Страница 89 из 104
— Не обижайтесь. Если б вы заглянули сюда. — Он положил ладонь на грудь. — Тут поселился ад! Фаянсов, я бездарен! Пуст! Я понял это только сейчас. Померился с корифеями своим талантом… Да и какой у меня, к чёрту, талант?! Нет его! Пу-ф-ф! — Карасёв сдул с ладони воображаемый пух. — На месте Мольера я бы Карасёва не взял в театр и рабочим сцены. А он согласен играть Лопахина. У меня, рядового режиссёра! А я должен с ним ре-пе-ти-ро-вать! Давать советы! Я боюсь! Боюсь узреть всю бездну своего ничтожества, Фаянсов!
— Не огорчайтесь! Не все же Станиславские и Мольеры? — попытался он утешить вконец вышедшего из себя Карасёва.
— А зависть? — в отчаянии воскликнул Карасёв. — Куда я засуну свою гнусную зависть? Она жарит меня на медленном огне. И так будет вечно… Словом, я свалял дурака. Ах, какого свалял дурака! Сидеть бы мне, идиоту, на своём областном телевидении и ставить спектакли. Кто бы и когда прознал: дядя мне тот Карасёв или третья вода на седьмом киселе? — Он безнадёжно махнул рукой и было зафокусировал прочь.
Но потом обернулся и сказал:
— Эвридика угодила в переплёт. Впрочем, и вам об этом известно. Эх, говорил же я тогда. Надо было вам послушаться такого дебила, как я, и обвенчаться с этой женщиной. Кто знает, наверное, сейчас вы бы ждали своего первенца.
Разведясь и будто бы потеряв паспорт, Альфонс заплатил в милиции безобидный штраф и получил в милиции новый, без штампа о браке с крашеной блондинкой. Проделав это, он приступил ко второму этапу намеченного плана, и впрямь безукоризненным холостяком вернулся в областной город, и в первый же день жених и невеста отнесли документы в загс. По дороге Фаянсов в отчаянии метался вокруг счастливой пары, и как же он возликовал, когда холодная, как сосулька, дама-администратор назначила молодым испытательный срок на целый месяц.
— Посмотрите на нас, мы уже далеко не дети! — загорячился Альфонс и наклонил голову, снова предъявил плешь как пропуск на любые случаи жизни. — Мы ждали друг друга всю жизнь!
— Всю жизнь ждали, и ничего с вами не случилось, и не случится, если подождёте ещё месяц, — со сладчайшим для уха Фаянсова бездушием отвечала администратор.
Пётр Николаевич был готов расцеловать эту стерву в ледяные щёки. Всё-таки месяц отсрочки, а за это время авось что-то да и произойдёт.
И его словно услышал паж-футболист. Обнаружив, что Альфонс всё-таки обосновался в покоях его прекрасной духовной наставницы, центральный защитник повёл с ним решительную борьбу. Сначала он действовал партизанским способом, вывинчивал пробки и тем самым лишал света гнёздышко Эвридики, слал анонимные письма с требованием выселить непрописанного жильца и уж, конечно, регулярно пересчитывая Альфонсу рёбра. Но проведав о том, что Эвридика выходит замуж, футболист взялся за своё предприятие всерьёз. Он заманил в пивную вратаря. Третьим за их столиком оказался он, Фаянсов, с надеждой взиравший на боевые действия молодого пажа. После второй кружки пива, тайно разбавленного водкой, за так называемым «ершом» захмелевший страж ворот простодушно выболтал всё о семейном счастье старшего братца. Тот-де женат и любит свою супругу, и исключительно ради неё решил разыграть совершенно не футбольную комбинацию с изъятием квартиры у новой жены и последующим скорым разводом. Возможно, под воздействием «ерша» вратарь что-то и преувеличил, но главная информация была получена, а остальное, как выражаются сами спортсмены, было делом техники. Защитник тут же из пивной, на повышенной скорости, под запоздалые свистки постовых примчался на своей отечественной бежевой «Ниве» — видать, ещё не наиграл на пристяжную иномарку, — прилетел к студийной проходной, вызвал Эвридику и в салоне машины на одном выдохе выложил всю правду-матку о её женихе.
— Ты врёшь! Ты ему завидуешь! — истерично завопила Эвридика.
— Вера, к твоему сожалению, это стопроцентная правда! — подтвердил Фаянсов, устроившись за ними на заднем сиденье.
Однако паж и без его помощи, к тому же бесполезной, с достоинством прошепелявил:
— Я завидую? Кому? Этому? Ты, Верка, даёшь! Я такую банку засадил в ворота «Зенита», плюнул, считай, с центра поля, и, между прочим, левой ногой! Бабахнул в девятку! Их голкипер только разинул рот. Но ты так будешь думать всегда. А потому прощай! Афродита! — пошутил он, собрав последние силы, и сам, протянув руку и при этом обогнув бюст своей бывшей дамы сердца, что превратилось в сложный манёвр, распахнул перед ней дверцу машины.
«Какой благородный молодой человек! Будь это в моей власти, я бы взял его в сборную страны», — благодарно подумал Фаянсов.
Вечером Пётр Николаевич с удовольствием наблюдал за изгнанием Альфонса. Вернувшись из города в приподнятом настроении, жених вставил в замочную скважину второй, ему доверенный ключ, но дверь как бы открылась сама, на порог вышла неурочно заявившаяся с работы Эвридика и буднично сказала:
— К тебе приехала жена. Она там. На кухне.
— Откуда она знает адрес? Я не давал, — проговорился Альфонс, застигнутый врасплох хитрым ходом бесхитростной Эвридики.
Жених так и остался за порогом её квартиры. К его ногам выбросили наспех собранный чемодан Альфонса с торчащими из-под крышки сиреневой майкой и чёрными трусами. Эвридика, указывая пальцем на лифт, с пафосом выкрикнула фразу из какой-то пьесы, а может, слепила её из нескольких реплик, взятых из разных пьес:
— Вон! Вон! И не смейте появляться мне на глаза! Я вас ненавижу!
— А где моя жена? — робко заикнулся Альфонс, подняв чемодан. — Отдай мне, пожалуйста, жену.
— Зачем она мне? Я не лесбиянка. Стратег! Неужели ты не понял, что я тебя провела. Она ждёт тебя дома. С победой! — И Эвридика разразилась страшным демоническим смехом.
Но Петру Николаевичу она сейчас показалась красивой, ему захотелось коснуться её плеча, локтя, и она бы не заметила его прикосновения, но он не посмел.
Всю ночь Фаянсов дежурил под её дверью, боясь беды. Но утром она вышла из квартиры в полном порядке, намазанная и причёсанная, как обычно. Явившись на студию, Эвридика прямиком направилась к подруге-секретарше. Пётр Николаевич, точно ангел-хранитель, следовал за ней по пятам и слышал первую часть их разговора.
— Татьяна, выйди на минутку в коридор… Подруга, я подзалетела!
— Я чуть не упала, когда ты позвонила вчера. А может, этот футболист всё наврал? И Альфонс безупречен, как алмаз. Гранёный, конечно.
— Кабы! Всё оказалось правдой. Теперь, подруга, мои дела хуже некуда.
— Ты же хотела ребёнка. И рожай!
— Только не от этого типа. Мерзко от одной только мысли: во мне, — она поднесла к животу ладонь и тут же отдёрнула её, точно обожглась, — там его часть, клетки, гены этого подонка.
Эта тема не предназначалась чужим ушам, Фаянсов деликатно отретировался в сторону. Но с той поры он не сводил глаз с Эвридики, опасаясь, как бы она не отчебучила какую-нибудь глупость, встречал помрежа возле проходной, сопровождал до дверей квартиры. Фокусировать за порог Пётр Николаевич себе по-прежнему не позволял, там начиналась её интимная жизнь. Дрейфовал на лестничной площадке, а если бы души нуждались во сне, наверное, и дремал бы прямо тут же под дверью, на половичке для ног.
— Сынок, она тебе не пара, — уже в который раз твердила мать.
— Мама, ты её плохо знаешь. И потом я теперь более чем взрослый, — шутливо напоминал Фаянсов.
Но в этот день он замешкался, не успел к подъезду и сразу перефокусировал к проходной, принялся ждать Эвридику там. Погода выдалась серой, моросил мелкий, но густой дождь. Студийцы пробегали, сутулясь под измокшими лоснящимися зонтами, вжимали головы в поднятые воротники курток и летних плащей. Мимо него протрусили все работники студии, даже приплёлся, отфыркиваясь, точно плывя в дождевой завесе, вечно опаздывающий редактор музыкальных передач, а помрежа Титовой всё не было и не было. «Неужели она пришла рано утром?» — удивился Пётр Николаевич, но обыскав все студийные комнаты, не нашёл её и там.