Страница 3 из 8
лась всего: сожалений и признаний, комплиментов
и подарков, поцелуев и провожаний. И успокоилась, стала обращать внимание на других мальчиков…
Короче, чуть не потеряла свою Любовь. Но вовремя
опомнилась, слава Богу.
В этом году мы будем праздновать сорок один год
со дня свадьбы, у нас трое детей и четыре внучки.
И мы до сих пор не надоели друг другу.
Письма Блока
В семье, в которой мне посчастливилось родиться, то и дело возникали невероятные события. Каждое
было особенным, но частота появления невероят-
ных событий явно превышала норму. Никогда такого
не было, и вот опять! Кажется, именно так однажды
выразился Виктор Черномырдин. История с письма-
ми Блока именно из этой серии.
Мой отец был не только единственным ребенком
у своих родителей, но и единственным любимым
племянником у тети Зои и дяди Левы, а это были
необычные люди. Тетя Зоя закончила Бестужевские
курсы в Петрограде, преподавала в нижегородском
педагогическом институте и была знаменита как ин-
теллектуалка и мудрая советчица.
Она водила дружбу с известными личностями
в Москве, Ленинграде, Горьком. Дядя Лева носил
фамилию Поливанов, он был сыном основателя мо-
сковской Поливановской гимназии, где сидел за од-
ной партой с будущим чемпионом мира по шахматам
Алехиным.
НИНА ЗВЕРЕВА 16
Всю жизнь он преподавал высшую математику
в Горьковском политехническом институте, но мог
преподавать и игру на фортепиано, так как посе-
щал курсы в Московской консерватории и играл
прекрасно. Он оказался в Горьком исключительно
из-за сумасшедшей любви к женщине, которая была
на двадцать лет старше его. До последнего своего
дня он любил ее и говорил только о ней. Зоя Вла-
димировна Зверева умерла в 1956 году, мне было
только четыре года, но я прекрасно помню, как мы
с братом боялись ее, особенно когда во время тра-
диционного семейного обеда она басом говорила: «Дети, под стол!»
Может быть, это была шутка, но мы пугались и ре-
ально залезали под стол, хотя наша смелая мама пы-
талась отстоять наше право на свободное поведение.
Сама мама тоже ходила к тете Зое со страхом
и позднее рассказывала мне, что тысячу раз дава-
ла себе клятву не отвечать на ее жесткие вопросы, но как будто попадала под гипноз и рассказывала все
как на исповеди, а потом пугалась и мучилась.
Дядя Лева пережил свою жену на десять лет и каж-
дый день носил цветы на ее могилу. Иногда он загля-
дывал к нам на обед, приносил шоколадки, но казал-
ся совсем другим человеком, что-то в нем навсегда
погасло. Он отказывался садиться за инструмент —к великому нашему огорчению. После смерти дяди
Левы какие-то странные женщины, которые ухажи-
вали за ним в последние годы, растащили все ценно-
сти — картины, книги, драгоценности.
Мои родители никогда не претендовали на на-
следство и даже не думали об этом.
ПРЯМОЙ ЭФИР 17
И все же папе досталась папка с документами
и фотографиями, он сразу отдал ее маме, а мама по-
ложила в книжный шкаф, на самую нижнюю полку.
Так бы она там и лежала до сих пор, но однажды
мама решила устроить генеральную уборку и провоз-
гласила: «Разбираем каждую папку!»
Это случилось в начале лета 1971 года. Мама обна-
ружила в дяди-Левиной папке какие-то странные по-
желтевшие письма, написанные размашистым кра-
сивым почерком. Мама прочитала подпись под од-
ним письмом и громко крикнула:
— Нина, срочно иди сюда! Тут для тебя богатство!
Я полетела из кухни в комнату и увидела маму, которая сидела на полу, а вокруг были старые пись-
ма. Мы рассмотрели бумагу одного из писем на свет
и увидели особые водяные знаки. И красивую под-
пись под каждым листком: «Преданный Вам Алек-
сандр Блок». То есть это настоящие письма Блока!
Того самого поэта Александра Блока, стихи которого
я знала наизусть и очень любила!
Мы встречались с тобой на закате.
Ты веслом рассекала залив.
Я любил твое белое платье,
Утонченность мечты разлюбив…
Мама посмотрела мне в глаза и совершенно серь-
езно сказала:
— Ну вот. Теперь хотя бы понятно, почему ты
пошла на филологический!
Дело в том, что в нашей семье все были физика-
ми: отец, мама, брат, муж (мне было 19 лет, но я уже
НИНА ЗВЕРЕВА 18
была замужем), но я пошла в гуманитарный вуз, хотя
способности к математике и физике у меня всегда
были весьма высокими. Я окончила физико-матема-
тическую школу с хорошими оценками, но никогда
не хотела идти на радиофак или что-нибудь в этом
роде. Папа предлагал институт иностранных языков, но мне хотелось туда, где книги, литература, русский
язык, — в общем, филологический, и точка!
Далее события стали развиваться с невероятной
скоростью. Мама успела рассказать о своей находке
всего двум подругам, но уже на следующий день в на-
шей квартире звенел не переставая телефон — все
требовали письма Блока! Звонили строгим голосом
из разных газет, журналов и даже уважаемого ака-
демического издания «Литературное наследие». Нам
объясняли, что эти письма являются всенародным до-
стоянием и надо их немедленно отдать в государст-
венный архив. В некотором смятении я сложила пись-
ма в какой-то пакет и пошла советоваться с нашим
профессором русской литературы Георгием Василье-
вичем Красновым. Он пришел сначала в полный вос-
торг, а потом пришел в ярость — как только увидел, как небрежно хранятся письма в моем портфеле. Он
приподнимал их пинцетом, а между письмами поло-
жил тонкую папиросную бумагу. Затем он строго-на-
строго наказал мне не общаться ни с кем по телефону, а доверить все переговоры ему одному.
Уже наутро нам позвонили из «Литературной га-
зеты» и сразу сослались на профессора Краснова.
Звонила Алла Латынина — редактор рубрики «Архив
ЛГ». Она хотела поговорить именно со мной, и я дро-
жала от страха и нетерпения.
ПРЯМОЙ ЭФИР 19
Алла Николаевна спросила:
— Сколько вам лет?
Я гордо ответила:
— Девятнадцать.
Далее она поинтересовалась, на каком курсе
я учусь, и выяснила, что я только что окончила пер-
вый курс.
Следующий вопрос не застал меня врасплох: — Как вы оцениваете значение этих писем?
Я сообщила, что уже написала целую статью
про Блока и Зою Звереву, где привела самые интерес-
ные выдержки из писем.
Алла Николаевна взбодрилась и спросила:
— Сколько у вас получилось?
Этот вопрос тоже не заставил меня долго думать, не менее гордо я ответила:
— Шесть листов!
И тут трубка испуганно затихла. Это было так
неожиданно и страшно, что я перестала дышать.
Но через паузу вежливый спокойный голос кандида-
та философских наук Аллы Латыниной (кстати, мамы
известной журналистки Юлии Латыниной) уточнил: — Ниночка, вы имеете в виду печатные листы
или листы, напечатанные на машинке?
Я понятия не имела, что такое «печатный лист», и только по приезде в Москву узнала, что это 24 обыч-
ные страницы машинописного текста. Было от чего
удивиться! Далее все было как во сне: я надела са-
мый красивый мамин трикотажный костюм, сделала
прическу, села на поезд, приехала, попала под дождь, долго искала здание «Литературки» на Цветном буль-
варе, нашла, сообщила каждому встречному о том, НИНА ЗВЕРЕВА 20
что у меня в сумке настоящие письма Блока, после
чего одним из сотрудников редакции была отконво-
ирована в кабинет Аллы Николаевны.
Он привел меня и сказал:
— Алла, тут к тебе приехала милая девушка
из провинции.