Страница 8 из 8
Но речь не про меня, а про видение, которое воз-
никло перед нами через две недели учебы, когда нас
привезли в «Останкино» в молодежную редакцию ЦТ.
Видение было кудрявым, веселым, одевалось в клет-
чатые штаны и носило фамилию Сагалаев. Я не совру, если скажу, что это имя было у всех на устах в то вре-
мя в «Останкино». Шел 1976 год, и страна погрузи-
лась в глубокий застой, но было несколько «форто-
чек» (в том числе «Литературная газета» и молодеж-
ная редакция Центрального телевидения), которые
могли себе позволить иронию, юмор и даже сатиру.
В программе нашего обучения была экскурсия
по «Останкино» и встреча с молодежной редакцией
ЦТ, ради которой приехали многие мои коллеги.
В то время одной из самых популярных программ
была программа «Адреса молодых», и заветной
мечтой регионалов было попасть в эту программу.
Помню, мы приехали в «Останкино», покрутились
ПРЯМОЙ ЭФИР 45
по всем нескончаемым коридорам, подивились
на студии и монтажные, а затем нас отвели в кино-
зал. И мы стали с нетерпением ждать Сагалаева.
Это был тот момент, когда каждый из участников
семинара должен был представить на суд московско-
го жюри свою собственную работу, и нас специально
просили в письмах привезти работы для показа и об-
суждения.
Я была всю жизнь примерной ученицей и даже
не думала, что можно приехать «пустой», поэтому
взяла последнюю эфирную работу. Это была про-
грамма о разводах и о любви из цикла «Точка зре-
ния», продолжалась она целых 54 минуты, там было
много постановок с участием актеров, много экспер-
тов и была одна главная мысль: «Развод гораздо более
серьезный шаг, чем женитьба, и последствия развода
всегда непредсказуемы». Вела нашу программу ми-
ловидная женщина-юрист. Там было много пафоса, но в целом мы с режиссером Михаилом Марашом
вложили в эту программу много души, искренности
и сочувствия.
Сагалаев пришел через десять минут после назна-
ченного срока и сразу перешел к делу.
— Давайте смотреть работы.
Тут-то и выяснилось, что работа есть только одна, то есть моя. А другие люди вежливо старались объ-
яснить «объективные» причины, по которым они
не привезли видеозаписи. К слову сказать, работали
мы тогда на монтажных аппаратах из Новосибирска
под названием «Кадр», видеолента была широкой, тя-
желой. Монтировали ее при помощи ножниц и скотча, и мой груз на 54 минуты составлял не менее десяти
НИНА ЗВЕРЕВА 46
килограммов. Это был тот самый момент в моей жиз-
ни, когда я ощущала тяжесть каждой эфирной минуты
в прямом смысле этого слова.
— Ну, и кто первый? — весело спросил кудрявый
парень в клетчатых штанах.
Молчание было ему ответом. Наш куратор Галина
Никулина растерялась и поглядела на меня. Я не хо-
тела быть первой. За предыдущие две недели учебы
я уже хорошо поняла, что моя программа состоит
из одних ошибок и лучше бы ее никогда не показы-
вать ни зрителям, ни друзьям. Лучше забыть о том, что я делала раньше, и начать работать по-новому.
Но все взоры сошлись на мне, и Сагалаев, который
было приуныл, радостно спросил:
— Сколько минут? О чем программа?
Я ответила, что о разводах, и занимает она 54 ми-
нуты эфирного времени. Другие члены группы на-
чали активно предлагать Сагалаеву устные рассказы
о своих эфирных победах, но он был тверд и после-
дователен. Он сказал:
— Нет ничего более скучного, чем рассказы о те-
левизионных программах. Если вы их не привезли, значит, они совсем не так хороши, как вам хочется
думать.
Можете себе представить, как относились ко мне
и к моему бенефису участники группы после такого
резюме! Тяжелая пауза, полная тишина. И вот уже
на экране возникают первые титры и первые кадры
моей нижегородской программы.
Я всегда говорю своим ученикам, что важный мо-
мент учебы — это просмотр своей работы глазами
других людей. Но это очень тяжелый урок.
ПРЯМОЙ ЭФИР 47
Никогда не забуду просмотр программы «Точка
зрения» в «Останкино» в 1976 году, потому что это
был провал, позор, несчастье моей жизни. Уже на пя-
той минуте просмотра люди начали посмеиваться, перекидываться репликами. Я понимала, что они
правы, что синхроны тяжеловесны, постановки при-
митивны, а призывы пафосны и бессмысленны. Я го-
това была отдать полжизни за то, чтобы программа
закончилась раньше, или за то, чтобы пленка вдруг
перестала крутиться. Но пытка продолжалась, люди
откровенно веселились, Сагалаев молчал, и эти
54 минуты показались вечностью.
Прошли последние титры, включили свет. Сага-
лаев спросил зал:
— Как ваше впечатление?
Мои одногруппники, которые годились мне в отцы
и матери и на протяжение двух недель учебы демон-
стрировали свою симпатию, не скрывали скепсиса
и ехидства, радостно указывая на проколы в програм-
ме. Сагалаев слушал, ничего не говорил, что-то запи-
сывал в блокноте. Я сидела как мертвая. Казалось, уже
ничто не может возродить во мне жизнь — настолько
было больно, и ощущение позора поселилось в душе, не давало дышать, двигаться, думать. Я мечтала толь-
ко об одном — чтобы поскорее все закончилось. Это
было как стриптиз поневоле. Тебя раздели, а теперь
еще и обсуждают.
Когда высказались все участники семинара, Са-
галаев весело и ободряюще поглядел в мою сторону
и сказал:
— Вы знаете, я согласен со всем сказанным, но у меня остался только один вопрос, вернее два
НИНА ЗВЕРЕВА 48
вопроса. Первый: почему вы не привезли свои ра-
боты? Не потому ли, что не хотели стать предметом
обсуждения в профессиональной среде?
Он сделал паузу, а затем заметил:
— Молчание — знак согласия. А теперь второй
вопрос, совершенно конкретный: поднимите руки, кто в арсенале молодежной редакции имеет проекты
о любви и разводе? Кто? Поднимите руки!
Не было ни одной руки. И тогда он сказал: — Самое смешное, что я согласен со всеми ва-
шими замечаниями в адрес показанной программы, но в данной ситуации я считаю, что мы должны на-
градить аплодисментами тех людей, которые подни-
мают человеческие темы и не боятся выносить свои
работы на суд профессионалов. Только такие люди
могут добиться успеха.
Он зааплодировал, кто-то похлопал ему в такт.
Я готова была провалиться от стыда и от счастья. Та-
кое тоже бывает.
Ровно через два года именно Сагалаев потребовал, чтобы моя программа «Круглый стол вокруг станка»
на Всесоюзном фестивале молодежных программ
была переведена из разряда внеконкурсного просмо-
тра в разряд конкурсных программ. И я тогда получи-
ла звание лауреата Всесоюзного фестиваля молодеж-
ных программ, а мне было всего двадцать шесть лет.
Меня позвали работать на ЦТ, и Сагалаев даже
добился выделения квартиры в Москве, что было не-
возможно. Я отказалась и до сих пор не знаю, пра-
вильный ли это был поступок. Я испугалась за свою
семью, так как точно понимала, что я не умею жить
так, как живут москвичи. И еще мне очень не хоте-
ПРЯМОЙ ЭФИР 49
лось разочаровывать своего любимого нижегород-
ского зрителя.
Я стала собственным корреспондентом молодеж-
ной редакции Центрального телевидения. И привыч-
но ездила в Москву два-три раза в месяц, показы-
вая свои программы, сюжеты и получая то оплеуху, то комплимент.
Эдуард Сагалаев стал моим творческим идолом, учителем, другом. Его замечания, его веселая иро-
ния были эликсиром жизни. И когда он позвал меня
в 1985 году на работу в качестве корреспондента Все-
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.