и дети взбунтовавшихся в ужасе закрывают лица руками.
Вода несется, увлекая с собой разломанные бревна сипая.
Скачет сквозь воду стражник. В смятении беспомощно поднял руки к небу толстяк. Вода бежит по улице кишлака, неся и домашний скарб.
Вода заливает улицу кишлака. Вода заливает двор Тохтасына.
На фоне белой стены с черными буквами корана ишан. Его обступили встревоженные богачи и кричат:
— Что делать? Что делать?
Ишан говорит:
— В коране нет указаний на такой случай.
Толстяк хватает его за халат и угрожающе спрашивает:
— А что повелевают обычаи?
И, слегка помолчав, говорит помертвевший ишан:
— Ты сам знаешь, Аминджан-ака: сотня человек с именем Тохта и Тохтасына, живыми брошенные в прорыв, вот что еще может умилостивить аллаха.
— Вот и применить этот обычай! — проникновенно говорит толстяк, поднимая руки к небу.
И группа стоящих возле богачей бросается в толпу.
— В чем дело? Что решено? — тревожно спрашивает практикант. — Что за тохта такая?
— Имя Тохта, Тохтасын означает «Стой», «Остановись!» И если сотню их бросить в прорыв, аллах остановит потоки воды. Это бывало, — объясняет ишан.
— Делайте, что хотите, бросайте их, сколько хотите! Куда хотите! Только начните заваливать прорыв! — кричит стражник.
— Вы с ума сошли! — пытается отговорить его студент, но напрасно.
И сразу над пустым кишлаком пронзительно раздается возглас:
— Кто носит имя Тохта — отзовись!
Какая-то старая женщина схватила юношу-сына, толкнула его в дом, захлопнула дверь и закрыла ее за собой. По маленькому двору в смертельном испуге бежит человек. Открывается калитка, за ним устремляется толпа народа. Сидя под навесом, какой-то человек говорит, удивленно подняв голову:
— Да, меня зовут Тохтасын.
На него набрасывается группа людей.
По пустой улочке кишлака пробегает с детьми Тохтасын. Вдали гонится за ним группа людей.
От двери сарая оттаскивают старуху. Другая группа вламывается в дом. Хватают смертельно испуганного юношу Тохту и тащат его к двери. Из-за угла выбегает Тохтасын с детьми, ему наперерез перебегают дорогу два парня.
Тохтасын сбит с ног. Лолу и Османа оттаскивают от него.
На прорыве головного арыка командует толстяк Аминджан-ака. Мечутся стражники. Со всех сторон подбегает народ с кетменями, волокут носящих имя Тохты.
Вот уже связан первый десяток. Вяжут второй. Вяжут Тохтасынов. Среди них юноша Тохта. Над толпой высится ишан.
— Скорей! Скорей! — кричит ему толстяк.
Ишан дает знак, и первый десяток летит в бурлящие воды реки. Вслед им летят бревна, щебень, глина и прутья.
— Помоги, аллах! — кричит толстяк. — Давайте еще Тохтасынов! Вот этого! Особенно этого! — кричит он, указывая на Тохтасына, прикручиваемого ко второму десятку.
— Во имя аллаха! — кричит толстяк. — Вот что написано в коране, ты — горсть песку!
И вместе со своим десятком летит в воду Тохтасын. И следом за ним снова летят бревна, щебень, глина и прутья.
В реку толкают следующие пачки людей, и сотнями кетменей народ заваливает бегущую воду. Сжатая завалами вода бурлит и кружится. Из воды показывается голова Тохтасына, в зубах его нож. Изнемогая, едва работая полусвязанными руками, он с трудом выбирается из потока.
Какой-то парень норовит ударить его кетменем. Он увертывается. Толстяк и стражник пытаются схватить его. Ударом головы, изо рта которой торчит нож, валит он толстяка на землю, но руки русского стражника крепко схватывают его.
Тут внезапно из толпы выскакивает маленький Осман. У него крест-накрест рассечена ножом грудь.
Коротким ударом он толкает стражника в воду и развязывает руки отца.
— Держите! — закричали кругом.
Молодой практикант облегченно переводит дыхание.
— Ну и дела!
Пользуясь всеобщим смятением, Тохтасын бежит туда, где голосят закрытые чечванами старухи и вдовы.
Перед ними без чувств и вся мокрая, вся в крови, лежит маленькая Лола. Ее только что вытащили из воды.
Под проклятья старух поднимает Тохтасын дочь на руки.
— Дети твои не найдут счастья! — кричат старухи, но, не слушая их, он бежит по затопленным, погибшим полям.
— Уйдем, дети, в другой кишлак, — шепчет он. — Там нас никто не знает. Уйдем туда, где много воды.
— Да, ата, да… — едва бормочет девочка, обнимая отца и прижимаясь к его лицу. А сын идет, держась за халат отца, но глаза его закрыты. Кровавая рана на груди заскорузла.
Тохтасын несет Лолу по глухой степи. Она едва жива.
— Есть места, дети, где воды сколько хочешь, — рассказывает отец. — Мы пойдем туда. Там нам хорошо будет.
— Пусти меня, я сама пойду, я скорей пойду, чем ты, — бредит девочка.
Она делает несколько плавных движений, как в танце, и падает. И видно, что она умирает.