Страница 39 из 52
Ну как после этого не скажешь: где белорус, там и цимбалы!
ВИДЗЫ[14]
(август, 1997)
Сведений о Видзах крайне мало. Лишь Хэдеман, польский писатель, Потрудился во благо этого городка. И вот что он сообщает…
В начале XV в. сын великого князя Кейстута Сигизмунт передал видзовские владения сразу трем семьям: Довгердам, Даугештам, Нарушам. Кроме того, часть Видзов находилась в постоянных владениях бискупских. Эта территория так и называлась «бискупский ключ».
Еще один ключ, тот, что находился в светских руках, менял хозяев достаточно часто. В начале XVI в. в Видзах хозяйничал знаменитый князь Альбрехт Гаштольд, владелец гераненского замка. Стародавние метрики сообщают, что имение Видзы было продано Альбрехту Мартиновичу Гаштольду и его супруге в 1524 г.
Позже, когда род Гаштольдов прекратил свое существование, имение перешло к Пацам. В 1685 г. Михаил Казимир Пац передал свои владения каноникам регулярным. Тогда, в XVII в., Станислав Нарушевич, прокуратор виленский, содержал здесь кальвинский молитвенный дом.
В XVIII в. быстро поднялись и стали владельцами чуть ли не всех земель повета Вавжецкие. Это была семья отважных людей, державших свою власть преимущественно с помощью сабли. Кроме обычных податей, Вавжецкие требовали со своих людей платить налоги порохом… Преданные католики, члены этой фамилии в 1754 г. помогли иезуитам, дав им деньги на строительство в городе резиденции представителям этого Ордена, а также — школы и костела для них. Резиденция самих Вавжецких находилась в прекрасном имении, которое называлось «Видзы-Ловчинские».
28 ноября 1812 г. в центре города произошла схватка между отступающими французами и казаками. В результате оказалось сожженными 116 домов.
Волею судьбы Видзы стали одним из немногих белорусских местечек, которые собрали в себе сразу несколько общин. При этом каждая имела свой религиозный центр. В 1818 г. здесь существовали и действовали: старообрядческая молебная, парафиальный костел, костел иезуитов, церковь каноников регулярных (на горе), две часовни православных, магометанская мечеть, синагога. При этих храмах существовали свои образовательные школы.
Название местечка, без сомнения, финно-угорское. По нему можно судить о времени возникновения этого поселения. Очевидно, что Видзам несколько тысячелетий. Слово «видзэ» по словарю коми, одной из групп так называемой финно-угорской народности, означает «луг, покос». Другими словами — это поселение на открытом, не занятом лесом берегу реки. Финно-угры связывали названия своих поселений с ландшафтом или с тем или иным преобладающим в том месте видом растительности, животных или рыб. Скажем, Сарья означает поселение на берегу реки, в которой изобилие плотвы и т. д.
Местечко располагается на берегу речки Маруги, около озера того же названия. Маруга — тоже слово финно-угорское.
Городок так и не получил магдебургского права. Но всегда считался достаточно знаменитым. Особенно в том, что касалось производства сельхозпродуктов. В прошлом веке главными предметами торговли здесь были: зерно, лен, свинина и домашняя птица. Скупленных на местном базаре свиней большими стадами гнали в Ригу. Птицу перевозили в клетках. Ежегодно одних только гусей здесь продавали до 100 тыс. штук.
Следует сказать, что базарные дни в Видзах устраивали по вторникам. Съезжались купцы из Германии и России. Кроме перечисленной продукции славились местные лошади — рабочие тяжеловозы. О силе и выносливости последних говорит хотя бы тот факт, что, в отличие от других мест, в Видзах все гужевые повозки запрягались одноконь…
В городе действовали три мельницы. Причем все паровые. Был цех обжига извести, несколько аптек и часовых мастерских.
В прошлом столетии и в начале нынешнего (при царе) здесь работали три общественные бани.
В небольшом очерке «Видзы» за 1895 г., изданном в Вильне, перечислены названия городских улиц, начинающихся от базарной площади: Виленская, Угорская, Солдатская, Двинская, Старая, Татарская, Козиная. В местечке имелось три площади: Базарная, Конский рынок и Солевой рынок. Многие улицы были вымощены булыжником.
Издавна Видзы славились своими серными источниками. С 1832 г. здесь действовал санаторий, в котором лечили от ревматизма. В виду того, что лечение стоило немалых денег, в нем лечились только обеспеченные — как правило, офицеры царской армии и их семейные.
Могила не примет той руки, которая поднялась на отца, могила не примет тех уст, которые проклинали мать, ибо земля глубоко презирает тех, которые не почитают своих родителей. (Соломон Людвиг Штейнгем, «Песни в изгнании»)
Стоит мне попасть на еврейское кладбище, как я проникаюсь глубочайшим любопытством. Множество, целое поле каменных плит, смотрящих надписями в одну сторону, обладает свойством тревожить фантазию. Начинаешь думать, сколько необычных судеб, своеобразных характеров поглотила в себе эта кладбищенская земля. Люди любили, страдали — и каждому в конце концов достался словно в подарок могильный камень, который уравнял урода и красавца, богатого и бедного, весельчака и меланхолика. Все сделались похожими! И даже по надписи, наполовину заимствованной из «Ветхого завета», уже не установишь настоящей правды. Между тем, так хочется удовлетворить интерес к народу, который составлял чуть не треть местного населения и который бесследно исчез, будто по этим местам прокатилась какая-то расовая чума.
Сначала я решил, что в Видзах два еврейских кладбища. Оказалось же, что просто новое кладбище перебралось на другой пригорок, потому что на старом уже не находилось места, где хоронить.
Скопление камней, «смотревших» в одну сторону, заставляло думать что это не глыбы, а целый народ — тысячу, десятки тысяч окаменевших, но все еще способных мыслить и чувствовать людей…
Конечно, не камни вызывали у меня любопытство — но быт, нравы, культура, само появление евреев на Беларуси и их исчезновение отсюда. Я представлял все это себе чудесным явлением, о котором мало что известно, но которое с лихвой выряжено в байки и преувеличения. Из огромной кучи россказней мне надлежало выбрать песчинки истины, чтобы хоть с какой-то достоверностью рассказать об этом народе, ибо настоящей правды здесь о нем уже не знал никто.
Местные всегда имеют что сообщить о евреях… «Ленты на руку и лоб накрутят, ходят задом и что-то горгочут. А если их прервут — начинают сначала.» «Иконы у них тоненькие, из жеребячьей кожечки. Поцелуют свой палец, коснуться такой иконы и начинают молиться.» «В судную ночь собирались в синагоге, обувь выставляли на входе. Утром, когда уходили, смотрели: чьей обуви нет — того хапун забрал.» В таких искаженных зарисовках было слишком злой иронии, хотя они тоже давали представление об обычаях евреев.
И все же куда весомее сообщения Арона Скира, автора книги о белорусских евреях. Вот несколько сведений из этой книги о еврейской субботе:
«Как бы ни был еврей подавлен нищетой, приготовление к субботе и сама суббота приносили ему блаженство.
В пятницу, к заходу солнца, в домах все было начищено, все умыты и одеты во все лучшее.
После ужина все шли с женами и старшими детьми в синагогу послушать раввина с его интересными притчами.
Утром в субботу в синагоге громко читается очередная глава Торы и соответствующая глава из Пророка с пояснениями раввина. Субботний обед завершается вкусным сладким кугалом. Затем субботний сон. После сна — чай с вареньем и печеньем.
В субботу все еврейские магазины и мастерские закрывались. Дух покоя опускался на город или местечко. Казалось, что и деревья, и дома, и птицы — все отдыхают.»
14
Главы для данного раздела взяты из моей книги «Путешествие в Сарью» (1999).