Страница 22 из 40
— К примеру, история с великолепным букетом роз, когда мы впервые встретились. Мой человек справлялся у торговца цветами, но тот ничего не слышал о такой купле-перепродаже, как вы мне объясняли.
— Он врет, потому что струсил.
— Он не врет и не боится. А ближе к истине такой расклад: те пять шиллингов, что дал вам Финниган, чтобы вы купили букет и передали Гилен, вы истратили на виски. Затем вы задаром купили розы на могиле старого Джерома и продали букет, доставшийся вам бесплатно, мне за десять шиллингов. Любой нормальный человек скажет, что это настоящее свинство.
— Так вот, вы скажите это и ступайте своей дорогой; не мешайте мне работать.
Дьюит бросил несколько мелких камешков в яму. Когда один из них попал в человеческую кость, он спросил:
— Кто это был, О'Гвинн?
— Кто «кто»? Что? О чем вы спрашиваете?
Дьюит бросил еще один камешек вниз.
— Имейте в виду, вторая из этих девушек — они обе теперь лежат в гробах — могла не умереть, если бы вы не вознамерились сколотить себе капиталец, наблюдая за скалами, прозванными Зубьями Дьявола. Я говорю «сколотить капиталец», и это мягко сказано. Могу еще добавить, что вы старый гнусный негодяй, который путем вымогательства и шантажа препятствует раскрытию преступления и тем самым позволяет убийце продолжать свое черное дело. Вы можете меня дурачить насчет, — тут Дьюит снова бросил камешек, — пустых черепов и краденых букетов, но не вздумайте валять дурака, когда речь идет о человеческой жизни. Гибель Лайны на вашей совести, и если вы сейчас не сознаетесь, то я позабочусь о том, чтобы остаток своей жизни вы скоротали в тюрьме, и это так же верно, как то, что вы сейчас сидите в чужой могиле.
Но О'Гвинн не собирался делать признание. Он злобно поглядел на Дьюита, который, вдруг разозлившись, швырнул ему горсть гравия в лицо.
Старик схватился за лопату, чтобы ударить противника. Дьюит выхватил лопату у него из рук, но при этом невольно или умышленно сдвинул слой лежавшего песка, который посыпался вниз, и О'Гвинн оказался по колено в песке.
Выражение лица Дьюита было так страшно, что старик в ужасе забормотал, что все эти обвинения — ложь, что он никогда не собирался никого шантажировать, что все вышло совершенно случайно.
— Кто был там? — выдавил Дьюит сквозь зубы.
— Я не видел… Я не мог видеть. Был густой туман и дождь…
Дьюит снова столкнул лопатой часть песка, и теперь О'Гвинна засыпало песком еще больше.
— Если вы сейчас не заговорите, — пригрозил Дьюит, — то я засыплю могилу и никто не догадается, что вы остались в ней. Подумают, что вы спьяну упали в море со скалы или просто удрали из Килдара. А через пятьдесят или даже через сто лет какой-нибудь ваш достойный последователь найдет ваш череп, отмоет в теплой воде с содой, отполирует восковой мастикой, а потом вставит будильник в лоб и украсит им свою тумбочку. А ваша гнилая душонка будет вечно смердеть, старый дурак! В последний раз спрашиваю, кто там был?
Дьюит не мог понять, отчего О'Гвинн так упрямится, но ясно стало одно: старик не так боялся смерти, как ответа на вопрос. Ничего с ним таким путем не сделаешь. Бешенство Дьюита утихло так же внезапно, как вспыхнуло. Он отшвырнул лопату, снова уселся на песок и рассмеялся, глядя, как О'Гвинн, словно огромное насекомое, пытается разгрести песок и высвободиться, изрыгая ужасные проклятия.
— Если бы вы видели, какой вы смешной! Если бы тут были дети, они порадовались бы и спросили: «А что дедушка делает там внизу?»
— Чертов сыщик, тысячу проклятий на твою голову! Вот вылезу и раздроблю тебе кости, задушу и глаза вырву, — хрипел могильщик.
— А вы и правда кровожадный, — издевался Дьюит. — Пожалуй, моя прямая обязанность позаботиться о том, чтобы из этой ямы вы попали прямиком в другую.
— Вы, вы, вы… — О'Гвинн задыхался. Внезапно он начал хрипло смеяться, лицо его смягчилось, и в каждой морщинке притаилось веселье. — Черт побери, вы же как бешеный пес! — воскликнул он, а когда ему удалось наконец вытащить ногу, оставив в песке башмак, он стал шевелить пальцами, которые уже затекли, а затем принялся выкапывать башмак из песка. — Что мне за дело до ваших убийств! Таких, как я, которые надрываются за полтора фунта в месяц, волнует, как бы прожить. Вот, посмотрите, дыра на носке больше, чем сам носок…
— Это-то я давно вижу, — посочувствовал Дьюит и достал бумажник. — Сколько вы зарабатываете в месяц?
— Ну, это же только дополнительный приработок, церковный приход считает, что я занят всего пару часов в неделю…
— Не лгите, О'Гвинн. Сами себе вредите.
— Ну, получается на самом деле полтора фунта. Только в марте и апреле, когда с наступлением весны Господь прибирает чахоточных, я получаю два фунта. Но и то не каждый год.
— Ладно, два фунта в месяц, то есть двадцать четыре в год. — Дьюит вынул из бумажника несколько банкнот и показал О'Гвинну. — Вот вам ваш заработок за целый год, а могло быть и больше, если бы вы не старались меня надуть. А теперь ответьте мне, кто это был?
— Пятьдесят фунтов, и тогда я рискну ответить на этот трудный вопрос.
Дьюит спрятал деньги.
— Ладно, до следующей встречи. Пока.
Не успел он отойти и на несколько шагов, как старик прокричал ему из ямы, чтобы он вернулся. Ведь бедному ирландцу не дано отстаивать свои права, он вынужден продавать за гроши даже то, что для него свято.
— Кто это был? — Дьюит едва успел произнести свой вопрос, как О'Гвинн уже тщательно спрятал деньги во внутренний карман куртки.
— Этого я вам не скажу. Но покажу кое-что, если пойдете со мной. Стоит посмотреть, а выводы вы сумеете сделать сами.
Дьюит помог старику вылезти из ямы, и они пошли к сараю, где О'Гвинн держал инструменты. Он открыл ящик, вытащил сначала пару мешков, а потом — Дьюит даже прищелкнул языком — жесткую театральную маску на палочке. Дьюит сразу вспомнил о мистерии в богадельне, а когда получше рассмотрел находку, смог бы поклясться, что именно эту маску архангела держал в руке старый актер. Черты лица были благообразны и излучали доброту.
— Где вы ее нашли?
— У скал, недалеко от входа в потайной лаз.
— А кто в ней был?
— Вот этого-то я как раз и не знаю, — проворчал О'Гвинн. — Если бы я знал это, то взял бы с вас не эти несколько фунтов, а вдесятеро больше, помоги мне Бог!
По его печальной физиономии видно было, что он говорит правду.
— Ну хоть что-нибудь вы разглядели, даже если было совсем темно? Кто прокрадывался в лаз? Был ли это мужчина или женщина? Быстро ли двигался этот человек? Или с трудом?
— Нет, не мужчина. С трудом ли двигалась? Да нет, вовсе наоборот! Она прыгала по скалам, как серна.
— Вы увидели ее, когда она вышла из тайника?
— Да. Я пытался ее догнать, но нечего было и думать.
— А вы предполагаете, кто бы это мог быть?
— Предполагаю… то же, что и вы, — О'Гвинн явно уклонился от ответа. — Но что толку, если нет никаких доказательств? А их нет. Я уже везде поразведал, а прежде всего в богадельне, где у меня есть знакомый садовник. Но никто этой женщины там не видел. И все-таки я попытался что-нибудь выведать в подземном ходе, но зря старался. Залез туда, да сразу и вылез. Ничего там не было, совсем ничего.
— А что она хотела тайком найти в доме?
— Что же еще кроме завещания? В первый раз она поспорила с Энн, а во второй — с Лайной. Только она одна и знает, что произошло в этих древних стенах, а больше никто. Но даже самый ловкий судья не выудит из нее ни одного слова, так что все останется, как в мистерии.
Дьюит спрятал маску под пиджак.
— Не знаю, умеете ли вы молчать, О'Гвинн, но если не проболтаетесь, то будете получать от меня по пять шиллингов в день. Помните об этом, особенно после третьего стаканчика.
Выйдя с кладбища, Дьюит выбрал дорогу в сторону старой гавани. Он прошел мимо гостиницы, свернул на тропинку к Зубьям Дьявола и присел там на валун. Дул сильный ветер, однако было тепло. Из-за мыса появился парусник и пересек бухту, борясь с волнами. После него очень долго ничего не появлялось — ни корабля, ни лодки. Крики чаек приглушенно звучали в тумане, и весь мир казался заброшенным и опустевшим, а природа с величественным равнодушием взирала на человеческие страдания, заботы, опасения, надежды или радости.